Серый лютый. Киноповесть - Вилен Визильтер 4 стр.


Выходят тренер и Волков в спортивной форме. Тренер объявляет регламент.

 Итак, бой только для желающих, и по одному раунду. Ну, что ж, Гоша, ты инициатор, с тебя и начнем.

Волков и Гоша ныряют под канаты. И начинается бой. Гоша со всем пылом юности бросается на Волкова. Волков умело защищается да так, что все удары агрессивного юного боксера уходят в пустоту. Шум, хохот вокруг ринга слышны голоса.

 Бей, Гоша! Эй, мазила! Гоша, поддай жару!

Проходит раунд. Гоша так ни разу и не попал в своего противника.

Тренер выскакивает на ринг, поднимает руки противников.  Победила дружба!

 Ну, вы даете!  Гоша изумлён.  Как это вам так удается! Так ловко уходить из-под ударов?

 Мы это называли: «Бой с тенью». Трудно сказать, что важнее в боксе, нанести противнику как можно больше чувствительных ударов, или не дать ему нанести ни один.

 Вот это класс!

Тренер подводит итог блиц-мастер-классу.

 Учись, Георгий, пока мы живы. Ну как, не напрасно вручили нашему шефу форму?

 Не! Не напрасно. Вот это мастер-класс! Ловко это у вас получается.

Волков с подчеркнутым уважением пожимает руку юному боксеру.

 И у тебя получится. «Учись, мой друг. Науки сокращают нам тяготы быстротекущей жизни».

 И язык у вас подвешен. И слова у вас такие классные.

 Это не у меня. Это у Пушкина. Так что, читай Пушкина, Георгий, и у тебя всё получится

Откуда-то сверху, из актового зала доносятся звуки старинного вальса кажется, «Осенний сон», так он называется. Под этот вальс Сережка Рогов, тогда он был Рогов, учился танцевать вальс. Как же звали ту очаровательную солнечную девочку, которая старательно выводила с ним первые движения вальса. Господи? Всё забыл. Всё было стерто тем чёрным вечером, когда в одно мгновение ушла любовь вместе с Сергеем Роговым, и в сердце у Сергея Волкова запылала холодная всеобъемлющая ненависть. Потом, когда он познакомился с Тилем Уленшпигелем, всё облеклось в одну фразу: «Пепел Клааса стучит в моё сердце». Холодная расчетливая ненависть двигала его по жизни, питала успехи, победы и скрашивала поражения. Правда, где-то глубоко под толстым слоем пепла тлела любовь.. И вот здесь вдруг в этом актовом зале, где так старательно, с таким азартом танцуют кадеты в парадной форме и кружатся девушки в бальных платьях, он впервые за очень долгие годы почувствовал совершенно забытый слабый аромат детства, может быть, аромат того, чего не было. Этот слабый аромат остался там, за роковой чертой вместе с Роговым. Как он завидовал тем, кто мог о себе сказать: «Я родом из детства». А он был родом из ниоткуда. И поэтому щедро дарил этим ребятам то, чего когда-то был так резко лишён. И сегодня он греется у их костра счастья.

А как трогательны учителя, которые наблюдают за своими питомцами. Они облачились в свои военные мундиры. У многих из них ордена. Все поглощены вальсом, и участники, и наблюдатели.. Мимо проплывает, кружась в вальсе молодая женщина. Увидев Волкова, резко останавливается, отталкивает кавалера, всплескивает руками.

 Ба! Кого я вижу! Сам великий Гетсби, финансовый Зевс Громовержец, господин Волков, собственной персоной! Какими судьбами?!

Сергея всегда коробила такая хамильярность, и он старался в таких случаях ставить собеседника на место.

 С кем имею честь?

 Аграфена Петровна Столыпина, Ваша честь.

 Приятно побеседовать с дочерью Петра Аркадьевича.

 Ну, для дочери я наверное, слишком хорошо сохранилась.

 Так кто же Вы, любезнейшая Аграфена Петровна?  Сергей невольно перешел на её тон.

 Ну зачем же так официально? Друзья меня зовут просто Грушенька. Сударь, позвольте Вас пригласить на вальс.

 Как можно отказать наследнице такой фамилии?

 Если это комплимент, сударь, то весьма сомнительный, смею Вас уверить.

