Школа и ее порядки дали Гарри ощущение сопричастности и цели существования. Дисциплина была суровая, но у него не возникало желания нарушать правила, и он редко получал выговоры, тем более наказание палкой. Он успевал по большинству предметов, особенно по французскому и латыни, языки давались ему легко. Спортивные занятия тоже доставляли удовольствие, больше других нравился крикет с его размеренностью. В последний год учебы Гарри был капитаном юношеской команды.
Иногда он в одиночестве прогуливался по главному холлу, где висели фотографии выпускников каждого года, останавливался и разглядывал снимок 1902-го, с которого на него из двойного ряда стоящих в задеревенелых позах старшеклассников в шапках с кисточками смотрело мальчишеское лицо отца. Тогда он поворачивался к доске за сценой в память о павших в Первой мировой, имена были выбиты золотыми буквами. Читая имя отца, он ощущал, как слезы пощипывают глаза, и быстро смахивал их, чтобы никто не увидел.
В 1925 году, когда в школу поступил Сэнди Форсайт, Гарри перешел в четвертый класс. Хотя мальчики по-прежнему спали в большой общей спальне, с прошлого года у них появились кабинеты для занятий. Ребята размещались по двое-трое в маленьких комнатах с древними стульями и исцарапанными столами. Друзьями Гарри были в основном тихие серьезные ребята, он с удовольствием делил кабинет с Берни Пайпером, одним из тех, кто учился на стипендию.
Пайпер вошел с дороги, не распаковав вещей, и весело бросил:
вет, Бретт. Чую, мне мириться с запахом твоих носков еще год.
Отец Берни был бакалейщик в Ист-Энде, и его сын, когда прибыл в Руквуд, говорил как истинный кокни. Постепенно его прононс изменился и стал ближе к протяжному выговору высшего класса, как у остальных, но лондонская гнусавость всегда поначалу давала о себе знать, когда он возвращался в школу после каникул.
Хорошо отдохнул?
Немного скучал. Дядя Джеймс почти все время болел. Рад, что вернулся.
Надо было тебе побатрачить в лабазе моего отца, тогда б узнал, что такое скука.
В дверях появился еще один тип крепко сбитый парнишка с черными волосами. Он поставил на пол дорогой с виду чемодан и с высокомерной отрешенностью прислонился к дверному косяку.
Гарри Бретт? спросил он.
Да.
Я Сэнди Форсайт. Новичок. Я в этом кабинете.
Он подтащил к себе чемодан и стоял, глядя на них. Большие карие глаза смотрели пристально, и было в его лице что-то тяжелое.
Ты откуда? поинтересовался Берни.
Брейлдон. В Хартфордшире. Слышал о таком?
Да, сказал Гарри. Вроде хорошая школа.
Ага. Так говорят.
Тут неплохо.
Правда? Я слышал, дисциплина строгая.
Отходят палкой, только тебя завидят, согласился Берни.
А ты откуда? спросил Форсайт.
Уоппинг, гордо ответил Берни. Я из тех работяг, которых допускает к себе правящий класс.
В прошлом семестре Берни, ко всеобщему неодобрению, называл себя социалистом. Форсайт вскинул брови:
Могу поспорить, ты вписался гораздо лучше меня.
О чем ты?
Я вроде как плохой парень.
Новичок достал из кармана пачку «Голд флейк» и вытянул из нее сигарету. Берни и Гарри посмотрели на открытую дверь.
В кабинетах нельзя курить, быстро проговорил Гарри.
Мы можем закрыть дверь. Хочешь сигарету?
Берни засмеялся:
Тебя поколотят палкой за курение в здании. Это того не стоит.
Ладно. Форсайт широко улыбнулся Берни, обнажая крупные желтые зубы. Значит, ты красный?
Я социалист, если ты это имеешь в виду.
Новичок пожал плечами:
У нас в Брейлдоне был дискуссионный клуб. В прошлом году один из учеников пятого года выступал за коммунизм. Было довольно шумно. Он хохотнул.
Берни хмыкнул и посмотрел на него с неприязнью.
Я хотел возглавить дебаты в защиту атеизма, продолжил мысль Форсайт. Но мне не позволили. Потому что мой отец епископ. Куда здесь ходят курить?
За спортзал, холодно ответил Берни.
Тогда ладно. Увидимся позже.
Форсайт встал и вальяжной походкой вышел из кабинета.
