Однако, несмотря на весь наш опыт и энтузиазм, силы в борьбе с рекой были не равны. Завалов было столько, что к четырём часам вечера а уже действительно надвигался вечер, так как в это время года темнеет рано, мы поняли, что к промежуточному финишу до темноты не успеваем. А ведь мы обогнали большое количество команд, которые вообще ни до какого лагеря доплыть бы не сумели. Впереди же, по нашим подсчётам, было ещё много экипажей.
Наконец, когда сил уже почти не оставалось, а темнота начала сгущаться, увидели на берегу группу людей, человек двадцать, которые что-то обсуждали. Мы причалили и узнали, что они собираются бросить байдарки на берегу и выходить на дорогу ловить машину. Здесь было единственное место по карте на всём протяжении пройденного пути, где шоссе подходило близко к реке. Так мы все и сделали. Наступала ночь, нужно было выживать.
Шатаясь от усталости и обнявшись, мы с Зиной шли по шоссе, когда вдруг навстречу нам попался один из организаторов соревнований. Зина была хорошо с ним знакома. Как же он был счастлив, увидев нас! Зина только открыла рот, чтобы высказать всё, что она думает об этом ралли и о нём самом, как мужчина опередил её:
Сейчас будет автобус; ждите здесь, вас отвезут в лагерь.
За нами ещё очень много народу, который сюда не доплыл.
Будем всех собирать.
А что с показательным экипажем?
Он в пятистах метрах отсюда, тоже не дошёл до финиша.
Скоро нас погрузили в автобус и довезли до места ночёвки. Усталость была нечеловеческой, и я с грустью думала о том, что нужно ещё ставить палатку и распаковывать вещи. Каково же было моё изумление, когда нас встретил, широко улыбаясь, Лёша Алексеенко и сказал, что всё готово, палатки поставлены, вещи разложены, вода в котлах закипает. Ну и ну! Этот худенький смешной мальчишечка умудрился перетаскать все наши рюкзаки, продукты, котлы из грузовика, натянуть палатки, разложить вещи и спальники, нарубить дрова, разжечь костёр и вскипятить воду. Я посчитала это геройством, а он смущённо оправдывался:
Может, я из вещей что-то перепутал, не ругайте. А ужин я ещё не успел сварить.
Мы с Зиной начали готовить еду. В какой-то момент я присела у костра и заснула от усталости. Когда я открыла глаза, ужин был уже готов, а Зина раскладывала его по мискам. От стыда я чуть не расплакалась, но она, если что и заметила, виду не подала.
Через десять лет на реке Чилик на Тянь-Шане во время полдневного отдыха, когда мы с Зиной решили прогуляться по близлежащему ущелью, я вдруг вспомнила эти соревнования и мой позор:
Ты не представляешь, как мне было стыдно, когда я проснулась, ведь ты тоже тогда смертельно устала.
Да я ничего не заметила, мне казалось, ты всё время что-то делала.
Я поняла, что мой сон длился, наверное, мгновение. А я так мучилась от угрызений совести!
Продолжу рассказ о Лёшке Алексеенко. Его поступок запал мне в душу. Ведь он мог просто сложить горой все вещи, поставить свою палатку и ждать нас он же не знал, что происходит на реке.
Наутро я проснулась очень рано, когда ещё все спали, вылезла из палатки и увидела, как мимо нашего лагеря проезжает грузовик, полный людей, которых до сих пор вывозили с реки. Закутанные в какое-то тряпьё, с серыми от бессонной ночи и усталости лицами, они молча с завистью проводили глазами наш оборудованный лагерь. Выглядели все как пленные немцы после разгрома под Сталинградом, которых мы видели в фильмах. Позже я узнала, что, отчаявшись доплыть до финиша, люди бросали байдарки, зарывались в стога сена, уходили в близлежащие деревни и просились у жителей переночевать; другие всю ночь жгли костры и грелись около них, пока ребят не находила спасательная группа. Слава богу, обошлось без жертв. На второй день ралли, конечно, отменили. Чтó за такие соревнования получили потом организаторы, можно только догадываться!
А вот опять судьба! В том же году летом мы отправлялись в очередной зачётный поход ШРВП на две недели в Сибирь на речку Мрас-Су, в Горную Шорию, а потом инструкторы и приближённые к ним уже на три недели собирались на реку Кантегир пятой категории сложности в Саянах. Для второго похода пришлось целый год копить отгулы на лишнюю неделю, ведь на отпуск тогда полагалось только двадцать четыре дня.
