Кумушки закивали как куклы тряпичные под тяжёлым взглядом отца.
А раз слово дала сдержит, продолжил он.
Стат ощерился половиной рта, потирая ладони. Конечно, ведь поцелуй прилюдно, при свахах и родителях означает сватовство и меня можно забрать в свой дом. А там кто знает, что они со мной сделают за закрытыми дверями вдвоём? Потом выдадут родителям синее тело, скажут: сама убилась, открытого погреба не увидела.
Меня от ужаса как кипятком обдало.
Нет! Нет-нет-нет-нет! Ни за что! я собиралась удрать, меня схватили под руки соседушки.
Оставьте её, отец вступился. Обещание было дано в сгустившихся сумерках, наедине, и не названа дата. Да будет так: в сумерках, наедине, и когда Настасья соизволит. Всё.
Улыбка медленно сползла с лица Стата.
Что значит когда Настасья соизволит? Может, она соизволит, когда вдовой с десятью довесками будет?
Значит так тому и быть, отец стукнул по столу ладонью. Али несправедливо, сватьи?
Справедливо, Тит, справедливо, зашептали они.
Да вы что, старые дуры, я вам за что по десять злотых отвалил? разозлился Стат.
Сватьи выскочили из горницы и понеслись на улицу.
Несправедливо, Тит, девчонка слово дала, будучи незамужней, так и целовать должна незамужней.
Папка, так мы девочку забираем, нет? Целовать её хочу и потом за косы, как ты мамку, по полу таскать!
Пошли отсюдова! Стат ткнул Ваську в спину. Испортил всё.
А вы, он указал пальцем на отца, потом на меня, ещё пожалеете! И ты, Варвара, он повысил голос, чтобы слышала мать за дверями горницы, вспомнишь, кому слезами обязана, когда у моих ног рыдать будешь.
Пшёл вон, гаркнул отец, указав гостям на дверь.
Как только за Статом и Васькой закрылась дверь, отец тяжело осел в кресло.
И тут я увидела, что у отца впервые дрожат руки.
Да что ж за день сегодня такой? тихо молвил он маме, потирая переносицу. У Ставра больше юфти нет, а у меня злотых, чтобы закупать у обозов, да и невыгодно это. "Немой" не вернулся, их сапоги продать пока не могу, две луны не прошло, а деньги вложены. "Марелла" тоже опаздывает. У "Быстрой Берты" предоплату не взял, побоялся. Ещё и эти, он указал на дверь, сваты на мою голову. Ась, а Вик-то где?
Я потупилась. Как отцу сказать?
Настасья, я о чем-то спросил!
Ушёл, пискнула я. На "Быстрой Берте".
Отец схватился за сердце и начал заваливаться на бок. Я закричала, подхватила его, подперев собой, мама расстегнула ему ворот, схватила со стола стакан с водой и поднесла к губам. Налив немного воды в ладошку, омыла ему лицо. Отец тяжело, шумно дышал, не открывая глаз, потом как-то расслабился и задышал ровнее.
Я поняла, что плачу. Мне было жаль отца на него всё разом навалилось в один день. Мы с мамой помогли ему дойти до кровати и я помчалась к бабулечкам.
Бабулечки у меня золотые. Живут вдвоём, друг в дружке души не чают, а спорят по сто раз на дню. Как дед умер, я не помню, давно было, но с той поры мама часто просит ночевать у них, особенно зимой, когда море холодное и в нашем доме зябкая сырость, не разгоняемая даже растопленными печами. Дом бабулечек стоял за границей порта, там было не так зябко, туда не так задувал зимой холодный ветер.
Они вдвоём пекли румяные хлеба на продажу и на заказ свадебные калачи да поминальные вьюшки. Они были, по моему мнению, старые, но когда я услышала, как бабушки со смехом обсуждают сватавшегося к ним по очереди одного одинокого соседа, пришла в недоумение. Ну они же старые! Ведь у них есть уже такие большие внуки! Вик и я были самыми младшими, а мне уже пятнадцать, а Вику вообще восемнадцать! Ему уже жениться можно!
Бабули при виде меня бросили свои дела и полезли обниматься.
Там это я всё никак не могла отдышаться, отцу плохо.
Они молча сгребли свои склянки и мы направились к нам. Обернувшись, я увидела, что за нами, прячась за заборами, следит Василь.
Отцу было лучше, он сидел в подушках, мама с подмастерьями сняли с него рубаху и сапоги, расстегнули ремень. Мальчишки выглядели испуганными, мама отпустила их по домам. Бабули захлопотали вокруг отца, меня послали в лавку, чтоб под ногами не мешалась, своей моськой кислой не светила, под предлогом ожидания команды с "Мареллы".
