Ноги у него перестали трястись. Нужно было взять ответственность на себя.
Пошли! скомандовал он. Переходим дорогу.
Они побежали, но Мюриэль не поспевала, двигаясь медленно из-за дочки. Посреди дороги Уилл развернулся, чтобы помочь ей, поскользнулся и с криком упал. Ронни, бежавший впереди, замер и оглянулся.
Уилл, вставай! истерически завопила Мюриэль.
Он попытался подняться, но шлепнулся на спину. Прю, не выпускавшая из рук медвежонка, громко заплакала. Гарри присел рядом с Уиллом.
Я подвернул лодыжку, сказал тот, его лицо было искажено болью и страхом. Оставь меня, отведи их в укрытие.
За спиной у Гарри стояла Мюриэль с оравшей во все горло Прю на руках. Жена Уилла изрыгала проклятия, каких Гарри не ожидал от нее услышать:
Чертов гребаный ублюдок этот Гитлер, о боже правый!
Сирены все завывали. Самолеты были почти над головой. Гарри услышал нарастающий визг бомб, а затем внезапный громкий удар. В нескольких улицах от них взметнулась яркая вспышка, его халат на миг обдало жаром. Это было так похоже на Дюнкерк. Ноги снова затряслись, во рту появился сухой едкий привкус, но в голове сохранялась ясность. Нужно поднять Уилла.
Снова раздались визг, грохот, на этот раз ближе, земля вздрогнула от взрывов. Мюриэль перестала ругаться и замерла на месте с широко открытыми глазами и разинутым ртом. Она согнула худое, одетое в халат тело, чтобы прикрыть плачущую дочь. Гарри взял ее за плечо, заглянул в испуганные глаза, заговорил медленно и отчетливо:
Ты должна увести Прю в укрытие, Мюриэль. Ну же. Видишь, там Ронни, он не знает, что делать. Ты должна увести их внутрь. Я приведу Уилла.
Глаза Мюриэль ожили. Она не сказала ни слова, развернулась и быстро пошла к убежищу, протягивая свободную руку Ронни. Гарри наклонился и взял Уилла под локоть:
Давай, старик, поднимайся. Поставь на землю здоровую ногу, обопрись на нее.
Он поднял кузена, и тут снова раздался оглушительный грохот, уже совсем рядом, на соседней улице. Новая желтая вспышка и ударная волна едва не сбила их обоих с ног, но Гарри, обхватив рукой Уилла, умудрился поддержать его. В больном ухе теперь давило и ныло. Уилл привалился к брату и поскакал на здоровой ноге, улыбаясь сквозь сжатые зубы.
Только не вздумай взлететь на воздух, сказал он, разведчики придут в ярость!
«Значит, он догадался, кто приглашал меня на работу», подумал Гарри.
Упало еще несколько бомб, желтые вспышки освещали дорогу, но теперь они, похоже, удалялись.
Кто-то следил за Гарри и Уиллом из укрытия, держа дверь чуть приоткрытой. К ним протянулись чьи-то руки, подхватили Уилла, и Гарри вместе со своим раненым кузеном ввалился в набитую людьми темноту. Гарри проводили к месту, где можно было сесть. Он оказался рядом с Мюриэль. В темноте различал ее худую фигурку, склонившуюся над Прю. Девочка всхлипывала. Ронни тоже прижался к матери.
Прости, Гарри, тихо сказала она. Я просто не могу больше этого выносить. Мои дети Каждый день я думаю о том, что может с ними случиться. Все время, все время.
Ничего, ответил он. Это ничего.
Прости, я расклеилась. Ты нам помог.
Она подняла руку, хотела погладить Гарри по плечу, но опустила ее, будто ей это было не по силам.
Гарри прислонил гудящую голову к шершавой бетонной стене. Он помог им, взял ситуацию под контроль, он не развалился на куски, как несколько месяцев назад.
Он помнил, как впервые увидел пляж в Дюнкерке, как шел по песчаной дюне, а потом показались бесконечные черные колонны людей, змеями уходившие в усеянную кораблями воду. Суда были самые разные рядом с прогулочным пароходом качался на волнах минный тральщик. Некоторые, подбитые, дымились, над головой ревели немецкие бомбардировщики, с пронзительным воем пикировали и сбрасывали бомбы на корабли и на людей. Бегство происходило так быстро, так хаотично, ужас и стыд были почти невыносимы. Гарри приказали построить людей на пляже для эвакуации. Сидя в бомбоубежище, он снова ощутил тупое чувство стыда, охватившее его тогда, осознание полного поражения.
