Неужели! Вот уж не думал, что тут, в Самаре Однако! удивился Ренц на слова старой дамы.
Да-да, представьте! Алхимией! И говорят, что он-таки это сделал. Превратил камень в золото.
Вот вам и аптекарь! снова удивился Ренц.
Поговаривают, его за это и убили. А формулу украли, продолжила женщина, которую вдохновил живой интерес Ренца к ее рассказу.
Ренц отвлекся на минуту от разговора и повернулся к Луизе.
Луиза, милая, пойди сюда. Тут Сура Гершевна интересную историю рассказывает. Ни за что не поверишь! Основатель аптеки, Демид Мартынов, был алхимиком. Каково!
Кажется, я что-то слышала от Натальи Николаевны, сказала Луиза.
А в пристройку ходили? спросила Сура Гершевна.
Еще нет. Там очень старый замок, а ключ потерялся, ответил Ренц. Вот хочу позвать кузнеца, чтобы снять замок. А что там? Вы знаете?
Эту пристройку Демид Иванович купил у поручика Кузнецова. Поручик, я вам честно скажу, был картежник и пьяница. Я его хорошо помню. Я, знаете ли, с детства в том доме живу, Сура Гершевна сделала неопределенное движение рукой, указывая на свой дом, тот, что напротив.
Там где бакалейная лавка? уточнила Луиза.
Ну да, ну да, Сура Гершевна тянула слова и особенно отчетливо ставила ударения.
Что же поручик? спросил Ренц, возвращая пожилую даму к разговору.
А? Поручик? Ой, он тут не причем. Он потом очень удачно женился. А вот в этой самой пристройке Мартынов сделал лабораторию. И я вам лично скажу, что видела, как из трубы каждую ночь шел густой серый дым.
Что же случилось с Демидом Мартыновым? спросил Ренц.
Знаете, весь город ждал, что вот-вот Демид Иванович объявит о своем открытие. Только этого не случилось. А вышла такая история: как-то поутру Мартынова нашли с перерезанным горлом в одной сомнительной гостинице. В этой гостинице не знаю, как сказать парочки встречались, прошептала Сура Гершевна.
Интересный случай, задумчиво, будто сам себе, сказал Ренц.
С тех самых пор аптека чахнет без твердой хозяйской руки, продолжила Сура Гершевна. Я очень рада, что теперь вы тут хозяин. Буду к вам захаживать.
Ренц проводил посетительницу до дверей и ласково попрощался с ней.
Заходил еще кто-нибудь? спросила Луиза.
Ренц улыбнулся своей доброй спокойной улыбкой и поправил синий цветок в волосах жены.
Заходил хозяин бакалейной лавки. Приятный человек.
И все?
Но что же ты хочешь, дорогая. Еще только утро. Все будет хорошо. Люди придут, вот увидишь.
Не нужно было слушать Аню. Нужно было ехать в Москву, уже совсем расстроенная сказал Луиза.
Ну, полно! Лучше помоги мне.
Ренц поцеловал жену в щеку и вернулся за прилавок. Он достал старый видавший виды поднос. На подносе стояли три баночки. В одной были белые шарики, в другой позолота, а третья пустая. Рядом лежал пинцет.
Нужно вот так, сказал Ренц жене, Берем пинцетом шарик. Аккуратно. Опускаем в позолоту. Вуаля! И затем вот в эту баночку.
Луиза принялась за работу и вскоре за кропотливым занятием забыла о своих опасениях.
Конечно, она не винила Аню в том, что та вовлекла Ренца в историю с этой аптекой. Но все же Луизе эта затея была не по сердцу.
«Ах, и надо было Ане ехать в Самару!» это было последнее, о чем подумала Луиза, прежде чем полностью погрузилась в свое дело.
Она занималась тем, что позолачивала таблетки. Позолоченные таблетки лучше покупали.
Анна Корф еще в апреле, как только высохли дороги, уехала в гости к своей тетке Наталье Николаевне Аладьевой. Тетка жила в Самаре и уже много лет зазывала Аню в гости. Но та два года путешествовала с отцом по Европе, и вот, вернувшись домой в Санкт-Петербург, вынуждена была почти сразу ехать в Самару. Откладывать поездку к тетке было уже невозможно.
Как ни странно Самара понравилась Анне. Было в этом городе что-то загадочное. Низкие домики с уютными балконами, манера каждому со всяким здороваться, останавливаться и заводить неспешный разговор.