Мне было видно в окно, как Василь сел прямо на землю напротив нашей лавки и стал ковырять в носу. Стало противно, и я отвернулась. "Как можно такого поцеловать?"
И как, вкусно? услышала я весёлый голос, от которого забилось сердце. Я выглянула в окно, Ёмай стоял рядом с Василем и наблюдал, как тот облизывает пальцы. Затем он обернулся, будто почуяв мой взгляд, я отпрянула от окна, но было поздно Ёмай меня заметил. Усмехнулся моему глупому поступку и пошёл в мою сторону. Он идёт сюда! Ааа!
Привет, птица-синица, развлекаешься?
А то! Такой бродячий цирк под окном!
Чего хмурная такая? Подари улыбку!
Не до улыбок нынче. Отцу плохо.
А чего так? У нас лекарь есть на корабле, позвать?
Я не знаю. Расстроился он сильно. "Немой" не пришёл, "Марелла" тоже, брат удрал на "Быстрой Берте", ещё и сваты нагрянули.
Сваты к тебе что ли? Какой дурак к такой малявке посватался?
Этот, я кивнула в сторону окна. Давай, смейся, что я только этого достойна.
Не смеюсь вовсе. Я б к тебе тоже посватался, да мала ты ещё, птица-синица.
Вспыхнула, красней своих волос стала. "Я бы к тебе посватался" теплом разливались внутри слова.
"А ты посватайся" хотелось крикнуть в ответ, да горло сжало.
А "Марелла " пришла, завтра жди. Я видел, как в фарватер входили. Ох, ты, что за красота, он увидел братовы сапоги.
Брат шил.
А ну, покажи.
Я достала пару сапог с затейливым узором серебряной нитью по голенищу и подала парню.
Примерю?
Я кивнула.
Сапоги сели как на хозяйскую ногу.
За сколько отдашь, красавица?
За пятьсот, голос начал трястись от произношения заоблачной суммы, злотых.
Пятьсоот? протянул он. Хм
Отец так сказал. Я не поднимала глаз на лицо Ёмая, глядя лишь на сапоги.
На стойку передо мной опустился звякнувший кошель.
Беру сапоги за пятьсот, только, чур, в придачу поцелуй, он облокотился на стойку, глядя на меня весёлыми глазами.
Этот вон тоже поцелуй хочет, указала в окно на Василя, который утирался рукавом с утра бывшей праздничной рубахи. Аж со сватами пришёл. Чтоб свидетели помолвки были, меня передёрнуло, что не укрылось от взгляда Ёмая. Он улыбнулся. А ты как? Тоже со сватами за поцелуем придёшь?
Он просто перегнулся через стойку и прижался к моим губам своими. Мазнул языком по ним, они сами собой приоткрылись. Обхватил губами мои и медленно отпустил, но не отшатнулся, а так и стоял дыхание в дыхание, глядя прямо в глаза.
"Ещё" просили мои глаза, но губы молчали.
Украсть бы тебя, птица-синица, да увезти за тридевять земель, он тяжело вздохнул, наклонился взять сапоги, обернувшись улыбнулся и вышел из лавки.
Первый поцелуй. Такой сладкий
Я прильнула к окну, в надежде посмотреть, как Ёмай уходит, но, уткнувшись взглядом в Василя, вздрогнула: "Бээ, всё испортил, дурак".
Пап, я сапоги, что Вик пошил, продала, я прибежала к отцу, показывая кошель, и матрос, что их купил, сказал, что "Марелла" пришла.
Ну вот и славно, мама положила руку поверх отцовой, видишь, всё хорошо.
Отец улыбнулся краем рта. Я обратила внимание, что вторая половина отцова лица застыла как маска. И рука недвижимо покоилась на подушке.
Пап, ты как?
Иди, милая, бабулям помоги, отослала меня мама, вытирая слёзы.
Глава вторая. Детство кончилось.
Лекарь пришёл в тот же день, сказал: "Оплачено". Я проводила его к отцу под удивлённые взгляды женщин моего дома. Они с отцом долго были в горнице одни. Когда лекарь вышел, то разговаривал с мамой, она тихонько плакала. Затем забрала у меня деньги, что Ёмай дал за сапоги, и отдала лекарю. Тот выставил на стол из саквояжа несколько порошков и пузырьков и объяснял маме, что и как давать отцу. До поздней ночи я крутилась по хозяйству, продала пару пятизлотных сапог в лавке залётному морячку, кошка молча ходила следом.
К ночи мама позвала отца уложить поудобнее, я осталась посидеть с ним.
