сверстников. Они направлялись в балку это было тогда
у нас одним из увлекательнейших развлечений. Разумеется, мне ужас как хотелось пойти с ними, а тут работа
нянькой с этой противной Танькой! Видимо какое-то
время до этого я был невыпускным за пределы двора и
изрядно припаханным на домашних работах, иначе трудно объяснить мой следующий шаг. Ведь я неплохо представлял себе, что мне может грозить за ослушание отца.
Тем не менее, когда я увидел, что сестрёнка вроде бы
дремлет, я немедленно засунул её в роскошный розовый
куст в нашем палисаднике и бросился вдогонку за корешами.
Батяня настиг меня квартала за четыре от дома. В
состоянии такой ярости я до этого, да и после этого его не
припоминаю.
Как оказалось, лишь только я смылся, сеструху мою
угораздило проснуться. Она стала шевелиться в розовом-то кусту! Тут же голыми ручками напоролась на розовые
шипы, зашевелилась ещё шибче и пошло-поехало. На её
безобразно громкий рёв прибежал батя, обнаружил
наличие отсутствия на боевом посту меня, любимого, увидел внутри куста свою дочурку всю в крови, ну как
тут не взбелениться!
Соседка напротив тут же указала направление, куда
я подался, и я приплыл! Надо сказать, эта соседка была
препротивной особой. Во-первых, её сын Толик при ма-10
лейшем конфликте со мною тут же бежал к маме, она без
промедления бежала к моему папе.
Мне же бежать от своего папы было себе дороже, и я
был вынужден понурившись, идти сдаваться. Когда я постиг азы грамоты, из неприязни к тёте Тосе, однажды
тайно залез на крышу их летней кухни и начертал на
кирпичной трубе известное слово из известных трёх букв.
По высокому уровню каллиграфии, или по каким
другим признакам меня тут же вычислили.
И тётя Тося тут как тут. И снова порка. Короче, любить мне её было не за что. Тем не менее, однажды мне
пришлось её крепко пожалеть.
В тот день она с тихим воем прибежала к моей матери и Христа ради попросила её спрятать. Под глазом у
неё красовался огроменный синяк, и видуха у неё была
прежалкая. Оказалось, что муж её, Фёдор, шахтёр без це-ремониев, явился до дому сильно пьян и во время тра-пезы обнаружил в тарелке с борщом муху! Сие он счёл
сильнейшим оскорблением своей аристократической су-ти, сильно врезал супруге в глаз и, со слов тёти Тоси, пошёл искать топор, чтобы отрубить ей голову. Всерьёз опасаясь за голову, тётя Тося и прибежала к нам спасаться.
Таковы были иной раз нравы нашего шахтёрского посёлка.
Сейчас вот написал про случай с Татьяной в розовом
кусту и призадумался: а ведь было это, видимо, летом
1954-го, т.е. в моём дошколярстве. Ну, надеюсь, не такое
уж это упущение.
Ещё несколько строк о нравах братцев-шахтёриков
тех времён.
Соседями справа у нас была семья Акулиничевых.
Главой семейства тогда был дед по имени Дмитрий Иванович, очень колоритный был типаж: пузо три моих сегодняшних, усищи десять моих. Когда его постиранные
трусы болтались на ветру на бельевой верёвке это были
11
паруса! О его трусах, кстати, есть отдельная история, но о
ней чуть позже.
А пока о нравах. В одном доме жили, кроме Дмитрия
Ивановича и его жены Лукерьи, их старший сын Георгий
с женой Катериной и двумя сыновьями, сын Григорий, сын Владимир и дочь Люся.
Жили, тем не менее, достаточно дружно, драки, если
и бывали не так часто.
Одна, тем не менее, запомнилась особо, так как проходила на публике, т.е. на улице.
В тот день была гулянка! Прошу заметить именно
гулянка! Слово «пьянка» тогда было как-то не в обиходе.
Хоть и жил тогда народ внатяг, что называется, а праздники отмечались, как правило, с размахом! Песни, пляс-ки и финальная драка были почти неотъемлемой частью
таких гулянок!
Так вот гулянка проходила во дворе Акулиничевых.