Придурок, буркнул Берни, когда новичок удалился.
Позже в тот же день Гарри впервые попросили шпионить за Сэнди. Он сидел один в кабинете, когда появился шестерка с сообщением, что мистер Тейлор хочет его видеть.
В том году Тейлор был руководителем их класса. Он имел репутацию сурового борца за дисциплину, и младшие ученики благоговели перед ним. Видя его высокую худую фигуру, шагающую через двор, его привычное строгое выражение лица, Гарри вспоминал тот день, когда Тейлор приехал в дом к дяде Джеймсу. С тех пор они почти не разговаривали.
Мистер Тейлор находился в своем кабинете, комфортабельной комнате с коврами и портретами прежних директоров на стенах; он чтил историю школы. Большой стол был завален работами учеников, сданными на проверку. Учитель стоял рядом со столом в черной мантии и перебирал бумаги:
А-а-а Бретт.
Тон у него был сердечный, он махнул длинной рукой, приглашая Гарри войти. Тот остановился перед столом, заложив руки за спину, как полагалось делать. Волосы у Тейлора быстро редели, вдовий мысок теперь превратился в клочок черных волос на круглой лысине.
Хорошо провели каникулы? Тетя и дядя в порядке?
Да, сэр.
Мистер Тейлор кивнул:
Вы в этом году в моем классе. О вас хорошо отзываются, и я рассчитываю на ваш успех.
Спасибо, сэр.
Учитель снова кивнул:
Я хотел поговорить с вами о кабинетах. Мы определили в ваш вместо Пайпера нового ученика. Форсайта. Вы с ним уже познакомились?
Да, сэр. Кажется, Пайпер не знает.
Ему сообщат. Как вам показался Форсайт?
Нормально, сэр, нейтрально ответил Гарри.
Вы слышали о его отце, епископе?
Он упоминал его.
Форсайт прибыл к нам из Брейлдона. Его родители решили, что Руквуд с его репутацией э-э-э в плане дисциплины лучше ему подходит. Тейлор благожелательно улыбнулся, и на его впалых щеках появились глубокие складки. Я говорю с вами доверительно. Вы серьезный молодой человек, Бретт. Мы считаем, когда-нибудь вы прекрасно себя проявите. Присматривайте за Форсайтом, хорошо? Он помолчал. Не давайте ему сбиться с пути.
Гарри быстро глянул на мистера Тейлора. Это было странное замечание одна из тех заученных двусмысленностей, которые учителя использовали все чаще по мере взросления учеников, ожидая, что те все поймут. Официально не одобрялось, чтобы мальчики ябедничали, но Гарри знал, что у многих учителей есть «свои люди», информаторы, среди учеников. Не на это ли намекает Тейлор? Просьба вызвала у него инстинктивное отвращение, от одной мысли стало тошно.
Я, конечно же, покажу ему тут все, сэр, осторожно ответил Гарри.
Тейлор пристально посмотрел на него:
И дайте мне знать, если возникнут проблемы. Просто шепните потихоньку. Мы хотим помочь Форсайту развиваться в правильном направлении. Это важно для его отца.
Тут уже сомнений у Гарри не осталось. Он ничего не сказал. Мистер Тейлор слегка нахмурился.
Потом случилось невероятное. Краем глаза Гарри приметил, как на учительском столе среди бумаг закопошилось что-то маленькое. Тейлор вдруг вскрикнул и отскочил. К изумлению Гарри, он весь скривился и отвел глаза от толстого домового паука, который семенил по сукну. Восьминогий гость остановился на учебнике латыни и замер.
Тейлор повернулся к Гарри. Лицо у него покраснело. Он на миг метнул взгляд в сторону стола и тут же отвел глаза с содроганием:
Бретт, уберите эту тварь! Прошу вас! В голосе учителя звучала мольба.
Гарри удивился, но послушно вынул платок и потянулся к пауку, взял его и спокойно держал в руке.
Ах, благодарю вас, Бретт. Тейлор сглотнул. Я ах В наших кабинетах не должно быть таких э-э-э арахнид. Они распространяют болезни. Убейте его, пожалуйста, убейте.
Гарри замялся, потом раздавил паука между большим и указательным пальцем. Раздался едва слышный щелчок, отчего мальчик поморщился.
Теперь избавьтесь от него.
Мгновение глаза Тейлора за пенсне в золотой оправе казались почти безумными.