За два дня до отъезда звонит мне Алла, сестра моего мужа, а она была в этом году слушателем в том же отделении нашей школы, где я была стажёром, и рыдает. Оказывается, её напарник по байдарке не может поехать в поход ему отказали в отпуске. Найти ему замену за два дня до отъезда практически невозможно. Я позвонила Гене Тупикову, который был инструктором и моим капитаном в байдарке. Он расстроился:
Нужно кого-то искать.
Выручил мой напарник по ралли Володя Попов:
А давай предложим Лёшке Алексеенко.
Тот согласился без колебаний, тем более что он был студентом, у него каникулы, отпуск брать не нужно. Ребята в команде его снарядили полностью и байдарку дали, и снаряжение. Алла была счастлива. А мы, конечно, пошли на нарушение, ведь записывать Лёшку в маршрутную книжку официально было некогда; утешало только то, что по технической подготовке он вполне соответствовал категории похода. Так он и поехал зайцем, без оформленных документов.
Но, как всегда и бывает, именно в Горной Шории мы напоролись на проверку. Маршрут проходил мимо зоны с заключёнными, а нам пришлось ночевать недалеко от этого места. К утру заявились проверяющие, стали смотреть маршрутные книжки, пересчитывать людей. Но школа у нас была большая, человек сорок, все перемещались, путались под ногами, и проверяющие махнули рукой. Кроме Алексеенко было ещё несколько «нелегалов», но обошлось.
Поход прошёл на ура, Лёшка не подвёл. Он сразу влился в наш коллектив, был балагуром, играл на гитаре, но кроме всего был исполнителен и хорошо управлял байдаркой всё-таки сказалась слаломная подготовка команды Фрязина. И вообще, он был на своём месте. Хотя от Коли Юдина, начальника нашей школы, мне порядком сначала досталось. Пилил он меня долго, но потом обмяк. Особенно во время проверки, когда Лёшка, быстро сообразив, в чём дело, просто куда-то исчез и не мозолил глаза, пока проверяющие не отбыли, поев нашего супчика и закусив водочкой.
Наконец мы после окончания зачётного похода на вокзале провожаем наших школьников в Москву, а сами собираемся уже в поход пятой категории сложности, на реку Кантегир. Алексеенко стоит около меня с какими-то благодарственными словами, а тут подходит Коля Юдин, расстроенный донельзя. Оказывается, к нему в группу должны были из Москвы приехать ещё люди; мы идём на Кантегир двумя группами, у меня свой руководитель, и наша группа вся тут, а к Коле кто-то недоехал, у него не хватало людей. Наша группа шла на Кантегир на байдарках, а у Коли были ЛАСы (лодки авиационные спасательные) и один ПСН (плот спасательный надувной), на него очень похож современный рафт. Нужно было видеть лицо Лёши Алексеенко, когда он услышал наш разговор. Он стоял с такой надеждой во взоре, трогательный до невозможности, что мы оба сразу повернулись к нему:
Ты можешь?
Что за вопрос, и он сразу помчался сдавать билет в Москву.
Мы с Колей переглянулись: это Кантегир, пятая категория. Но на ПСНе, куда Лёшку определили, его легко можно было бы заменить кем-нибудь более опытным на сложных порогах. В нашей байдарочной группе такая замена в экипаже была бы опасной.
Ну, пойдёт по берегу, где будет сложно.
Как потом оказалось, Лёшка достойно прошёл все пороги по воде, всё-таки фрязинская техника это вам не фунт изюма. Вот так «из грязи в князи» сразу третья и пятая категории в копилку.