 Простите, сударыня. Вы меня просто ошеломили. Сочту за честь разделить с Вами этот тур вальса.

Сергей берет за руку невесть откуда взявшуюся Аграфену Столыпину и они устремляются в общий поток. Грушенька удивлена танцевальным искусством партнёра.

 А вы, однако, не только мастер биржевых операций.

 Однако, да.

 Где же вы научились так легко танцевать?

 В туманном Альбионе. Там иначе нельзя. Не примут просто в хорошем обществе.

 Так вы из хорошего общества?

 А вы?

Грушенька, танцуя и кружась, всплескивает руками.

 Ой, и не спрашивайте. Я из плебейского племени ненавистных вам журналюг.

 Так вы всё подстроили! Ловко.

 Предком клянусь, нет! Я совершенно не ожидала встретить вас в этом месте и в это время.

 Но, судя по всему, давно интересуетесь моей скромной особой.

 А как вами не интересоваться: молодой, красивый, бо-га-тый! И не женатый. Какой жених пропадает!

 Так вы охотница за женихами?

 Я охотница за жемчугами.

 Это как понимать?

 Раковин в житейском море много. Но не в каждой заключена жемчужина. Пустышек много. Но даже если и есть жемчужина, то не факт, что экстра класса.

 А вас интересуют жемчужины только экстра класса?

 В общем, да.

 Боюсь, что вы переоценили мои скромные возможности в этой области.

 А вы не бойтесь. Как там сказал поэт? «Большое видится на расстоянии». Со стороны видней.

 И что вам нужно от меня?

 Всего ничего. Самую малость. Интервью.

 Как говорил незабвенный Виктор Степаныч: «Зачем же увязывать вопросы так перпендикулярно?»

Столыпина хохочет.

 А вы, однако, не лишены чувства юмора.

 Это не я. Это Черномырдин. Но и вы тоже

 Я всего-навсего выполняю свой профессиональный долг.

 На балу удачи.

 Да. На балу удачи.

 Хорошо. Будет вам и дудка, будет и свисток.

 Когда?

 Завтра.

 Где?

 В офисе. Он находится по адресу

 Вот это мне можете уже не говорить. Адрес Вашего офиса мне известен. Исходила там всё вдоль и поперёк, слева направо и справа налево, надеясь на удачу, а нашла её там, где не ожидала.

 Так всегда бывает. Недаром умные люди говорят, что очень важно оказаться в самое неподходящее время в неподходящем месте.

 Это как раз мой случай.

 В таком случае, Случай, простите за тавталогию, ваш друг.

 А может быть и ваш?

Сергей пристально смотрит на Грушеньку. Случайно это вырвалось у нее или с подтекстом?  Может быть и мой. Я жду Вас завтра в 11 часов.

 И время встречи изменить нельзя.

 Ни в коем случае.

Сергей и Грушенька уносятся в вихре вальса.

На этот раз рабочий день начинается не как обычно. Сергей долго сидит перед серым экраном выключенного компьютера. Включает компьютер, но даже не замечает этого своего жеста. Он давно склонялся к чему-нибудь подобному, но всегда была масса аргументов против этого шага. И самый главный  нельзя просчитать последствия этого шага. Противник абсолютно неизвестен и, как это часто бывает, всё за него решил его величество случай. Чему быть, того не миновать. Сейчас самое главное, заявить с помощью этой девицы о себе, намекнуть для тех, кто этот намёк поймёт, но более ничего конкретного. И обязательно завизировать материал. У нынешних журналюг, как она изволила заметить, лёгкость в мыслях необыкновенная. От всех этих размышлений его отвлекает голос секретаря.

 Сергей Николаевич, к Вам корреспондент.

 Приглашайте.

Как же всё-таки женщины умеют преображаться. Прирождённые актрисы. Вошла в кабинет совсем другая женщина. Типичная бизнес-леди: ничего лишнего ни в одежде, ни в причёске, ни в макияже. Сергей делает движение ей навстречу.

 Присаживайтесь. Чай, кофе.

 Кофе.

Сергей переадресовал желание гостьи секретарю.

 Елена Ивановна, две чашки кофе.  Обращается к корреспонденту.  Одну минутку. Я выключу компьютер.

 Если Вы не возражаете, я тем временем посмотрю Вашу книжную полку.

 Не возражаю.

