Я живо представил себе, как все происходило.
КЭП в привычной манере действовал чужими руками. Он поручил своему доверенному человечку Василию Капитоновичу подготовить досье на Касаева. Чебурашка Капитоныч вышел на Пименова. Тот согласился. Разумеется, он не знал, для каких целей необходимо досье, но мог догадаться, что не в качестве реляции. Чем же они его купили, убежденного аскета, спартанца и холостяка?
Готовя справку, Пименов решил на всякий случай, от греха подальше, не вписывать в нее себя. Но поскольку это выглядело слишком подозрительно и выдавало его с головой, он вообще обошел молчанием тему касаевского окружения, сосредоточив внимание на его персоне и отношениях в семье.
Но о Яне-то он написал!
Я вчитался в черновик внимательнее. Стиль у Пименова отсутствовал начисто. Эти факты кто-то после него доводил до ума. И этот кто-то по непонятной причине выпустил абзац, касающийся увечья девушки. А ведь он, этот факт, один из центральных
О компромате Пименов не знал ничего.
Я сунул бумаги на место и вышел из будки.
Хозяин комнаты лежал на спине, переливчато храпя. Брюки вокруг его ширинки были мокрыми.
Что сказал бы его незабвенный папаша?
«Николка, запомни на всю оставшуюся жизнь: дружба дружбой, а табачок врозь».
А ведь Касаев всерьез считает его своим другом. Самым близким. Единственным
Впрочем, не мне судить Пименова.
Пора восвояси.
Завтра нервный, напряженный день, а время уже за полночь. Долгонько искал я эти бумажки!
Добравшись до гостиницы, я залез под душ, затем проглотил таблетку снотворного и нырнул под одеяло.
Спокойной ночи, малыши!
Уже засыпая, вспомнил, что так и не позвонил Алевтине. Но заставить себя подняться не мог. Да и поздно.
Пятница, 22 сентября
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Катастрофа! Полный и оглушительный провал! Я влип как кур во щи! Из каких только передряг не доводилось выбираться сухим! И вот простенькое дельце, которое поначалу казалось мне увеселительной прогулкой, обернулось крахом. Под угрозой не только моя карьера и мой имидж об этом и речи уже не идет, сама моя жизнь висит на тоненьком волоске, который готов оборваться в любую секунду. Причем опасность надвигается с двух сторон.
А ведь начиналось все строго по сценарию.
Ровно в половине десятого я позвонил в дверь знакомой квартиры.
Торопливые шаги, тень у глазка, звяканье снимаемой цепочки. Гарик.
Привет, Дима! Заходи!
Привет! Мы одни?
Я же тебе говорил. Лара недавно ушла. Ну как тебе Пименов? Долго еще общались?
Пображничали малость. Потом он потащил меня к себе, на Марата, показывал фотографии. А после отключился. Пришлось уйти по-английски. Кстати, видел у него твой снимок. Довольно удачный.
Я вообще-то не люблю фотографироваться. Но он настырный давай да давай!
Похоже, фотоаппарат заменяет ему жену.
Несчастный человек, вздохнул Касаев. Всю жизнь мается один. Придумал себе какую-то смешную теорию Ну да ладно! Он мужик невредный
Разговор по-прежнему велся в прихожей. Гарик не спешил приглашать меня в кабинет.
Слушай, Димка Мне страшно неловко, но при Ларочке не хотелось идти в магазин, а сейчас я жду звонка. Ты не сгоняешь за пивком, а?
О чем речь, Гарик!
Но, чур, финансирую я. И не спорь, пожалуйста!
Спорить я не стал. Послушно взял у Гарика деньги и сумку, а свой «дипломат» поставил рядом с обувной полкой.
Часы показывали девять тридцать четыре. Я успею еще сто раз вернуться к тому моменту, когда Лариса, отправившаяся за переводами в офис Василия Капитоновича, позвонит мужу и попросит продиктовать паспортные данные. Если вдруг окажется, что паспорт она взяла с собой, то понадобятся данные диплома либо другого документа. Василий Капитонович опытнейший крючкотвор. Он же вступит затем в разговор с Гариком, заявит, что является постоянным читателем «Невской радуги» и не пропускает ни одной статьи за подписью Касаева и что он чрезвычайно польщен знакомством с его очаровательной супругой.