Если мне не изменяет память, гуляли по случаю возвращения из армии жениха сестры тётки Кати Степана.
Помню, был он на этой гулянке в форме моряка красав-чик, а не мужик!
И вот настала финальная часть пира. Дядьке Жорке
показалось, что его жинка Катька как-то уж слишком
ласково посматривает на Степана. А коса у неё была тогда
отменная длинная, толстая и рыжая, чем не замедлил
воспользоваться дядька Жора. Он шустро намотал косу
себе на левую руку, а правой с трёх ударов превратил личико жены в кровавый хлам. Далее он свалил Катерину
наземь и поволок её волоком за косу вдоль по улице, не
забывая пинать её по пути ногами. Тут наш морячок проявил вполне джентльменские качества. Он отобрал полу-живую бабу у взбесившегося придурка, отдал её на попечение сестры Соньки, своей невесты, а сам занялся воспи-тательной работой со своим будущим родственником. Левой рукой он держал тучного дядьку Жору за ворот руба-хи, не давая тому упасть, а правой долбил его по роже так, 12
что кровавые брызги летели во все стороны буквально веером.
Тётка же Катя, слегка очухавшись на руках род-ненькой сестры, вдруг увидела эту картину, вырвалась из
её объятий и бросилась к Степану. Народ был уверен, что
сейчас Жорке придёт конец Катька со Степаном его до-бьют!
Не угадали! Тётка Катя с разбегу так ловко ногой
сзади врезала Степану в пах, что тот моментально отпустил Георгия и покатился по уличной пыли сдержанно
завывая. Дальше уже было почти неинтересно дрались
две родные сестры! Кроме душераздирающего визга и
выдранных друг у друга клоков волос ничего примечательного.
Мне думалось, что после этой потасовки эти две па-ры останутся непримиримыми врагами ан нет! Уже через пару недель во дворе Акулиничевых снова гуляли по
какому-то поводу, сёстры, сидя в обнимку спевалы, а
дядька Жорка со Степаном им дружно подпевали. Видимо, такова особенность русского человека уметь прощать обиды, менталитет, как сейчас говорят.
На период начальных классов школы приходится, видимо, и начало моих увлечений рыбалкой, охотой. В
эти же годы я совершенно самостоятельно научился плавать.
Водоёма пригодного для плавания поблизости от
отчего дома не было. Но недалеко от дома, где жил мой
двоюродный брат Елисей, примерно до середины лета не
высыхала изрядная лужа, глубина в которой была мне тогдашнему по грудь. Помню, года два, т.е. два летних сезо-на, эта лужа была единственным местом купания не
только для меня, но и многих моих сверстников. И не бе-да что лужа примерно пополам от глубины состояла из
воды, а остальное был мягкий и почему-то не топкий ил.
Полтора-два десятка пацанов, которые умещались в луже
одновременно, это нисколько не смущало. Не смущало и
13
то, что после купания надо было побыстрее смыть с себя
тонкий слой откровенной грязи, иначе на горячем южном солнце этот слой быстренько высыхал и превращался
в корочку, которая тут же начинала трескаться, шелу-шиться и вообще доставлять массу неудобств. Я обычно
бежал к дому братана и там обмывался. Помню, как
изумлялась, глядя на мой прикид из грязи жена Елисея
Валентина.
Плавать, однако, я научился не в этой луже. Кто-то
из пацанов нашего круга надыбал на другом конце города
став с милым названием Лисичка. И вот однажды довольно большой компанией мы туда приехали. Ехать
надо было на трамвае через весь город. За неимением денег на билеты кондукторы нас немедленно высаживали
из вагона. Как их обнаруживали, мы тут же перебегали в
другой вагон, оттуда нас снова гнали, но посредством такой методы мы всё же успевали проехать 3-4 остановки.
Когда кондукторы уже бдительно смотрели за нами и ре-сурс с перебежками был исчерпан, мы отставали от этого
трамвая, дожидались следующего, и всё повторялось.
Ехать приходилось долго, зато было весело.
Но цель оправдала средства её достижения. Лисичка
оказалась таким чудесным прудом, который почти идеально подходил как для приличных пловцов, так и для
обучающихся.
