Во-первых, к ней долго нет рифмы, отчего она и на слух подчеркнуто прозаична; во‐вторых, ее интонация слишком бытовая и отрезвляюще-реалистическая по сравнению с предыдущим сказочно-условным зачином, в‐третьих слово абсолютно явно из другой оперы, и мы настораживаемся.
Но вторая строфа еще приторней, и она усыпляет нашу бдительность: на восемь строк восемь уменьшительно-ласкательных слов. Правда, образное выражение шубки новенькие с иголочки вызывает подозрение, что, может статься, и звери неживые, а то ли чучела, то ли игрушки, но празднование Рождества настраивает на идиллический лад.
Не тут‐то было! Убаюкав читателя сюсюканьем, автор пугает, будто внезапно вскрикивает. В таких случаях говорят: Чуть заикой не оставил. Поэт надругался над жанром святочного рассказа, обдав под конец не умиротворением, а могильным холодом. Есть такие фильмы ужасов, где смертельная опасность исходит от безобидных и трогательных обитателей детской от игрушек, зверушек и т. п. Безотказный прием! Так и здесь5.
И белочка не зря оробела. Ей предстоит поэтапный: куда‐то куда глаза глядят куда Макар гонял телят (холодно холоднее совсем холодно) уход в области Откуда нет пути назад, / Откуда нет возврата. Приговор оглашен дважды для верности, ибо он окончательный и обжалованью не под- лежит.
Вот где аукнулось слово абсолютно из первой строфы.
Бок о бок с каждым более или менее обжитым и даже уютным местожительством лежат пределы абсолютного исчезновения и невозвращения.
И лирический герой, белочка, держит путь в пустоту и мимоходом с робостью и недоумением взирает на здешний обреченный праздник.
И слышатся бум-бум-бум однообразные звуки простецких крепких рифм финальной строфы, будто кто‐то заколачивает намертво последний проход и просвет.
2020
Вещдок
Владимир Набоков. Вечер на пустыре
Вечер на пустыре в числе моих любимых стихотворений Владимира Набокова.
1932, БерлинМеня в этом стихотворении всякий раз волнует срывающийся от избытка чувств голос лирического героя. Для передачи сумятицы переживаний автор может прибегать в меру надобности к птичьему языку: связное повествование при подобном накале страсти выглядело бы психологически недостоверным.
И в принципе я согласен с мыслью Ахматовой, что содержание лирического опуса может ускользать от понимания читателя главное, чтобы сам автор знал, что он имеет в виду. Это придает авторской интонации властность и силу. Но все‐таки есть и читательская потребность быть в курсе происходящего, хотя бы в общих чертах. Мне, во всяком случае, для полноценного удовольствия от словесного искусства важно понимать, о чем идет речь.
Кстати сказать, осведомленность читателя нередко усугубляет воздействие художественного произведения. Например, последняя фраза стихотворения Не изменился ты с тех пор, как умер и сама по себе настраивает на трагический лад, но знание, что подразумевается геройская гибель Набокова-отца в 1922 году, способствует глубине эстетического впечатления.
Итак, краткое содержание Вечера на пустыре.
Стихотворение состоит из четырех отличающихся друг от друга стихотворным размером, качеством и способом рифмовки частей, объединенных общей темой.
Тема стихотворения задана первым же словом вдохновенье.
Оно упомянуто однократно, но целый каскад эпитетов в среднем роде не оставляет сомнения, какую именно эмоцию подразумевает автор, избегая прямого называния из соображений психологической убедительности, чтобы лихорадочная исповедь лирического героя не превращалась в обстоятельный рассказ.