Обе наши группы, ехавшие на Кантегир, пешую часть собирались пройти вместе. После первой ночёвки сложили свои рюкзаки и двинулись в путь. Как сейчас помню, выходной вес моего рюкзака был тридцать три килограмма. Капитан Гена Тупиков в это время был влюблён в девушку Наташу из нашей группы, она была почти без опыта, и он решил помочь ей разгрузить рюкзак стал понемногу отбирать у неё кое-какие продукты и укладывать к себе. Я побоялась, что он, не заметив перегруза, просто надорвётся, и тоже стала к себе в рюкзак откладывать побольше продуктов из нашей собственной раскладки, чтобы уравновесить груз. Это было, конечно, неправильно: у неё был свой капитан байдарки, он и должен был заботиться об этом, но я на Гену не обижалась, любовь великая вещь, а я рюкзак такого веса нести могла. Один только раз Коля Юдин поднял его как-то на переходе, глаза его округлились, и он тихо сказал: «Ты с ума сошла!» Однако, как показало будущее, любовь Гены и Наташи перешла в крепкую семейную жизнь. Они живут в соседнем от меня доме, вот уже более сорока лет вместе. Только наш с Геной экипаж, конечно, после этого похода распался.
Лёшка Алексеенко впервые нёс большой груз и почти сломался на первом же километре. Он не умел ходить с тяжёлым рюкзаком, присаживался каждые пять минут для отдыха, не понимая, что часто садиться, вставать и снова поднимать тяжёлый рюкзак нельзя это только съедает его силы. Не знал он, что самое трудное поднимать рюкзак на плечи, теряется много сил. Лучше дольше идти, а потом дольше отдыхать. А как поднимают тяжеленный рюкзак? Сначала его ставят на пень или прислоняют к дереву или камню, затем присаживаются, продевают руки в лямки и, перевалив рюкзак на спину, встают на четвереньки, а потом уже поднимаются. Целая наука. Просто вскинуть его на плечи одному невозможно. Именно поэтому я всегда старалась идти долго, сколько могла. Надо сказать, в этом походе у каждого из нашей группы был большой выходной вес рюкзака. Самодельная байдарка была только у нас с Геной, остальные собирались сплавляться на промышленных, которые примерно в два раза тяжелее.
Лёшку никто ходить по тайге с тяжёлым рюкзаком не учил. Когда я увидела его сидящим под кустом совсем без сил, подсела к нему. Он прошептал: «Больше не могу». Пришлось буквально пинками поднимать его: «Иди за мной», и как только он собирался присесть, я заставляла его идти дальше. В конце концов он втянулся, нашёл свой темп и доблестно закончил этот день. Дальше было легче. После окончания пешей части, уже на берегу реки, он подошёл и сказал: «Я буду звать тебя моей матерью, ты меня спасла». Мы много лет потом ходили вместе в походы, и я ни разу не пожалела, что взяла тогда молодого неопытного парнишку с нами, получается, выпустила его в «дальнее плавание».
Несмотря на его «интеллигентную» сущность, Лёшка как-то очень быстро в походах приобретал весьма «бомжеватый» вид. Не могу сказать, что все мы при этом выглядели рафинированными леди и джентльменами, но не такими оборванцами, каким становился Алексеенко, как только группа отъезжала от Москвы. Из-за этого с ним всегда происходили смешные истории. Через год после Кантегира мы собрались на реку Каа-Хем, один из истоков великого Енисея. Попасть на Каа-Хем в те годы было сложно местные власти не любили заезжих туристов и требовали у групп разрешения от пожарных властей на посещение территории Тувы. А власти эти, конечно, давали разрешение очень неохотно; как правило, район Каа-Хема закрывали на въезд по пожарной безопасности. Наш руководитель ещё зимой посылал запрос, но пришёл отказ. Тогда стали добиваться разрешения по знакомству и нашли выход на начальника пожарной службы района, с рекомендательным письмом к нему можно было чего-нибудь добиться. Но злой рок преследовал нас.
Перед нашим походом на Каа-Хем, как всегда, проходил зачётный поход ШРВП в Сибири, на реке Сисим в Красноярском крае. Окончание маршрута было в каком-то посёлке, из которого выехать можно было только на катере. А тот опоздал на сутки, и когда мы наконец добрались до Кызыла и сунулись в пожарную службу, оказалось, что буквально за два часа до нашего появления начальник отбыл в отпуск и мы остались с носом. Мало того! Не только Каа-Хем, но и весь район закрыли по пожарной безопасности, даже из Кызыла не разрешалось куда-либо выезжать. Въехать-то мы въехали, а вот назад нельзя. Разными подпольными путями мы договорились с каким-то водителем грузовика, он обещал доставить нас прямо до верховьев Каа-Хема тайком, но не тут-то было! Не доехав километров двадцать до нужной точки, мы попали прямо в руки местной пожарной охраны. Суровые люди высадили нас из грузовика и отправили обратно в Кызыл на рейсовом автобусе.