Мы повадились ездить на Лисичку при любой возможности. И вот однажды старшие товарищи, глядя, как
я барахтаюсь на мелководье, перемигнулись, взяли меня
за руки-ноги, притащили меня к тому месту, где плавали
умельцы, раскачали и зашвырнули на глубину. Я изрядно
похлебал Лисичкиной водички, покричал «Спасите», но, видя, что спасать меня никто не спешит, решил, что спасение утопающих дело рук самих утопающих и поплыл.
Пока я учился в начальных классах транспорта в
нашем дворе кроме велосипеда не было. Отец же, будучи
от рождения охотником и рыбаком, как я понимаю, леле-14
ял мечту о каких-нибудь моторизованных колёсах. А пока
перебивался тем, что его друзья, имеющие мотоциклы, не
имели, как правило, снастей и опыта и зазывали отца, со-бравшись поймать рыбки к какому-нибудь случаю. Для
меня в таких случаях места обычно не находилось и. помню, временами было очень обидно, что приходилось
оставаться дома. Но иногда госпожа удача мне улыбалась, меня брали с собой и радости от этого бывали «полные
штаны».
Помню, однажды отец со товарищи, привезли с рыбалки огроменного сома. Его положили на довольно
длинный стол во дворе, два мужика раскрыли ему пасть
и, придерживая её руками предложили мне засунуть туда
голову. Я было стал отнекиваться, но они давнули мне на
чуйства мол, что ли трус и я голову в пасть сому сунул.
Всё обошлось смехом мужиков и прочими моими чув-ствами.
В те времена на рыбалке не было принято баловать-ся удочками ловили рыбку сетями и бреднями. Батя
был мастак вязать сети и вообще с ними управляться, знал, где рыбка держится, в какое время и где надо забре-сти бреднем, чтобы быть с рыбой и за это был почитаем
своими товарищами, Если меня, к великому моему вос-торгу, брали с собой на рыбалку, я изо всех сил старался
быть полезен: загонял в сети рыбу, шастая по камышам и
колотя по воде чем попало, выбирал из бредня вытащен-ного на берег рыбу, таскал за забродчиками мешок с уло-вом.
Если удавалось попасть с охотниками, я сторожил их
мототехнику, иногда ходил в загон.
Не помню, когда отец, наконец, купил свой первый
мотоцикл. Но было это событием 1.
По-моему, я учился ещё в четвёртом, хотя не важно, главное у нас появились КОЛЁСА!
Мотоцикл был самым примитивным, это был так
называемый «козёл», К-125 четыре силёнки, одиночка, 15
НО БАТЯ, А Я-ТО КАК, были ему рады. С его появлением
у нас началась совершенно другая житуха, особенно летом. Очень скоро я начал осваивать езду на этом желез-ном коньке горбунке, причём далеко не всегда в присутствии отца. Однажды в жаркий летний полдень я тайком
умыкнул мотоцикл со двора, укатил его руками на ближ-ний пустырь, там завёл и поехал. В такой зной, какой тогда стоял, всё живое старалось держаться где-нибудь в
холодке, и видимо, это избавило меня от свидетелей моего преступления. Поехал я прямо по пустырьку, порос-шему высокой травой, в которой оказывается от зноя
пряталась стая домашних уток. Они с кряканьем и прочим шумом бросились из-под мотоцикла врассыпную, но
всё же четыре штуки я успел задавить напрочь.
По тем временам, если бы я был уличён, трудно себе
даже представить меру моей кары. Я огляделся и понял, что свидетелей вроде бы нет, и очень шустренько с пу-стырька смылся. Никто не пришёл с претензиями ни через час, ни назавтра, но я точно знаю, что хозяйка зло-счастных уток долго пыталась установить задавителя. А
тут даже вездесущая тётка Тося оказалась не в курсах. Что
называется, меня пронесло!
Однажды, когда я уже почти водил «козлика», под-выпившая компания взрослых, и батя в их числе, решила
поехать освежиться на став километрах в десяти от посёлка. Кавалькада состояла из трёх или четырёх мотоциклов.
Тогда только у отца был маленький «козлик» почти все
его друганы были владельцами мотоциклов с колясками.