Гарику будет приятно.
Василий Капитонович продержит его у аппарата не менее десяти минут, которых мне вполне хватит для изучения «бомбы». Случайности исключены телефон у Касаевых стоит в прихожей и имеет короткий шнур.
Итак, я выясню, чем Гарик располагает еще, помимо пленки, а затем окончательно откорректирую свой план.
В самом благодушном настроении я вышел из подъезда и, обогнув дом, направился по извилистой дорожке к расположенным неподалеку ларькам.
Справа от меня притормозил темно-синий «форд». Сидевшая за рулем привлекательная блондинка в больших солнцезащитных очках выглянула в открытое окошко. Видимо, она хотела что-то спросить.
Но ее голоса я так и не услышал. Распахнулась задняя дверца.
Из глубины салона на меня смотрел веселый пузан в клетчатой рубахе. Тот самый, что следил за мной в Петергофе возле фонтана «Дубок». И тут я вспомнил, где видел его еще раньше: ну конечно же, на платформе «Сосновая Поляна», когда маялся в ожидании четы Касаевых.
Ну, здравствуй! сказал толстяк с улыбкой, которую можно было бы назвать добродушной, если бы не нацеленный на меня пистолет с глушителем.
Должен честно признаться, что в эту минуту я, по широко известному китайскому изречению, потерял свое лицо. Дело не только в пистолете. Я совершенно не понимал логики происходящего.
Садись, еще шире улыбнулся пузан. Кажется, нам по пути. И давай без фокусов, не то твое брюхо превратится в решето, сквозь которое можно будет читать вывески.
Что мне оставалось?
Я подчинился.
Блондинка за рулем даже не повернулась. Я видел только ее золотистые волосы, рассыпанные по плечам. Не ей ли передал в нижнем парке эстафету этот жирный кабан, когда понял, что я его засек? Впрочем, мои догадки практического значения уже не имели.
Давай сюда свою поклажу, с ласковой угрозой произнес толстяк. Она тебе больше не пригодится. Он вырвал у меня из рук пустую сумку и скомандовал все тем же задушевным тоном: А теперь нагни кумпол!
Я наклонился, и в тот же миг на мой затылок обрушился удар, после которого нет нужды притворяться, что страдаешь потерей сознания.
Короче, я отключился.
* * *
Очнувшись, я увидел, что нахожусь в сырой и зловонной бетонной каморке с вентиляционным отверстием вместо окна. Под потолком горела яркая лампочка без плафона. В каземате не имелось даже табуретки. Я лежал на голом цементном полу, а моя правая рука была сцеплена наручником с кольцом, вмурованным в стену. Напрягшись, я дернул его. Куда там! Я же не Геракл.
Я осмотрелся внимательнее.
Грязный бетонный пенал, напоминающий склеп. Низкая металлическая дверь с глазком для обзора снаружи. Кладбищенская тишина.
Приняв более удобную позу, то есть попросту привалившись спиной к стене, я помассировал затекшее запястье.
Ну все, все. Успокойся. Разбитой посуды не склеишь, как написал бы Касаев. Прикинь, почему ты оказался в этом каменном мешке. Возможно, все не так скверно и какой-то выход найдется?
Итак, версия первая, маловероятная: КЭП, заподозрив меня в неверности, пустил по моему следу шпиков, но каким образом, черт побери, они могли узнать о моих намерениях? Заявлений для печати я не делал, за рюмкой ни с кем не откровенничал, да и на лбу у меня ничего не написано.
Даже если бы КЭП владел телепатией и ежесекундно считывал из белокаменной мои мысли, он, держу пари, сохранил бы за мной возможность довести дело до конца, а уж после занялся бы сведением счетов. Ведь никому другому, кроме меня, Касаева не раскрутить. Какой же смысл устранять исполнителя перед финальным актом?
Эти несложные рассуждения вдохнули в меня уверенность.
Вторая версия: наши доблестные органы заинтересовались КЭПом и решили меня вербануть. Опять не вяжемся Уж скорее меня взяли бы с моим «дипломатом», где кое-что интересное, а не с пустой авоськой.
Третья: примитивная попытка вымогательства. В эти дни я позволил себе малость посорить деньгами. Возможно, какой-то жлоб приметил меня и вознамерился сорвать куш. Дай-то Бог, чтобы было именно так!