Мюриэль что-то пробормотала. Она сидела со стороны его глуховатого уха, и Гарри повернулся к ней:
Что?
Как ты? Тебя всего трясет. В ее голосе слышалась дрожь.
Гарри открыл глаза. В полумраке тут и там светились красные огоньки сигарет. Люди сидели тихо, прислушивались к происходящему снаружи.
Да. Просто Все это напомнило мне эвакуацию.
Понимаю, тихо сказала Мюриэль.
Думаю, они улетели, произнес кто-то.
Дверь приоткрылась, и человек выглянул наружу. Поток свежего воздуха прорезал завесу запахов пота и мочи.
Ну и вонь тут, пробормотала Мюриэль. Вот почему я не люблю сюда ходить, не могу выносить этого.
Иногда люди не могут удержаться. Это от страха.
Да, наверное. Голос Мюриэль смягчился.
Гарри хотелось разглядеть ее лицо.
Все в порядке? спросил он.
Отлично, ответил Уилл, сидевший по другую руку от Мюриэль. Славная работа, Гарри. Спасибо, старик.
А солдаты тоже не могли удержаться? спросила Мюриэль. Во Франции? Там, наверное, было так страшно.
Да. Случалось.
Гарри припомнил запах, которым на него дохнуло, когда он приблизился к строю мужчин на пляже. Они не мылись много дней. В ушах у него прозвучал голос сержанта Томлинсона:
Нам повезло, теперь приходят маленькие корабли, и дело идет быстрее. А некоторые бедолаги проторчали тут три дня.
Сержант был крупный светловолосый мужчина с посеревшим от усталости лицом. Он кивнул в сторону моря и покачал головой:
Гляньте на этих глупых пидоров, щас они опрокинут лодку.
Гарри проследил за его взглядом до головы очереди. Люди там стояли по грудь в холодных водах Ла-Манша. Самые первые забивались в рыболовецкий шмак, который сильно кренился под их весом.
Нам лучше спуститься, заметил Гарри.
Томлинсон кивнул, и они зашагали по берегу. Рыбаки пытались увещевать лезущих на борт солдат.
Хорошо хоть что-то осталось от дисциплины, сказал Гарри.
Томлинсон повернулся к нему, однако ответ заглушил визг пикирующего бомбардировщика прямо над головой, который перекрывал более тонкий звук падающих бомб. Потом раздался рев, от которого у Гарри едва не лопнула голова, его оторвало от земли и засыпало фонтаном покрасневшего песка.
И он исчез, громко произнес Гарри. Остались одни ошметки. Куски.
Прости, что? озадаченно спросила Мюриэль.
Гарри зажмурился, пытаясь прогнать из головы картинку.
Ничего, Мюриэль. Все хорошо, прости.
Он почувствовал, как женщина нащупала и сжала его руку. Ладонь Мюриэль была жесткой, сухой, загрубевшей от работы. Гарри сморгнул слезы.
Сегодня мы ведь справились? спросил он.
Да, благодаря тебе.
Послышался переливчатый сигнал отбоя воздушной тревоги. Все бомбоубежище разом выдохнуло и расслабилось. Дверь открылась настежь, и в проеме на фоне звездного неба, подсвеченного заревом пожаров, нарисовалась фигура старшего по укрытию.
Народ, они улетели, сказал он. Можно расходиться по домам.
Глава 3
Самолет покинул Кройдон на заре. Гарри привезли сюда прямо из тренировочного центра Секретной разведывательной службы. Он еще ни разу в жизни не летал. Это был обычный гражданский рейс, которым перемещались к месту назначения английские и испанские бизнесмены. Они бойко переговаривались между собой, в основном о том, какие трудности создала война для торговли, пока самолет парил над Атлантикой, прежде чем повернуть на юг, огибая оккупированную немцами Францию. Гарри на миг испугался, когда самолет оторвался от земли, и вдруг понял, что железнодорожные пути внизу стали меньше, чем в игрушечном наборе Ронни. Однако это прошло, стоило им попасть в толщу облаков, залепивших иллюминатор серым туманом. Облака и монотонное гудение моторов ничего не менялось. Гарри откинулся на спинку кресла и стал думать о пройденном тренинге трех неделях занятий. А сегодня его посадили в машину и отвезли в аэропорт.