И никому не говорите об этом. Вы поняли? Можете идти, сухо добавил он.
В доме Уилла суп на столе был консервированный, в нем плавали тяжелые водянистые овощи. Подавая его, Мюриэль извинялась:
У меня не было времени готовить, простите. Конечно, теперь никто не помогает мне по хозяйству. Приходится самой стряпать, следить за детьми, продовольственными книжками, за всем.
Она откинула с лица выбившуюся прядь и с вызовом взглянула на Гарри. Дети Уилла и Мюриэль, худенький темноволосый девятилетний мальчик и маленькая шестилетняя девочка, с интересом наблюдали за ним.
Должно быть, это нелегко, серьезно ответил Гарри. Но суп вкусный.
Он восхитительный! провозгласил малыш Рональд.
Его мать вздохнула. Гарри не понимал, зачем Мюриэль завела детей вероятно, считала, что так нужно.
Как работа? спросил он кузена, чтобы нарушить тишину.
Уилл был сотрудником МИДа из отдела Ближнего Востока. Глаза его из-за толстых стекол очков глядели озабоченно.
Могут быть проблемы в Персии, шах склоняется к Гитлеру. Как прошла твоя встреча? спросил Уилл с преувеличенной небрежностью.
Несколько дней назад он позвонил Гарри и сказал, что какие-то люди связались с МИДом, поговорили с ним и пообещали связаться с Гарри, но сам не знал, о чем пойдет речь. По тому, как Уилл вел себя сейчас, Гарри догадался, что кузен понимает, кто были «эти люди». Он даже подумал: вдруг Уилл упомянул в своей конторе двоюродного брата, который учился в Руквуде и владеет испанским, а кто-нибудь передал информацию сотрудникам Джебба. Или где-то существует огромная система досье на граждан, с которой сверяются шпионы?
Гарри едва не выпалил, что они хотят отправить его в Мадрид, но вспомнил, что должен молчать.
Похоже, у них есть для меня работа. Придется поехать за границу. Но дело секретное.
Неосторожное слово может стоить жизни, важно проговорила девочка.
Сиди тихо, Прю, оборвала ее Мюриэль. Ешь суп.
Гарри утешительно улыбнулся малышке:
Ничего опасного. Не как во Франции.
Вы убили много немцев во Франции? встрял Ронни.
Мюриэль со звоном положила ложку на тарелку:
Я говорила тебе не задавать подобных вопросов.
Нет, Ронни, сказал Гарри. А вот они убили много наших солдат.
Мы ведь отплатим им за это? И за бомбы?
Мюриэль тяжело вздохнула. Уилл повернулся к сыну:
Ронни, я говорил тебе, что встречался с Риббентропом?
Вау! Ты видел его? Надо было его убить!
Мы тогда еще не воевали, Ронни. Он был просто послом Германии. И всегда говорил не то, что надо. Брикендроп[2], так мы называли его.
Какой он?
Глупый. Его сын учился в Итоне. Однажды Риббентроп приехал навестить его в школу, остановился во дворе, поднял руку и закричал: «Хайль Гитлер!»
Фу! сказал Ронни. Это не сошло бы ему в Руквуде. Я хочу поехать в Руквуд в следующем году. Вы знали об этом, дядя Гарри?
Если мы сможем позволить себе плату, Ронни, тогда посмотрим.
И если Руквуд уцелеет, вдруг сказала Мюриэль. Если его не реквизируют и не взорвут.
Гарри с Уиллом уставились на нее. Она вытерла рот платком и встала:
Пойду принесу стейки. А то они засохнут, пока стоят под грилем. Она взглянула на мужа. Чем займемся вечером?
В убежище не пойдем, если не завоют сирены, ответил тот.
Мюриэль вышла из комнаты. Прю напряглась. Гарри заметил, как крепко девочка сжала медвежонка, сидевшего у нее на коленях. Уилл вздохнул:
Когда начались налеты, мы стали спускаться в бомбоубежище после обеда. Но некоторые люди там ну они немного простоваты, и Мюриэль их не любит, да и вообще там неуютно. Прю пугается. Мы остаемся дома, пока не подаст голос Воющий Винни. Он снова вздохнул и посмотрел через французское окно в сад позади дома: сумерки сгущались, переходя в ночь, вставала яркая полная луна. Это луна бомбардировщиков. Ты иди, если хочешь.