И наконец, четвертый вариант. Сыграла темная лошадка Василий Капитонович.
Допустим, он слуга двух господ и, помимо КЭПа, работает на его противников. После нашей вчерашней беседы ему не составляло труда догадаться, что мне неспроста нужно остаться одному в квартире Касаева. Вот он-то, Василий Капитонович, знал, что КЭП весьма и весьма интересуется бойким питерским газетером. Организовать же якобы бандитское нападение дело техники.
Я стал жертвой закулисной борьбы двух политиканов («поли» от слова «политика»).
Два кречета дрались, а помер комар.
Снова не то. Не мог Капитоныч знать, что я выйду из квартиры Касаева до ожидаемого звонка.
Впрочем, причина уже не играет роли. На часах без десяти двенадцать. А это означает, что я засветился как сигнальная ракета.
Касаев, скорее всего, уже позвонил в милицию: человек исчез! Но вот его «дипломат». Может, что-то, связанное с конкурентами? Этот сибиряк говорил о внедрении на северо-западный рынок. Не иначе, нашла коса на камень.
Ну а если мой «дипломат» вскроют (что, вероятнее всего, уже произошло), то обнаруженные в нем досье и липовые копии платежек ставят жирный крест на моей акции.
Представляю, какие горькие складки пролягут в уголках губ Касаева, с какой решимостью он сожмет кулаки!
Что последует за этим, догадаться нетрудно. Через два-три дня Касаев разразится в «Невской радуге» сенсационной статьей. Что-нибудь вроде бойтесь данайцев, дары приносящих. Любопытно, какую из поговорок он выберет на этот раз? Не узнавай друга в три дня, узнавай в три года?
Но даже если редактор «Невской радуги» побоится дать дорогу взрывоопасной статье, Касаев пристроит ее в другом издании, а заодно запустит основной компромат на КЭПа.
Ну а реакцию КЭПа представить еще проще.
«Димыч, ты страшно меня подвел. Извини, но эти твои путаные ссылки на некое загадочное похищение попросту смешны. Неужели ты всерьез надеялся, что я клюну на эту лажу? Скажи уж честно, за сколько ты меня продал и кому?»
Я обречен.
Я проиграл свою судьбу. Удача подразнила меня точно так же, как я дразнил Касаева большим заработком, а после вильнула хвостом и ускакала прочь, зашвырнув меня в каменный мешок.
Посмотри на тех, кому хуже, предлагал милейший Пименов. Мне смотреть не на кого. Я крайний. За мной пустота.
Кто бы ни были мои похитители, борьба потеряла всякий смысл.
Внезапно я успокоился.
Мне вспомнилась восточная сказка о хане, который посылал аскеров сдирать налоги с подданных, а после любопытствовал: как те реагируют? Плачут! Дерите еще! Снова плачут! Берите! А теперь? Смеются. Ну, раз смеются, значит, и вправду лишились последнего.
Так и мне: оставалось только смеяться.
С наружной стороны загрохотал металлический засов.
В камеру вошел тот самый веселый толстяк, следом долговязый субъект, чья физиономия доказывала, что ее носитель не лишен склонности к садизму.
Они встали по разные стороны двери, многозначительно поглядывая на меня.
Через дверной проем виднелся участок коридора с отсыревшей, местами облупившейся штукатуркой, тускло освещенный невидимым мне источником. Очевидно, я находился в каком-то нежилом здании.
Но вот в дальнем конце коридора раздались неторопливые шаги. Приближался некто, уверенный в своем могуществе.
Сначала я увидел тень, которая удлинялась, истончаясь при этом, затем носок коричневой туфли, затем кряжистую фигуру.
Человек вошел в узилище, приблизился ко мне и остановился, широко расставив ноги и сцепив руки за спиной.
Ну что, узнал, сука? недобро спросил он.
* * *
Как же мне было не узнать его, типа, с которым связан мой единственный прокол! И хотя с той поры минуло пять лет, мне не пришлось напрягать память.
Да, это он, минотавр с чугунной башкой на бычьей шее, вдавленной в литые, ссутуленные плечи, с бешеным взглядом черных зрачков, бездонно черных на фоне кроваво-желтых белков.