Действие первой части происходит на загородном пустыре, где фабричное окно с закатным бликом приводит на память лирическому герою знакомый с детства вид другое окно, другой закат. Захлебывающаяся интонация первой части завораживает, правда, читатель на мгновение запинается на странном образе череп счастья, тонкий, длинный, вроде черепа борзой. Но мы уже во власти поэтического гипноза, нам не до загадочных мелочей, мы тронуты хвалой вдохновению, завершающей первую часть Вечера на пустыре:
Вторая часть стихотворения посвящена вечной поэтической теме памяти о незабвенных юношеских приливах вдохновения. А заодно тоже вечному противоречию: пора юношеского косноязычия и подражательства нередко кажется в зрелости временем утраченной легкости и творческой свободы. Хотя на практике дело обычно обстоит иначе: легкость и впечатление непринужденности достигаются талантливыми авторами в зрелые годы и даются ценой труда, самодисциплины и заботы о собственных способностях. И именно этот парадокс становится ответвлением темы вдохновения и ложится в основу второй части стихотворения Вечер на пустыре.
Третья часть посвящена родовому усадебному миру и окрестностям, которым Набоков обязан первым лирическим восторгом. Здесь‐то и поминается лампа в окне, чей двойник над берлинским пустырем положил начало стихотворению. Здесь же сквозной авторский образ лиственного трепета, олицетворяющего вдохновение:
К этому образу Набоков еще вернется через десятилетие в своем стихотворном манифесте Слава:
И здесь же вскользь, по свидетельству вдовы поэта, помянуто метафизическое кредо Владимира Набокова главная тема его стихов, которая как некий водяной знак символизирует все его творчество. Я говорю о потусторонности, как он сам ее назвал:
С этой заветной мыслью Владимира Набокова внимательный читатель столкнется не раз, например в той же поэме Слава или в стихотворении Как я люблю тебя (1934):
В заключительной части Вечера на пустыре лирический герой как бы очнулся после своеобразного поэтического обморока и видит вокруг ту же неприглядную промышленную окраину, поджарую белую собаку, трусящую в сумерках на свист мужчины, поравнявшись с которым лирический герой замечает про себя: Не изменился ты с тех пор, как умер
При внимательном прочтении это синтаксически и ритмически намеренно сумбурное и размашисто зарифмованное стихотворение предстает вполне композиционно стройным и прозрачным в смысловом отношении.
Недоумение, повторюсь, могут вызвать лишь две уже помянутые выше строки: череп счастья, тонкий, длинный, / вроде черепа борзой.
Я читал Вечер на пустыре многократно, не придавая значения этому единственному непонятному словосочетанию, пока для одного начинания мне не понадобилось основательно разобраться в этом стихотворении. Тогда я, наконец‐то, обратил должное внимание на собаку, промелькнувшую в самом финале, кое‐что заподозрил и вскоре извлек из интернета семейную фотографию 1905 года. И пазл внезапно сложился.
2021
Душераздирающее зрелище
Владимир Набоков. С серого севера
Стихи Набокова я узнал в начале 1980‐х годов, уже будучи поклонником его прозы. Они мне понравились, некоторые даже очень, вот это, например.
С серого севера
Монтрё, 1967Из-за внутренней рифмы заголовок и первая строка стихотворения почти скороговорка; в придачу заглавие анаграмма аббревиатуры СССР. Емкий эпитет серый включает в себя немало оттенков: и тусклый перламутр северного ландшафта, запечатленного на фотографиях, о которых идет речь, и любительское несовершенство этих блеклых снимков как указание на их возраст и лишний повод для ностальгии, и казарменную серость тоталитаризма, сомкнувшуюся над Россией. Скучные страницы в праздничной истории человечества вот одна из характеристик, данная Набоковым советскому строю.
Следующие строки, вопреки раскладу рифм, уже во второй строфе. Видимо, потому что тональность внезапно меняется (резкая смена регистров вообще один из основных приемов этого стихотворения). Теперь стилизация: слышится нечто вертинское, эмигрантский романс с намеренно бухгалтерским для пущей жестокости оборотом погасить недоимки. И вдруг вновь другая интонация, сухая и бесстрастная: Знакомое дерево вырастает из дымки. Настоящее время глагола делает нас участниками созерцания; подключается работа воображения, и фотографии будто оживают, превращаются в любительскую киносъемку, чудится стрекот проектора.