Вот мы и снова на автовокзале в Кызыле. Пять дней нам никак не удавалось выехать из города, нас не брал ни один транспорт. Мы уже стали шутить: «Придётся здесь устраиваться на работу и жить». Отпускные дни таяли, времени на прохождение Каа-Хема уже не хватало, и мы лихорадочно думали, куда бы податься, чтобы оставшееся время хоть как-то провести на реке. Вдруг обнаружили, что рейсовый автобус может нас взять с собой в Ак-Довурак, есть такой небольшой городок на Золотом кольце Сибири. Оттуда мы можем добраться до реки Оны, которая короче Каа-Хема, и у нас ещё хватало на неё дней. Это уже была не Тува, а Хакасия, тувинские противопожарные правила там не действовали. Половина нашей группы уже была на Оне, в том числе и я, все её хорошо помнили, можно было сплавиться по ней, не имея лоции, не очень рискуя. Это была хорошая, твёрдая четвёрка с прекрасными сложными каскадами порогов и мощными шиверами. Для непросвещённых: шивера это относительно мелководный участок реки с беспорядочно расположенными в русле большими камнями и быстрым течением, в отличие от порога, который обычно характеризуется большим перепадом уровня воды, сильным течением и ярко выраженными сливами. Река Она «четвёркой» считалась только потому, что была короткой; будь она подлиннее, стала бы рекой пятой категории сложности.
Водитель рейсового автобуса сжалился над нами и, когда мы приехали в Ак-Довурак, увёз нас ещё километра на два от посёлка по шоссе в сторону, куда нам нужно было потом ехать. Мы очутились в тайге около какой-то небольшой речушки, вдоль которой проходила дорога к тому самому сто четвёртому километру трассы Ак-Довурак Абаза, где и начиналась пешая заброска на реку Ону. Всё уже вроде бы складывалось удачно, но водители машин, которых мы останавливали с просьбой отвезти нас на место, наотрез отказывались нас брать оказывается, в эти дни на дорогах был организован какой-то проверочный рейд, водителей, которые брали с собой левые грузы и людей, сурово наказывали. Наконец нам удалось загрузить в один грузовик всё снаряжение и двух человек из группы и благополучно их проводить. Оставшиеся решили ловить машины и уезжать по двое, чтобы было легче договориться с водителями. Мы выставили на дорогу Лёшку Алексеенко, а сами спрятались в кустах, решив, что его молодой и невинный вид вызовет у водителей жалость. Но, на наше удивление, все машины проносились мимо. Время шло, Алексеенко уныло стоял у дороги, а мы удивлялись, ведь обычно в Сибири любой водитель остановится и подвезёт. Наконец кто-то сказал: «Да уберите вы Алексеенко, он всех распугал». Действительно, за пять дней на автовокзале в Кызыле мы все немного обтрепались, но Лёшка был неотразим! Лихо заломленная вылинявшая кепочка, потасканная ковбойка, круглые смешные очки, но главное лицо! Как он умудрялся, будучи внутренне совершенно интеллигентным человеком, а по своей молодости ещё и стеснительным, приобретать вид бомжа, непонятно. Мы его на кого-то заменили, и тут же машины стали останавливаться, а мы вскоре добрались до места старта.
Через пять лет мы сплавлялись по реке с красивым названием Обихингоу. Дело было на Памире, шестая категория сложности. И вот в последний день сплава, когда ребята поднимали катамараны из каньона, откуда ни возьмись появился корреспондент местной газеты. В это время Коля Юдин уже поднялся наверх и помогал вытаскивать катамараны. Поговорить он всегда любил, а тут корреспондент, и Коля начал заливаться соловьём. Он долго рассказывал о том, откуда мы, почему здесь находимся, а потом перешёл на личности:
У нас в группе собрались люди совершенно разных профессий. Вот, например, доктор физико-математических наук Павел.
В этот момент Паша показался из-за скалы, вылезая из каньона. Уже несколько дней у него болело ухо где-то простудился, и он не мог придумать ничего лучше, как надеть на ухо шерстяной носок. Это действительно ему помогло. Согревая ухо, он так и сплавлялся с ним; мы сначала смеялись, а потом перестали замечать. Так с этим носком доктор физико-математических наук и предстал перед изумлённым взором корреспондента.