Наутро после бомбардировки Гарри доставили из Лондона в поместье в Суррее, где он и провел все это время. Как оно называлось и где оно находилось, он так никогда и не узнал. Викторианская краснокирпичная громада, особое расположение комнат, голые полы без ковров и какой-то трудноопределимый запах наводили Гарри на мысль, что здесь когда-то помещалась школа.
Занятия с ним проводили в основном довольно молодые люди. В них замечались некое нетерпение и азарт, быстрота реакции и энергия, благодаря которым они завладевали вниманием, приковывали к себе взгляды, перехватывали инициативу в беседе. Иногда они до странности напоминали Гарри неутомимых торгашей. Его обучали основам шпионажа: способам передачи информации, определения слежки, получения сообщения, если ты в бегах. Нет, с ним, конечно, ничего подобного не случится, заверяли наставники, он под дипломатической защитой, это полезный побочный продукт его прикрытия.
От общего перешли к частному: как вести себя с Сэнди Форсайтом. Ему предложили сыграть в ролевую игру, Сэнди изображал бывший полицейский из Кении. Подозрительный Сэнди сомневался в истории Гарри; пьяный и враждебный Сэнди спрашивал, за каким чертом явился сюда он, Бретт, и заявлял, что всегда его ненавидел; еще один Сэнди сам был шпионом, работал на фашистов.
Вы не знаете, как он на вас отреагирует, и должны быть готовы к любому развитию событий, сказал полисмен. Вам нужно подстраиваться под его настроение, понимать его мысли и чувства.
Свою историю ему следует излагать без малейшего противоречия, говорили они, так, что комар носа не подточит. Это не составляло труда. Гарри мог быть абсолютно честен, рассказывая о своей жизни до того момента, как Уилл принял телефонный звонок из МИДа. В качестве прикрытия выдумали объяснение мол, ему позвонили в поисках переводчика взамен работавшего в Мадриде сотрудника, которому внезапно пришлось уехать. Скоро он выучил все это назубок, но ему говорили, что все равно есть проблема. Не с лицом, а с голосом: в нем слышалась неуверенность, почти неохота, когда он рассказывал, почему приехал. Такой ловкач, каким казался Форсайт, мог сразу разгадать обман. Гарри работал над этим и через некоторое время удовлетворил своих наставников.
Разумеется, заметил полисмен, любую странность в тоне можно объяснить легкой тугоухостью, которая сказывается на голосе. Сыграйте на этом и расскажите о приступах паники после Дюнкерка.
Но это в прошлом, удивился Гарри, у меня давно не случалось приступов паники.
Но вы же помните, как это было? Сумели побороть их, но иногда ощущаете приближение этого неконтролируемого ужаса. Полисмен заглянул в лежавшую у него на коленях папку; у Гарри теперь имелось собственное досье в кожаной папке с красным крестом и надписью «секретно». Что ж, разыграйте это секундное замешательство, как будто делаете паузу, прежде чем спросить его о чем-то. Это пойдет вам на пользу. Даст время подумать, а в его голове закрепится идея, что вы инвалид и опасаться вас нечего.
Информация о приступах паники поступила Гарри это понял от одной странной женщины, которая как-то раз его опрашивала. Она не объяснила, чем занимается, но Гарри догадался, что эта особа психиатр. Ей тоже была присуща некая шпионская нетерпеливость. Ее голубые глаза смотрели так пронзительно, что Гарри на миг опешил. Женщина пожала ему руку и бодро предложила сесть за маленький стол.
Мне нужно задать вам несколько личных вопросов, Гарри. Могу я называть вас Гарри?
Да а
Мисс Кейн. Зовите меня мисс Кейн. Вы, кажется, вели правильную жизнь, Гарри. Не то что некоторые чудаки, которые у нас здесь появляются, могу вам сказать. Она засмеялась.
Полагаю, что да. Обычную жизнь.
Вы потеряли обоих родителей в очень юном возрасте, это наверняка было нелегко. Вас передавали от одних дяди с тетей к другим, а оттуда в пансион.
Гарри внезапно разозлился:
Мои дядя с тетей всегда были добры ко мне. И в школе мне нравилось. Это была частная школа Руквуд, а не пансион.
Мисс Кейн насмешливо взглянула на него:
Есть разница?
Да, есть. Гарри сам удивился внезапной горячности своего голоса. «Пансион» звучит так, будто вас там оставили, лишь бы отвязаться. Руквуд это частная школа, сообщество, оно формирует человека.