Это он, Яков Дырда, по кличке «Яша-Бизон», дикий вепрь, первобытный ящер с одной извилиной в мозжечке, крутой бизнесмен из среднестатистического волжского города, чьи дела я пытался расстроить в пользу Михаила Хнуева, приятеля КЭПа по бывшему комсомолу.
О, это была эпопея!
Комбинацию я практически довел до конца, и все получилось бы превосходно, если бы не этот идиот Хнуев, недаром носивший непечатное прозвище.
А закончилось все скверно. Яша-Бизон пристрелил Хнуева и собирался проделать то же самое со мной, но нарвался на милицейскую засаду и был схвачен. Закатали его на полную катушку.
Мне рассказывали, что Бизон поклялся расправиться со мной, предав лютой казни, но я полагал, что за время отсидки он несколько остынет. Да и сидеть ему полагалось еще лет пять, если не больше.
И вдруг я оказываюсь у него в лапах! И где? Здесь, в Питере?!
Он, дегенерат и кретин, вторично ломает мои планы. Ловит на дешевый приемчик. Как будто среди моих противников не было достойных, творчески одаренных персонажей. Даже обидно как-то.
Внезапно я ощутил, как во мне снова включился компьютер.
Рано радуешься, Бизон! Еще посмотрим, кто из нас дичь, а кто охотник.
Он, кажется, думал диаметрально противоположно. Во всем его облике чувствовалось торжество хищника, загнавшего жертву в тупик.
Вижу, что узнал, осклабился он. В штаны-то, небось, напустил, а?
Все трое гнусно расхохотались.
Я решил, что мне нет резона состязаться с этим скотом в остроумии. Пусть для начала выпустит пар.
Бизон сделал знак подручным:
Петро, Муса! Давайте!
Те, усмехаясь, вышли.
Вскоре по коридору пронесся грохот. Петро и Муса вкатили в камеру двухсотлитровую металлическую бочку и поставили ее на попа.
Пока шли приготовления, Бизон энергично расхаживал взад-вперед, производя столько шуму, словно у него были не ступни, а копыта. При этом его глаза наливались кровью.
Значит, сейчас начнет стращать.
Слухай сюда, падла! заговорил он. Сказать, о чем я мечтал пять лет? Ночами не спал. Он растопырил свои узловатые, похожие на обрубленные сучья, пальцы. Придушить тебя вот этими самыми руками! А там в бочку, залить цементом, да в воду! Бочка, как видишь, приготовлена.
А перед тем оттрахать от души, подал голос Петро, нежно улыбаясь мне. Ишь, якой гладкий!
И жирок немножко вытопить. Муса щелкнул зажигалкой.
Лежать бы тебе уже на дне залива, продолжал Бизон, да я вовремя вспомнил, что за тобой должок.
Должок, скорее, за тобой, Яша, возразил я.
Он яростно заскрежетал зубами, рискуя искрошить их.
Паскуда! Он еще шуткует! Десять лет с конфискацией, а?! Думаешь завалил Бизона? Во тебе! Он принялся загибать узловатые пальцы. Напишешь дарственную на квартиру, дачу, прочее барахлишко Скажешь, где лежат твои денежки Посмотрим, сколько их там. Если мало, придумаем, как добавить. Сам подскажешь. Будешь шелковый, так и быть, может, я забуду обиду: умрешь легкой смертью. Но начнешь кобениться, он грозно сдвинул брови, отдам своим ребятам. А они тебя живо обломают
Он говорил еще что-то, но я не вслушивался.
Яркой искоркой блеснула идея. Вернее, намек на идею.
Как там?
Два кречета дрались, а помер комар? А может, наоборот? Пока кречеты дрались, комар дал деру.
Правда, по сравнению с КЭПом Яша на кречета не тянет, хоть и Бизон, но ведь и я не комар. Такая вот фауна.
Мне бы часок-другой на раздумья. Я приготовил бы из той мешанины, что закипела сейчас в моем котелке, славную конфетку и побудил бы Бизона сожрать ее. На то он и Бизон, чтобы жрать все подряд. Но времени он мне, пожалуй, не даст. Куховарить придется на его глазах. Только не надо обнаруживать своего страха. Если он учует мою внутреннюю дрожь мне конец.