Общество тут было смешанным. Несколько крупных персон, обедневшие дворяне, купцы удачливые и не очень, парочка известных художников вот, пожалуй, и всё.
И вот как-то раз на обеде у Аладьевой заговорили об аптеке Демида Мартынова. Вспоминали, что когда-то это был центр городской жизни.
Аня, еще не дослушав рассказ, знала: нужно срочно писать Ренцу. Аптека Мартынова со всеми ее темными и загадочными историями была под стать Якобу Ренцу. Так Ренц стал хозяином аптеки в Самаре.
В Санкт-Петербурге Ренц был известным человеком. Однако никто в точности не мог сказать ни какого он происхождения, ни какого рода деятельности, ни откуда прибыл в Россию. Его знали как гипнотизера, врачевателя, экспериментатора и даже волшебника. Он был ласково принят при дворе и даже кого-то там лечил от кори.
Человек он был без сомнения умный, хорошо понимал людей, от того так легко входил в доверие. И все же, несмотря на всю свою таинственность, Якоб Ренц был простым фармацевтом. Он учился в частной фармацевтической школе недалеко от Берлина. Получив диплом, Ренц некоторое время работал в аптеке, и был у хозяина на хорошем счету. Но даже самая большая аптека была мала для Ренца, он мечтал о путешествиях, больших делах, открытиях.
И вот к своим пятидесяти годам Ренц напутешествовался, насмотрелся и вконец устал от кочевой жизни, захотел обзавестись своим углом и своим делом. Пусть скромным, но зато своим. Так все эти многочисленные события привели к тому, что сегодня Якоб открыл аптеку в Самаре.
Аня, после того, как сбежала из кондитерской, направилась прямиком к Ренцу. Переступив порог аптеки, она почувствовала себя разбитой и больной.
Анечка, что случилась? Ренц тут же поспешил ей на встречу. На тебе лица нет? Ты здорова?
Якоб Иванович, куда бы сесть. Что-то мне плохо, слабым голосом ответила Аня.
Сейчас-сейчас, Ренц, который всегда действовал спокойно и разумно, вдруг по-стариковски засуетился.
Наконец он вытащил стул из-за прилавка и усадил Аню.
Воды? спросил он, все еще находясь в том состоянии, когда человеку непременно нужно что-то делать, пусть даже пустяшное.
Да, пожалуйста, ответила Аня. А где мама?
Она вот только что уехала, отправилась к вам в кондитерскую.
Не нужно было. Впрочем Аня задумалась.
Анечка, что же там было? спросил Ренц.
Аня, которая уже почти пришла в себя в спокойном и безопасном месте, рассказала Ренцу все, что случилось этим утром в кондитерской Марка Аладьева. В ходе всего рассказа Аня сидела на стуле, а Ренц стоял перед ней, ссутулившись и повесив руки вдоль тела. Но как только Аня закончила рассказ, он ободрился, похлопал себя по бокам и уже совсем весело сказал.
А не выпить ли нам настойки?! Есть у меня одна настойка. Чудо! А? он подмигнул Ане.
Она только сейчас поняла, что все позади, все закончилось.
Ренц поставил на прилавок тот самый поднос, на котором часом ранее, стояли три баночки, и лежал пинцет. Только сейчас вместо склянок на подносе красовались две миниатюрные рюмочки, красивая бутылка с узким горлышком, блюдце с аккуратно нарезанными тонкими ломтиками лимона.
Ренц, ухватив бутылку своими длинными пальцами за горлышко, разлил красную жидкость по рюмкам.
Нужно вот так, сказал он Ане. Смотри.
Он опрокинул содержимое рюмки себе в рот, следом положил ломтик лимона вместе с цедрой и стал жевать.
М-м-м, хорошо! Ренц помотал головой от удовольствия.
Аня продела то же самое.
А-а! только и сказала она.
Тут же по всему телу разлилось тепло, а следом пришло спокойствие.
Ну как? спросил Ренц.
Не знаю, честно призналась Аня.
Но тут же передумала и сказала.
Вообще-то, хорошо.
Ренц снова ухватился за узкое длинное горлышко бутылки и снова наполнил рюмки.
После второй рюмки, Аня почувствовала, что все происшедшее пустяки и как-нибудь обойдется. Тут она вспомнила фигуру в толпе, за которой пыталась поспеть, однако бросила и эту мысль.