Мисс Кейн все еще улыбалась, но ответ ее был жесток:
И все же не так, как двое любящих родителей, согласны?
Гнев в сердце Гарри сменился усталостью. Он опустил взгляд:
Приходится мириться с обстоятельствами и извлекать из ситуации лучшее. Не сдаваться.
В одиночку? У вас есть девушка? Или кто-нибудь?
Гарри нахмурился, размышляя, не начнет ли она делать сомнительного свойства предположения насчет его сексуальной жизни, как мисс Макси.
Сейчас нет. В Кембридже был кое-кто, но ничего не вышло.
Почему?
Мы с Лорой устали друг от друга, мисс Кейн. Никакой драмы.
Она сменила тему:
А после Дюнкерка? После контузии, когда вы столкнулись с паническими атаками, когда вас пугали громкие звуки. Вы решили, что тоже не будете сдаваться?
Да, хотя больше не был солдатом. И не буду.
Вас это злит?
Он взглянул на нее:
А вас бы не злило?
Мисс Кейн укоризненно склонила голову набок:
Мы сейчас говорим о вас, Гарри.
Да, я решил бороться дальше, вздохнул он.
Было ли у вас искушение отойти в сторону? Сослаться на то, что вы инвалид?
Гарри снова посмотрел на нее. Боже, а она соображает!
Да, да, думаю, было. Но я не поддался. Сперва стал гулять по территории госпиталя, потом переходить дорогу, потом отправился в город. Становилось легче. Я не так сильно пострадал, как некоторые бедолаги.
Должно быть, вы набрались храбрости, побороли страх, раз помогли семье своего кузена во время бомбежки ночью накануне приезда сюда.
Ты или борешься, или сдаешься. Таковы наши дни. Даже когда все, что принимал как само собой разумеющееся, во что верил, вдруг пошло прахом. Гарри издал протяжный вздох. Думаю, картина всеобщего бегства с пляжа, этот хаос повлияли на меня не меньше, чем снаряд, который едва со мной не покончил.
Но дальше бороться вам придется в одиночестве.
Голос мисс Кейн внезапно смягчился. Гарри ощутил, что глаза у него наполняются слезами. Он вдруг сказал, сам того не желая:
Той ночью в укрытии все было так странно. Мюриэль, жена Уилла, взяла меня за руку. Мы с ней никогда не ладили, мне казалось, она недолюбливает меня, но она взяла мою руку. И все же
Что?
У меня пересохло в горле. Было холодно. И грустно.
Вероятно, вам хотелось, чтобы это была не Мюриэль.
Он поднял глаза на нее и удивленно произнес:
Да, вы правы. Но я не знаю, чью руку я хотел бы почувствовать на своей.
Нам всем нужна чья-то рука.
Неужели? Гарри принужденно рассмеялся. Мы далеко уклонились от моей задачи.
Мисс Кейн кивнула:
Я просто хочу получше узнать вас, Гарри, просто получше узнать.
Из задумчивости Гарри вывел резкий крен самолета. Он схватился за подлокотники кресла и глянул в иллюминатор, потом пригнулся к нему. Они вышли из облаков и летели над землей. Испания. Гарри смотрел вниз, на пейзажи Кастилии желто-коричневое море, испещренное крошечными заплатками зеленых полей. Самолет, делая вираж, снижался; стали видны пустые белые дороги, дома с красными черепичными крышами, тут и там руины времен Гражданской войны. Пилот объявил, что они скоро приземлятся в аэропорту Барахас, и через несколько минут самолет уже катил по взлетно-посадочной полосе. Моторы заглушили, и Гарри оказался на земле Испании. Его охватила смесь радостного возбуждения и страха; до конца не верилось, что он снова в Мадриде.
В иллюминатор Гарри разглядел человек шесть сотрудников Гражданской гвардии[3] в уже знакомой ему темно-зеленой форме, которые стояли у здания аэропорта и смотрели на взлетную полосу. На поясе у них висела желтая кобура. Они до сих пор носили свои жуткие архаичные кожаные шапки с двумя маленькими крылышками сзади, черные и блестящие, как жесткие надкрылья жуков. В 1931 году, когда Гарри впервые приехал в Испанию, эти гвардейцы, давние сторонники правых, находились под угрозой со стороны Республики, и на их суровых лицах были написаны злость и страх. Вернувшись в 1937-м, во время Гражданской войны, он их не увидел. Теперь же они появились вновь, и Гарри ощутил сухость во рту, глядя на их холодные, мрачно-спокойные лица.