А у нас в ту пору, как я понимаю, основные свободные
деньги уходили на закупку материалов для нового дома.
Отец сразу как приобрёл «козлика», дал матери слово не садиться за руль «подшофе», а тут вдруг возникла
такая идея, да ещё у большой компании ехать купаться.
Маманя на батю наехала, и тот принял решение, что за
рулём буду я. ГАИ тогда на нашем периферийном посёл-16
ке была редкостью, в степи тем более, и дело было решено к моему великому удовольствию.
Процессия трогалась от нашего дома, взрослым бы-ло видимо интересно как я, такой шкет, повезу прилично
пьяненького батю, и вся публика с интересом взирала на
момент трогания.
Я же, воодушевлённый таким количеством зрителей, решил тронуться с максимально возможным канди-бобером и рванул с места, как только был способен слабо-сильный «козлик». НО не учёл я батиного состояния, тот
мотнулся сзади меня при рывке, «водитель утратил контроль над управлением транспортным средством» и мы
на пару с пассажиром, а мотоцикл сверху свалились в
превонючую канаву!
Надо сказать, по нашей улице, а была она уклонная, всегда тёк грязный ручей. После сильного дождя это был
почти Терек, но даже в великую сушь по Шурфовой что-нибудь, да текло! И главное, то, что текло ужасно воняло. Через три квартала вверх по улице находился стацио-нарный больничный комплекс, знатоки говорили, что их
канализация вечно забивалась, канализационные стоки
выходили наружу и текли куда хотели. И действительно, от уличного ручья частенько резко припахивало лекарствами.
И вот в эту-то грязь мы с батей и нырнули по самые
уши! Публика от хохота буквально повалилась в уличную
пыль. К моему удивлению, батя даже не врезал мне ни
одного подзатыльника! Т.е. сначала он разгневался, я это
видел, но, когда увидел, на что мы оба похожи, а, главное, как покатывается народ, он тоже расхохотался и мы пошли мыться и переодеваться иначе было нельзя так
от нас воняло! Поездка на став всё же состоялась, но
дальнейшее обошлось без приключений.
Теперь, когда в доме появились какие-никакие мо-токолёса мне гораздо чаще стали улыбаться вылазки с
17
отцом на рыбалки и охоты, до которых он по генам своим
очень даже был охоч.
Трудно выделить что-то из совместных с отцом по-хождений, но клянусь его памятью, было очевидно, что и
для него, и для меня каждая поездка в гости к матери
ПРИРОДЕ была больше, чем праздником.
Ещё об одном случае, связанном с «козликом», стоит упомянуть.
Как-то в конце лета мы с отцом выехали на нём поохотиться на перепела и километрах в 10-ти от дома про-кололи шину заднего колеса. Ремкомплекта с нами не
было, и батя вынул из покрышки проколотую камеру, набил как мог плотно покрышку соломой и отправил ме-ня на таком аппарате домой одного, сам пошёл пешком.
Рулил я тогда ещё неуверенно, но был рад и горд оказан-ным мне доверием.
По пути мне надо было пересечь автомобильную
трассу, сейчас она зовётся федеральной трассой ДОН.
Случилось так, что я зазевался в момент её пересе-чения, а когда увидел, что не успеваю проскочить перед
приближающимся автобусом, вовсе растерялся и мотоцикл мой заглох прямо на середине трассы. Отчётливо
запомнил, что автобус был ЛАЗ-ЛЮКС сообщением
«Харьков Ростов», и выпученные глаза водителя. Как
он смог меня объехать и не снести с лица земли до сих
пор не знаю. Но с управлением водитель уже толком
справиться не смог и автобус ушёл в кювет, слава Богу не
перевернулся. При этом автобус до кювета отъехал от ме-ня метров за 70-80. Из автобуса стали выскакивать люди, я понял, что пахнет «керосином» и стал делать «АТАС!»
Меня, слава Господу, не повязали, я оторвался от какого-то мужика, что пытался меня догнать, похоже, это был
водитель. Оторвался потому, что нашёл в себе силы не
толкать аппарат руками, как я в панике это делал на первых порах, а приостановился и давнул на педаль запуска