Сначала Аня разозлилась.
«Мои деньги! Я сама знаю, кому давать в долг, а кому нет!»
Однако подумав еще немножко, Аня решила, что все-таки это хороший знак. Она чувствовала, что история с Марком еще только начинается и наверняка он захочет занять у нее еще и еще. И тут помощь Кожухова ей пригодится.
Аня отложила письмо Кожухова и теперь принялась за саквояж. В нем было несколько писем, адресованных Демиду Мартынову. Среди них письма от Степана Аладьева.
Определенно, сегодня у меня удачный день, сказала Аня вслух.
Она разложила письма от Аладьева на столе. Их было восемь.
Кроме писем в саквояже лежали черновики Мартынова. Часть из них письма, часть формулы и рецепты. Аня разделила их на две стопки и тоже оставила на столе. Сама же отправилась в столовую, было время обеда.
В столовой она нашла Наталью Аладьеву и Николаса Бланка. Они сидела на маленьком кожаном диванчике и разговаривали в полголоса. Когда вошла Аня, они на секунду замолчали, но тут же снова принялись что-то обсуждать, только теперь уже шепотом.
Аня прошлась по комнате. Выглянула в окно. Подошла к фортепиано, которое переехало сюда из гостиной, подняла и опустила его крышку. Поправила кончиком туфли задравшийся угол ковра и снова взглянула на тетку.
Та почувствовала ее взгляд и повернулась.
Ну? Что ты ходишь? Иди сюда.
Аня подошла.
У вас какие-то секреты? спросила она.
Секреты-секреты, пробурчала Аладьева. У нас, знаешь ли, теперь один секрет долги Марка. Слышала? Он решил закрыть кондитерскую.
Может, оно и хорошо? спросила Аня.
Но ему нечем расплатиться с кредиторами! возмутилась Аладьева.
Тетушка, пусть он уже сам думает, как ему быть.
Милая моя, добрая Анечка, нечем ему думать. Ах, дурак! Весь в отца! И кончит также, сказала Аладьева и махнула рукой, давая понять, что вести об этом разговор теперь уже нет никакого смысла.
Однако Аня, которая совсем ничего не знала об отце Марка, кроме слухов и сплетен, спросила:
А что с его отцом? Наталья Николаевна, расскажи!
Он аферист и бездельник! Что тут рассказывать.
На словах «аферист и бездельник» в комнату вошла Ксения Павловна. Она тотчас приняла эти слова на счет Марка и от того сделалась еще печальнее, хотя казалось, что печальнее некуда.
Ксения Павловна, мы не о Марке говорим, пояснила ей Аладьева.
А? рассеянно спросила Ксения Павловна, притворившись, будто не поняла слов Аладьевой.
Мы про отца Марка вспомнили. Вот Анечка просит рассказать. А у меня прямо-таки язык не поворачивается, сказала Аладьева.
Выражение лица у Ксении Павловны тут же изменилось. Из несчастного и печального она сделалось ядовитым. Она усмехнулась и хотела что-то сказать, но в столовую вошла Луиза, и Ксения Павловна промолчала.
Где же Якоб Иванович? спросила Аладьева.
Он сегодня весь в работе. Дела идут необыкновенно хорошо. Только за сегодняшнее утро я насчитала больше десяти посетителей, Луиза говорила радостно и торопливо.
Что ж, тогда будем садиться. Ждать больше некого.
Однако как только все расселись за длинным столом, покрытым белоснежной скатертью, за дверью послышались быстрые шаги и в комнату вошел Марк.
По его поспешным движениям, по тому, как он неловко отодвигал стул, чтобы занять место за столом, было понятно, что Марк волнуется. И чтобы скрыть это, он сейчас же начал что-то рассказывать.
«Все-таки жалко его, подумала Аня. Отчего же его всегда жалко?»
Видно, что похожее чувство разделяли остальные. Над шуткой Марка громко посмеялись, а после принялись говорить наперебой, лишь бы скрыть неловкость.
Когда все темы иссякли, и за столом стало тихо, положение спасла Аня. Она рассказала о том, что нашла письма Степана Аладьева, которые он более двадцати шести лет назад писал Демиду Мартынову. Тема пришлась по вкусу, и до конца обеда все разговоры были только о старом купце и аптекаре-алхимике.
Значит, они дружили? спросила Аня.
Если коротко говорить, то они очень дружили, ответила Наталья Аладьева. Вообще, Степан Гаврилович был человек подозрительный, никого близко к себе не подпускал, а вот с Мартыновым дружил.
О чем же письма? спросил Марк.
Я не успела прочесть. Сразу после обеда возьмусь за них.