Грушенька по роду своей деятельности часто бывала в офисах сильных мира сего. Этот офис её удивил и озадачил. На книжных полках среди финансовых талмудов  Розанов, Ницше, Бердяев, Булгаков, Ильин.

 Надо же, Розанов, Бердяев, Ницше, Шопенгауэр, Соловьев, Булгаков, Ильин. Первый раз вижу у финансиста, предпринимателя, бизнесмена такой набор книг.

 Это хорошо, или плохо?

 Это странно.

 Действительно, странно. Я ищу великих людей, а нахожу лишь обезьян их идеала..

Аграфена Петровна Столыпина, язык не поворачивается сказать «Грушенька» возвращается к столу, усаживается в предложенное ей кресло.

 Так зачем Вы их здесь держите?

 Это ступени для меня. Я должен был пройти по ним. Они же думали, что я хотел сесть на них для отдыха.

 Интересно. Но непонятно

 Вы, насколько мне кажется, умный человек. Разберётесь на досуге.

 Постараюсь. А Вы, я думаю, достаточно закрытый человек.

 Почему Вы так думаете? Мне нечего скрывать. Бизнес у меня достаточно прозрачный.

Аграфена Петровна не даёт Сергею опомниться и задает вопрос, что называется в лоб.

 В таком случае, как вы заработали свой стартовый капитал? Говорят, удачной спекуляцией на бирже.

 Удачной спекуляции на бирже не бывает.

 А что бывает?

 Боюсь, что слишком долго придется объяснять. И вы всё равно не поймёте. Это то же самое, что человеку, владеющему четырьмя правилами арифметики, объяснять формулы высшей математики. Могу лишь дать образное сравнение, весьма далёкое от оригинала. Биржа первоначально была создана производителями для финансовой поддержки производства. Сейчас  это сложнейший финансовый механизм свободного предпринимательства. Ну, скажем, его можно сравнить с симфоническим оркестром, или органом. Один на органе может исполнить органную токкату Баха, а второй  «Чижик-пыжик». Вот, собственно, и всё.

Аграфена Петровна иронично улыбается.

 Вы, конечно, исполняете органную токкату?

Сергей, что называется, «не клюёт» на ироничную улыбку журналистки и продолжает вполне серьёзно.

 Пытаюсь, в меру своих сил и возможностей. Но, чтобы исполнять органную токкату, нужно много учиться. У меня за спиной мехмат МГУ, стажировка в Лондонской школе экономики, работа на Лондонской бирже.

 А почему мехмат?

 Надо уметь создавать математические модели самых невероятных финансовых процессов. Это из области высшей математики.

Столыпина резко меняет тему разговора.

 Вы ведёте почти уединённый образ жизни. Ни в каких тусовках не замечены. Почему?

 Служенье муз не терпит суеты.

 Я не это имела в виду. Я первый человек, кому Вы даёте интервью. Вы почти неизвестны.

 Почему же? Известен. Только в очень узких кругах. Вот, благодаря Вам, стану известен более широкой общественности.

 Говорят, Вам прочили блестящую карьеру в боксе.

 Опять говорят. От Вас, как я вижу, ничего не скроешь.

 Профессия обязывает.  Аграфена Петровна снова улыбается.  Так как насчет бокса?

 Графа Монте Кристо из меня не вышло.  На этот раз Сергей решил поддержать её ироничный тон.  Пришлось переквалифицироваться в управдомы.

 Вы хорошо знаете классику.

 Профессия обязывает.

 Так ли?

 Что Вы хотите этим сказать?

 Я хотела сказать, что может быть, наоборот. Управдома из вас не вышло. Пришлось переквалифицироваться в графа Монте Кристо.

Эта фраза заставила Сергея более пристально взглянуть в глаза собеседнице. Вот уже второй раз с острого язычка этой особы срывается то ли намёк,, то ли догадка. Что известно этой странной разноликой дамочке?

 Граф может стать управдомом, а вот управдом графом  вряд ли.

 А боксёр?

 Боксёром становятся, а графом рождаются. Не так ли?!

 Логично.

 Я так и думал. Есть ещё вопросы?

 Почему Вы решили заняться кадетскими корпусами? Это ведь, как теперь любят говорить, непрофильные активы.

 России нужны воины. В каком-то старом фильме, который я смотрел в детстве, прозвучала фраза: «Есть такая профессия  Родину защищать». Вот эту профессию и нужно возрождать.