Новая строка начинается со слова вот Вот на Лугу шоссе, хотя в недавнем начале стихотворения вот уже было, и вообще на короткий опус целых четыре слова вот (под конец еще два), вроде бы многовато. Но это разные по смыслу вот. В строке Вот пришли эти снимки вот не указательное местоимение, а скорей междометие, выражающее оторопь от внезапно сбывшейся заветной мечты увидеть родные места! Здесь передан жест душевного смятения. Это строка-камертон, на звучание которой настроено все стихотворение.
В начале 90‐х годов я по знакомству попал в дом 47 на Большой Морской улице в Петербурге, где семья Набоковых жила вплоть до революции и эмиграции. Там в пору моей приватной экскурсии, как и в советское время, располагалось какое‐то учреждение, но силами энтузиастов одна или две комнаты (подробности забылись) были отданы под экспозицию, посвященную прежним владельцам особняка. Один экспонат под стеклом я запомнил. Это был сделанный при советской власти и посланный каким‐то смельчаком Набокову в Америку снимок того самого дома, в котором прошли его русские годы, а теперь ютился импровизированный музей. На обороте фотографии рукой Набокова было написано: Душераздирающее зрелище, как выросли деревья!.. Именно эта интонация кажется мне лейтмотивом стихотворения.
В строке Вот на Лугу шоссе вот сказано уже в буквальном указующем смысле, правда, после слов о вырастающем из дымки дереве не совсем понятно, идет ли речь о реальном просмотре снимков, или окрестности бегло описываются и перечисляются по памяти: дом с колоннами, Оредежь. Далее автор надеется, что нашел бы отовсюду дорогу к себе это, конечно, неоднозначное выражение: имеется в виду, что лирический герой не только физически не сбился бы с пути домой, но и воротился к себе подлинному и неизменному, пребывающему в идеальном краю детства все время, пока его реальное alter ego проживало взрослую жизнь. И усилие по прохождению к себе подтверждается гиблой, требующей напряжения слуха рифмой: пор еще / Оредежь.
И новая строфа Так, бывало, купальщикам: по контрасту с тремя предыдущими строфами внезапно включаются цвет и солнечный свет. Это уже не реальность снимков и серой России, а цветное сновидение или яркая память о каникулах на океане в Биаррице, на берегу Бискайского залива.
Происходит встреча пейзажей: российского, душераздирающего, незавершенного, как карандашный набросок, и атлантического, цветного и совершенного, завершенного и райского. И оба эти ландшафта для автора утраченный рай.
Что касается буквального содержания, в стихотворении произошло следующее: С серого севера / вот пришли эти снимки [] Вот это Батово. / Вот это Рождествено.
1
Во времена Пушкина это слово еще не имело однозначно оскорбительной подоплеки, хотя сам Соломон предпочитает называть себя евреем.
2
Забавно, что в Кремлевских курантах советского драматурга Н. Ф. Погодина еврей-часовщик тоже осеняет происходящее авторитетом древности, тем самым добавляя пьесе оптимизма: до дипломатического признания Страны Советов еще далеко, но как бы делегат от звездочетов Халдеи уже взял сторону большевиков и даже восстановил для новой власти связь времен.
3
Книга Екклесиаста, 9:3.
4
Анна Ахматова в статье Каменный гость Пушкина назвала это демонической бравадой.
5
Кстати, старое название Лубянка, в 1990 г. возвращенное площади имени основателя и главы ВЧК Ф. Э. Дзержинского, на мой слух, звучит особенно зловеще именно из‐за безобразного несоответствия советской истории этого места и сказочно-сусального топонима: луб, лыко сырье для плетения лаптей, корзин и прочих идиллических изделий; наконец, знакомая с раннего детства лубяная избушка зайца.