Между прочим, именно Демид Мартынов был душеприказчиком по завещанию Степана Аладьева. Он-то первый и обнаружил пропажу сокровищ, объяснила Аладьева.
Вот как! воскликнула Анна. А кто еще знал о завещании?
Мой брат Генрих знал, сказал Бланк. Он был нотариусом.
Василий Степанович мой благоверный муж тоже знал о завещании и о том, что старый Аладьев перевел все средства в драгоценные камни, вступила в разговор Ксения Павловна.
Интересно, прошептал Марк.
Да, Степан Гаврилович все ему рассказал и пригрозил, что если Василий не возьмется за ум, то останется без наследства, сказала Ксения Павловна.
Она помолчала и добавила:
Но, как всем известно, Василий Степанович, так и не взялся за ум.
«Что с этим Василием Степановичем? За что все его ругают?» подумала Аня, но не решилась задать вопрос.
Как же выяснилось, что сокровища пропали? спросил Марк.
Ключ от сейфа, в котором лежали драгоценности, висел на шее старика Аладьева. Цепочку с ключом он никогда не снимал, даже когда ходил в баню, сказала Ксения Павловна. В день смерти этот ключ с покойника снял Демид Мартынов. Он открыл сейф в присутствии всей семьи и нотариуса. Я тоже там была. Но только сейф был пустой.
Может, не было никаких сокровищ? спросила Луиза, которая до сих пор молчала и только внимательно слушала.
Сокровища были, ответил Бланк. Мой брат видел их собственными глазами. Видел их и Демид Мартынов.
А что случилось с Мартыновым? спросила Аня. Я слышала, что его убили.
Да, грязная история. Демида Ивановича нашли мертвым в одной сомнительной гостинице. Причем вскрытие показало, что его сначала опоили снотворным, а затем задушили. В гостинице он встречался с женщиной. Никто не видел ее лица, и найти женщину не смогли, рассказал Бланк. Что примечательно, незадолго до этого убили моего брата Генриха.
Что? Аня подскочила на своем стуле. Убили? Кто?
Не знаю, ответил Бланк с горечью в голосе. Генрих был добряком, все его любили. Его нотариальная контора находилась на первом этаже нашего дома. Он всегда засиживался допоздна, отпускал помощника и писаря, а сам подолгу разбирал документы. Любил все делать медленно и аккуратно. Однажды я услышал выстрел. Сбежал вниз, в его контору, и увидел, что брат лежит на полу. Ему выстрелили прямо в голову.
Боже мой! прошептала Аня.
Что примечательно, Генрих всегда закрывал входную дверь, когда оставался один. А в этот раз дверь была открыта. Полиция считала, что Генриха убил кто-то, кого он знал и кого сам впустил. Одно время даже подозревали меня, сказал Бланк.
Нонсенс! крикнула Аладьева.
Преступника не нашли? спросила Аня.
Не нашли, подтвердил Бланк.
Правильно ли я все понял? начал Марк. Старик Аладьев на все свои сбережения покупает драгоценные камни. Об этом знают только нотариус Генрих Бланк, аптекарь Демид Мартынов и мой отец Василий Степанович Аладьев. Старик умирает, сокровища исчезают. Вскоре убивают нотариуса, а затем аптекаря. А мой отец бросает свою семью и уезжает с любовницей в Баден-Баден. Все верно?
Марк! воскликнула Ксения Павловна.
В целом, верно, подтвердил Бланк.
На этом разговор о старике Аладьеве зачах и вскоре почти все разошлись. Бланк отправился домой, Луиза к себе в комнату, а Аладьева, взяв Ксению Павловну под руку, увела ее в библиотеку. В столовой остались Аня и Марк.
Они заняли место на диване, где час назад сидели Аладьева и Бланк. Разговор шел о пустяках.
Какой жаркий выдался май в этом году, сказала Аня. Знаете, я очень люблю май. Особенно, когда цветет сирень.
А я, напротив, не люблю это время, признался Марк.
Отчего? Все любят май!
Я не люблю.
Они помолчали. Аня прислушалась: в доме было так тихо, словно кроме них никого больше не было.
Я не люблю май, потому что каждую весну, когда заканчивались занятия в гимназии, нужно было возвращаться к матери, пояснял Марк.
Что же в этом плохого? Я думала, вы любите свою мать.
Да, но возвращаться домой, где все разговоры были только о том, как она несчастна и как много она для меня делает, и какие надежды она на меня возлагает Словом Анна Александровна, вы понимаете меня? Не знаю, как это лучше объяснить. Все эти ее надежды так тяготили меня и тяготят по сей день.