"Он же совсем ещё не старый. Даже седины нет" я рассматривала отца, когда поймала его взгляд.
Ася, прости меня. Сам не ожидал, он говорил одной стороной рта, что в сорок лет жизнь так повернёт. Тяжело тебе будет. Но вот моё отцовское слово: никогда и ни за что не выходи за Ваську замуж. Слышишь? Бегите с мамой на материк. Завтра капитан с "Мареллы" придет, пусть ко мне зайдёт, поговорю, цену за готовый товар скину, чтоб разузнал куда Фрост "Быструю Берту" увёл, пусть вас с матерью туда увезет. Пока я не защита вам, Стат жизни не даст, силой тебя заберут, да и чужих судов много в порту, ты уже не ребёнок, засматриваются уже. Там, на материке, законы не такие строгие имя мужчины рода не нужно женщине, покрыть её. Там порасспросите в порту, с каким обозом Вик ушёл. Денег, что за сапоги нынче взяла, вам на первое время хватит. Если Вика до той поры не найдёте, устроитесь, мне отпишетесь. Я отцов дом продам, бабушек к себе заберу. А как на ноги встану, вернётесь.
Я, как громом поражённая, сидела не шевелясь, во все глаза уставившись на отца. "Уехать? Бросить его? Но и за Ваську-дурака замуж? Как быть? Ох, Вик! Где ты?"
Капитан Сиян с "Мареллы" заявился вместе с боцманом с раннего утра. Боцман осматривал обувь и складывал её в тележку, что держал юнга. Мама попросила капитана Сияна пройти к отцу.
Здравствуй, Тит, чего разлёгся, солнце ещё на дворе, пошутил Сиян.
Дай, думаю, как знатный тьерр, попробую днём полежать, парировал отец.
Ох, Тит, Тит, всё шутишь. А если серьёзно может, нужно что?
Нужно, Сиян. Прости за беспокойство. Я тут прихворал немного, а Стат дочку мою сватает за Ваську.
Капитан хмыкнул:
Да кто ж за такого дурня по доброй воле пойдёт?
Вот я и прошу тебя, Сиян, увези Аську на материк. И Варвару с ней. Я пока им не защитник. Как на ноги встану, так назад воротятся.
Так, а Вик что?
Вик-то? Да за лучшей долей подался.
Да, времена нынче тяжёлые. Странные. Про "Немого" слышал? Обломки только у Восточного берега нашли. Такелаж да кусок борта с названием.
Я им сапоги пошил
Продавай, не жди. Тем более, пока и не сможешь работать-то.
Я вот что, про "Быструю Берту" у тебя просить хотел, что б ты узнал, куда она ушла.
Сиян нахмурился.
И "Берту" не жди. Нет её больше. Пираты раскурочили, людей в рабство забрали, сам остов её видел сгоревший Тит, Тит, что ты? Что с тобой? Варвара, воды! Лекаря!
Хоронили отца, как положено, в море. В дедову лодку положили на перине, мама сама глаза закрыла, да монетки положила. В белой рубахе, да в белых штанах, руки чинно на груди сложены. Я цветы со всей грядки срезала, вокруг отца разложила. Уревелась вся навзрыд, всю рубаху ему слезами залила. Свечи с мамой зажгли, да лодку в море отправили. Кто пришёл из моряков да местных шапки поснимали. Женщины мотив заунывный затянули. Я ревела сил остановиться не было. Мама как статуя стояла, в море смотрела с почерневшим от горя лицом. Бабули завывали вместе с женщинами прощальный мотив.
Пойдём уже, кто-то посмел прервать мамино горе, тронув за рукав.
Она обернулась, пустыми глазами глянула на говорившего. Стоян, муж старшей сестры.
Некогда мне, ехать надо, разговор есть, грубо тянул за рукав её он.
Даже плакальщицы замолчали от такого кощунства прервать обряд прощания жены с мужем. Бабуля к Стояну подошла и встала перед ним.
Совсем ничего святого нет? Покарает тебя Суровый бог, Стоянка! зашипела ему в лицо. Что тебе пять минут решат? Не терпится дом к рукам прибрать? Много вас тут таких. Успеешь. Дай попрощаться.
Стат в стороне обмер. Он уже мысленно руки потирал, что, наконец-то, его мечта может осуществиться, он её уже почти в руке держал. Он забыл про Стояна, что тот есть и он больше прав имеет. Победная улыбка сползла с лица Стата. "Надо быстрей девчонку засватать. Как приданое не посмеет не дать. Сегодня же к себе уволоку, с Васькой в комнате на ночь закрою, свидетелей позову, чтоб наверняка".