Ничего, отозвался Гарри. Я останусь с вами.
Деревня его дяди располагалась на пути бомбардировщиков от Ла-Манша к Лондону. Сирены часто включались, когда над ней пролетали самолеты, но у немцев была другая цель. Гарри ненавидел кружащийся рев Воющего Винни. Он напоминал ему звук пикирующих бомбардировщиков: когда он впервые приехал домой после Дюнкерка, то скрежетал зубами и сжимал кулаки, так что пальцы белели, пока не прекращался вой сирен.
Если ночью будет налет, мы встанем и пойдем в убежище, сказал Уилл. Оно сразу за дорогой.
Да, я видел.
Это нелегко. Десять дней бомбежек страшно нас вымотали, и бог знает сколько еще это будет продолжаться. Мюриэль подумывает, не увезти ли детей в деревню.
Уилл встал и задернул плотные шторы. В кухне что-то разбилось, последовал сердитый крик.
Пойду помогу Мюриэль, сказал Уилл и поспешно вышел.
Сирены завыли в час ночи. Сначала в Вестминстере, потом захватили другие районы; стонущий рев рябью разносился по окраинам. Гарри очнулся от сна, в котором бежал по улицам Мадрида, перескакивал из бара в магазин, из магазина в бар, спрашивал, видел ли кто-нибудь его друга Берни, но говорил по-английски, а не по-испански, и никто не понимал его. Он подпрыгнул и мигом оделся армейская наука. Голова работала ясно, никакой паники. Гарри удивился, почему во сне искал Берни, а не Сэнди. В десять звонили из МИДа, дали адрес в Суррее и попросили явиться туда завтра.
Гарри чуть приоткрыл штору. Темные человеческие фигуры в свете луны перебегали дорогу и прятались в укрытие. Огромный прожектор пронзал лучом небо, на сколько хватало глаз.
Спустившись, Гарри увидел, что свет в холле зажжен и там стоит Ронни, в пижаме и халате.
Прю плачет, сказал он. Она не хочет идти.
Мальчик посмотрел на открытую дверь родительской спальни. Оттуда доносилось громкое испуганное всхлипывание ребенка.
Даже сейчас, при вое сирен, Гарри не хотелось вторгаться в спальню Уилла и Мюриэль, но он заставил себя войти. Они оба тоже были в халатах. Мюриэль сидела на постели, волосы накручены на бигуди. Она качала на руках плачущую дочь и утешительно сюсюкала. Гарри даже не думал, что она способна на такую мягкость. В опущенной руке малышка сжимала медвежонка. Уилл стоял и неуверенно смотрел на жену и дочь, его жидкие волосы вздыбились, очки косо сидели на носу, он казался самым растрепанным. Сирена не смолкала. Гарри ощутил дрожь в ногах.
Нам нужно идти, быстро сказал он.
Мюриэль подняла взгляд:
Кто, черт побери, тебя спрашивал?!
Прю не хочет идти в укрытие, тихо объяснил Уилл.
Там темно, сквозь плач проговорила девочка. Там так темно, пожалуйста, разрешите мне остаться дома!
Гарри подошел и взял Мюриэль за костлявый локоть. Так сделал капрал на пляже, после того как разорвалась бомба, взял Гарри за локоть и мягко проводил в лодку. Мюриэль изумленно поглядела на него.
Нам пора идти. Бомбардировщики на подходе. Уилл, нужно их поднять.
Кузен взял жену за другую руку, и они осторожно поставили ее на ноги. Прю спрятала лицо на груди матери, все всхлипывая и крепко сжимая в руках медвежонка. Его стеклянные глаза глупо вылупились на Гарри.
Хорошо-хорошо, я сама пойду, резко сказала Мюриэль.
Мужчины отпустили ее. Ронни затопал вниз по лестнице, остальные пошли следом. Мальчик выключил свет и открыл входную дверь.
Странно ночью в Лондоне, не освещенном уличными фонарями. Снаружи уже никого не было, впереди за дорогой в свете луны вырисовывались очертания убежища. Вдалеке слышались выстрелы зенитных орудий и чего-то еще, низкое тяжелое гудение доносилось с юга.
Черт, они летят сюда! Уилл вдруг растерялся. Но они ведь летят к докам, к докам.
Может, сбились с курса, отозвался Гарри.
«Или хотят ударить по гражданским для острастки», подумал он.