 О Вас ходят разные слухи.

 Какие могут ходить слухи о неизвестном человеке?

 Потому и «слухи» вместо фактов.

 И какие же слухи?

 Говорят, Вы жесткий человек, даже жестокий.

 Ко всем проявлениям зла  да. Изучая мою книжную полку, Вы обратили внимание на ряд весьма достойных людей, а вот одного, ныне почти забытого, не увидели.

 Это кого же?

Сергей выходит из-за стола, проходит к книжной полке, вытаскивает небольшой томик в серой обложке и передает Столыпиной.



 Варлама Шаламова. Он прошел все круги ада сталинских лагерей. В его колымских рассказах есть одна любопытная мысль, вернее, его кредо. Я его запомнил на всю жизнь: «Принцип моего века,  пишет Варлам Шаламов,  моего личного существования, всей жизни моей, вывод из моего личного опыта, правило, усвоенное этим опытом, может быть выражено в немногих словах. Сначала нужно возвратить пощёчины, и только во вторую очередь  подаяния. Помнить зло раньше добра. Помнить всё хорошее  сто лет, всё плохое  двести. Этим я и отличаюсь от всех русских гуманистов девятнадцатого и двадцатого веков». Я готов подписаться под каждой фразой, под каждым словом его кредо.

Столыпина долго всматривается в портрет Шаламова на титульном листе книги. Откладывает книгу в сторону.

 Вы берёте на себя роль Верховного судьи?

 Ни в коем случае.  Резко возражает Волков.  Есть закон. И действовать надо в рамках закона. Иначе мы такого наколбасим, мало не покажется. Строгое соблюдение закона  основная черта здорового общества.

 А что такое, на Ваш взгляд, здоровое общество? Равноправное?

Сергей морщится, как от зубной боли.

 Природа никого не наделяет равными правами. Люди неравны от рождения. Один талантлив, а другой нет. Нет несправедливости в неравных правах. Несправедливость  в притязании на равные права. Только перед законом должны быть все равны. А в остальном



 А что в остальном?  Подхватывает Аграфена Петровна.

 Видите ли, в каждом здоровом обществе существует три типа людей.  Сергей придвигает к себе томик Шаламова.  Одних природа одарила сильным духом, других  мускулами, а третьи, не выдающиеся ни тем, ни другим  посредственности. Только у сильных духом доброта  не слабость. Вторые  исполнители сильных духом, их ближайшая среда. И первые, и вторые  это те, о которых когда-то поэт сказал:

Природа  мать! Когда б таких людей

Ты иногда не посылала миру,

Заглохла б нива жизни.

Так вот, я вижу свою задачу в меру моих сил и возможностей находить и поддерживать первых и вторых. Остальным я ничем не могу помочь. Я бессилен против природы.

 Так что получается, посредственные не нужны?

 Почему же? Высокая культура  пирамида. Она может стоять только на широком основании. А это сильная и здоровая посредственность. Ремесло, торговля, земледелие, всё, что содержится в понятии специальной деятельности, согласуется с посредственным, что ни в коем случае, ни хорошо и ни плохо, а объективная реальность. Подобному нет места среди исключений.

 Да-а-а. Оригинальная теория.

 Ну что вы!  Продолжает Сергей, совершенно не обращая внимание на иронический оттенок реплики собеседницы.  Я не оригинален. Представьте, росли по соседству два человека. Один стал первооткрывателем новых миров, раздвигает границы возможного. А второй стал бухгалтером. Это не значит, что второй не нужен. Кому-то ведь надо подсчитывать дебет-кредит.

Аграфена Столыпина снова не может сдержать ироничной улыбки.

 А Вы себя к какому типу людей относите?

 Это я предоставляю Вам решать.  Так же иронически парирует Сергей Волков.

 Спасибо за доверие.

 Не за что. Вы ведь все равно сделаете свои выводы, доверяю я Вам или нет.

 Нет. Я не люблю точек. Предпочитаю многоточие.  Уже без иронии отвечает Столыпина.

 Я рад. Значит Вы  настоящий журналист.

 Благодарю Вас. А к какому типу людей вы относите нового вождя всех «проклятьем заклейменных»?

 Я не интересуюсь политикой. Это не область моих интересов.

 И все таки, вы же наверняка его видели по телевизору.

Назад Дальше