А я раненым зверем рыдала, сидя на земле и никто не смел ко мне подойти.
Когда лодка с отцом растворилась в дорожке света от закатного солнца, мама сама развернулась, подала мне руку, обняла за плечи, укутав в один с ней платок, и мы стали подниматься, объединённые одним горем, к поселению.
Стоян нетерпеливо ждал нас у закрытых дверей лавки, со злостью пыхая своей вонючей трубкой.
За нами пришли какие-то люди, я не разглядывала лиц, иногда в расплывчатом пятне узнавая соседок, иногда скорбные лица бабуль. Капитан с "Южанки", Сиян с боцманом с "Мареллы", дядь Захар с "Королевы снов". Дядь Захар!
Дядь Захар, а Ёмай с вами? оглядывала толпу в поисках знакомого силуэта.
Нет, Аська, его на "Скором" ещё третьего дня забрали. С новой луной вернуться должен.
"С новой луной как долго"
Когда окончили трапезу, я совсем была без сил, без слёз, без души. Как мама держалась не понимаю.
Я огляделась за столом оставались Стоян, мамин зять, почему-то Стат с Васькой, капитан Сиян с боцманом и я. Бабушки провожали соседей, выслушивая последние соболезнования.
Может, вы уже покинете мой дом? обратился Стоян к морякам и Стату.
Мама вскинула глаза:
С каких это пор он твой?
С тех пор, как я стал старшим мужчиной рода, под чьим именем ты теперь будешь жить.
Мама нахмурилась, пытаясь осознать, а Стоян продолжил:
Мы переедем сюда, наш дом слишком мал для моей семьи. Ты с Аськой можешь остаться, только с ней под крышу перебирайтесь тогда, будете за хозяйством ухаживать, да по дому хлопотать, а нет так скатертью дорога.
Мама, мрачнее зимней тучи, смотрела на зятя, зная, что он в своём праве, но не понимая, как он так может.
А я предлагаю тебе другой выход, тихо начал Стат, отдай Аську за моего Василя, а сама выйди за меня и дом и лавка твоими останутся. Он с улыбкой смотрел на Стояна.
Эх вы, вороньё, гаркнул капитан Сиян, накинулись на женщину! Не слушай их обоих, Варвара. Ты вправе ровно год по мужу траур держать, лишь по истечении этого года ответ дать как будешь жить дальше, чьим именем прикрытой быть: зятя или нового мужа.
А пока гони их в шею, хозяйка! Память хозяина мараете, пируете на его поминках, прочь пошли, оба! В порту клич кину по очереди охранять её будут в память о муже её.
Поплатишься, матросик, петух красный когда по реям побежит, вспомнишь, чьей обидой ему обязан, Стат тянул Ваську к выходу.
Зять же вышел молча. Он не ожидал, что у нас найдутся защитники.
Мама опустила голову на руки и уже не сдерживаясь, зарыдала. Я обвила её голову руками, уткнулась ей в спину и зарыдала тоже.
Мне муж твой наказал увезти вас на материк. Мама замотала головой:
Нет-нет, Вик вернётся, меня нету.
Варвара, Вик на "Быстрой Берте" ушёл? тихо спросил Сиян.
Мама кивнула, хлюпая носом, затем вскинула глаза на капитана, задохнувшись, заголосила. На крик вбежали бабушки, брызгали её водой, махали в лицо, а она дурнем орала, не отводя глаз от лица Сияна. По её ногам побежали кровавые ручьи, но она продолжала кричать, не замечая что с ней происходит.
Всесильная мать, она тяжёлая была, ойкнула бабушка.
Да, дитё потеряла, Аська воду неси! А вы, переложите её на кровать.
Сиян с боцманом понесли кричащую маму в спальню, я, утирая слёзы, бросилась на кухню. Что всё это значило?
Всю ночь мама металась в бреду. Сиян отправил боцмана за лекарем в порт. Они вернулись вдвоём. Лекарь был другой, в драной тельняшке и с запахом сивухи. "Какого нашёл" шепнул он капитану и ещё что-то тихо.
Ася, мне на судно вернуться надо, утром навещу вас, сказал мне капитан и они с боцманом покинули наш дом. Бабушки по очереди заходили-выходили из маминой горницы, выкрикивая мне то: "Ася, ещё воды", то "Простыню ещё тащи". В очередной раз, присев на минутку, неожиданно задремала. Проснулась от открывшейся двери и Васькиной ухмыляющейся рожи надо мной. Он зажал мне рот грязной лапой и поволок к выходу. Я лягалась и пихала его локтями, но он был сильный, зараза. Я схватилась за дверной косяк и повисла на нём, обдирая ногти.