Знаете, Якоб Иванович, я почему-то ожидала подобного. Плохо так говорить. Да? спросила Аня.
Но она не дала ответить Ренцу и продолжила:
У вас сегодня тоже открытие. Но я была уверена, что у вас все будет хорошо. А вот Марк, с его прожектами, она не докончила фразу.
Думаешь, это случилось по его вине?
Якоб Иванович, а вы что думаете?
Марк неглупый мальчик, начал Ренц. Только он совсем не умеет думать наперед. Любит, чтобы быстро. А ведь быстро случаются только плохие вещи. Как по мне. Хорошие же нужно долго холить, взращивать. Мы кладем семя, со временем появляется росток, а то ведь бывает, что и не появляется. Но, допустим, все-таки появляется. Потом молодое деревцо. И только спустя несколько лет хорошее крепкое дерево. Так вот Марк хочет, чтобы у него было сразу хорошее крепкое дерево. Поэтому он распространил так много рекламных листовок и не подумал о том, сколько человек может за раз принять его кондитерская.
Аня слушала внимательно и в душе соглашалась с каждым словом.
Думаете, не выйдет у него с кондитерской? спросила она.
Ренц немного помедлил.
Думаю, нет.
Что же с ним будет? Он наделал столько долгов. Я-то ему, конечно, прощу! Но другие! Банк!
Анечка, наверное, я ошибаюсь. Будем верить в то, что Марк все уладит.
Аня тяжело вздохнула.
Я хочу тебя кое о чем попросить, сказал Ренц.
О чем же?
Я тебя знаю. Ты такой человек. У Марка не вышло, а вину чувствуешь ты. Так?
Почему? Я? Нет!
Они помолчали.
Да, наконец призналась Аня. Действительно, чувствую. Не знаю почему. Ведь, я же не виновата?
Ты, моя дорогая, совсем не виновата. Но Марк так умеет все повернуть, что не пройдет и дня, как ты уже будешь решать его проблемы.
Я уже, признаться, об этом думала, пока сюда ехала.
Тогда вот тебе моя просьба: прояви всю свою силу воли и не вмешивайся в дела Марка. Все, что ты могла для него сделать, ты сделала. А теперь отпусти его, дай ему возможность решить все самому.
Что ж. Я попробую. Знаете, я уже думала Кожухову написать, спросить у него совет.
Не стоит. Вернее, написать Евгению Евгеньевичу дело хорошее. Но про Марка не пиши.
Глава 3. Обед в купеческом доме.
Обедали поздно. После того, как Аладьева и Ксения Павловна вернулись из кондитерской, а вернулись они с большим трудом, так как экипаж пропал, обе слегли в постель с головной болью.
К семи вечера, на два часа позже обыкновенного, сели за стол. Были все домашние и еще несколько человек, что всегда или почти всегда являлись к Наталье Николаевне на обед. Одним из них был преподаватель гимназии Николас Бланк. Это был старый человек. Но, несмотря на свой возраст, он все еще держался прямо и живо. Бланк был из тех людей, что постоянно находятся в движении. Он редко брал коляску, а чаще ходил пешком. Много читал, любил долгие прогулки.
С Натальей Аладьевой они приятельствовали уже много лет, с тех самых пор, как умер ее муж.
Сегодня, не изменяя своей привычки, Николас, прошагав пешком две версты, явился к Наталье Николаевне в привычный час. Однако обед задержали, и Николас Бланк стал дожидаться хозяйку в кабинете ее покойного мужа. Бланк любил эту комнату. Весь кабинет был увешан портретами Аладьевых, вплоть до его основателя самого именитого и богатого самарского купца Степана Гавриловича Аладьева.
Историю семьи Аладьевых Бланк знал хорошо. Более того, он был знаком с самим Степаном Гавриловичем, а его старший брат Генрих Бланк был поверенным у Степана Гавриловича и именно он составлял его завещание.
Портрет Степана Аладьева был больше прочих и висел в самом центре стены напротив окна. Со всех сторон он был окружен портретами детей и внуков, а их у него было тридцать семь человек: одиннадцать детей и двадцать шесть внуков.
Лицо у Степана Гавриловича было худое, вытянутое, с длинной курчавой бородой. Умные серьезные глаза, а в них бесконечная усталость.
Тяжелую жизнь прожил Степан Аладьев, но ни разу Бланк не слышал, чтобы он на что-то жаловался. Ни на то, что барин не хотел его на волю отпускать. Ни на то, что его первый сальный заводик сгорел дотла. Не жаловался, когда умерла первая жена. Не жаловался, когда умерла вторая жена.
Наоборот, чтобы не случалось со Степаном Аладьевым, во всем он видел повод работать еще усерднее. Когда сгорел его маленький завод по топке сала дело всей его жизни, Степану Гавриловичу было уже за шестьдесят. Всю жизнь он стремился к тому, чтобы построить что-то свое и вот это «свое» сгорело.
Но ни тот человек был Аладьев, чтобы задаваться вопросом: «За что?». Нет, это был человек практичный и мыслил он рационально. Да, завод сгорел. Да, ничего не осталось. Но есть опыт, есть руки.
Степан Гаврилович занял у богатого односельчанина денег, причем сумма была настолько большой, что дать ее могли только человеку действительно честному и уж точно с головой на плечах. С заемными деньгами и с огромной семьей Аладьев отправился в Самару и тут уже построил большое производство. Топил сало и возил его в Москву и Санкт-Петербург, где был большой спрос.
Аладьев выплатил долг за три года. И скоро стал самым богатым человеком в Самаре.
Бланк все еще разглядывал портрет основателя династии, когда в кабинет вошла Наталья Аладьева.
А я вас звать пришла, сказала она. Пойдемте обедать. Уж, простите, что задержали сегодня. Слышали, наверное, что произошло в кондитерской у Марка?
Слышал. Как же не слышать?! Весь город говорит. Думаю, привирают порядочно.
Ох, как бы ни наоборот. Ужас, что вышло!
Но ведь никто не погиб? спросил Бланк.
Что? Ах, господи! Нет! Все живы. Но натерпелись, говорю вам.
Прошли в столовую. Там тоже все разговоры велись только о том, что произошло в кондитерской. Жалели Марка и уже делали предположения, как бы ему помочь. Самого Марка за столом не было. Его не видели с самого утра. Как только он закрыл кондитерскую, тотчас куда-то исчез. Ждали его к обеду, но он не явился.
Одна лишь Аня не участвовала в разговоре о том, что же следует предпринять и как теперь спасать Марка. Она сидела, надувшись, и молчала весь вечер.
«Дудки! Я на это больше не куплюсь, думала Аня. Всегда одна и та же история. Ах, бедный Марк. Ах, бедный Марк. А что в нем такого бедного? Собрал чужие деньги и потерял их. Теперь уже не сомневаюсь, что потерял».
Анечка, ты чего такая кислая? спросила Аладьева.
Я? Ничего. Просто думаю.
О чем же? Или это секрет?
Почему же секрет? Вот, пожалуйста. Думаю, о том, как Степану Гавриловичу Адальеву, крепостному крестьянину, удалось такое огромное дело построить? Вот Марку и кредит дали, и мы ему все заняли без всяких процентов, а вот не выйдет у него ничего. Вы меня, Ксения Павловна, извините, Аня посмотрела на мать Марка. Но ничего у него не выйдет. В кондитерскую после такого никто не пойдет. Люди тут суеверные, боязливые. Теперь хоть бесплатно раздавай пирожные не пойдут.
Ксения Павловна слушала Аню, подняв брови, и всем своим видом показывала, что та говорит чепуху.
Все молчали. Наконец, чтобы спасти положение, заговорила Аладьева.
Таких людей как Степан Аладьев единицы. Как ему удалось? Да, бог его знает? Знаю, он был упрям, настойчив. Бывает такая порода людей: ничем их не сломить. Он умел рисковать, но продумывал все тщательно. Ведь, он на чем разбогател? На том, что топленое сало решил возить в столицу. Потому что там цена была выше, намного выше. Если бы он принялся продавать свой товар здесь, то ничего бы у него получилось. Сводил бы концы с концами, как другие.
А от чего другие не возили товар в Москву и Петербург? спросила Аня.
От того, что страшно, ответил Николас Бланк. Это несколько недель пути. Всякое может случиться в дороге.
Это верно, подтвердила Наталья Аладьева, не возили, потому что боялись. А Степан Гаврилович посчитал, что даже, если будут потери, все равно выгоднее возить. Там спрос, там деньги. Если возить товар в столицу, то на каждый вложенный рубль выходил почти рубль плюсом, а если бы он здесь продавал, то на рубль выходило бы от силы копеек пятнадцать.