Остановился троллейбус и загородил Мельникова от Наташи.
Когда она, что-то объясняя друзьям, поворачивается в его сторону, троллейбуса уже нет, но нет и Мельникова.
Еще не веря, смотрит Наташа туда, где оставила его
Что случилось, Наташа? спрашивает один из парней, заметив ее потухший взгляд, ее полуоткрытый рот
* * *
В спортзале они теперь были вдвоем Рита и Генка. Кажется, он уже прощен благодаря стихам.
Рита соскочила с «козла».
Ты стал лучше писать, заключает она. Более художественно. И берет портфель. Надо идти. Сейчас притащится кто-нибудь, раскричится
В школе нет никого.
Совсем? Так не бывает, даже ночью кто-то есть.
Оба прислушались. Похоже, что и впрямь все ушли Тихо. Нет, что-то крикнула одна нянечка другой и опять тихо
А ты представь, что, кроме нас, никого сказал Генка, сидя на брусьях: драма короткого роста всегда тянула его повыше
Склонив голову на плечо и щурясь, Рита сказала:
Пожалуйста, не надейся, что я угрелась и разомлела от твоих стихов!
Я не надеюсь, глухо пробубнил Генка. Я не такой утопист! Вдруг он покраснел и сформулировал такую гипотезу: Стишки в твою честь это ведь обещание только? Вроде аванса? После-то духи будут из Парижа, чулочки, тряпки может, и соболя! Только уже не от губошлепов от настоящих поклонников? Но которых и благодарить надо по-настоящему?
За соболя-то! Еще бы! Она хохотала. Веселила мрачная серьезность, с которой он все это прогнозировал! Он чуть ли не худел на глазах, воображая себе ту «наклонную плоскость», на которой она вот-вот окажется! Умора
Ты, кажется, пугаешь меня? Что-то страшное придется мне делать? Аморальное?! Чего и выговорить нельзя?! Мамочки Или страх только в том, что все это не с тобой?!
Похоже, он оскорбил ее, недопонимая этого? Иначе с чего бы ей отвечать сволочизмом таким? Да, видимо, несколько туманной была для него та «наклонная плоскость», оттого он и перегнул Но вот ее тон уже не хлесткий, а вразумляющий:
Мое дело, Геночка, предупредить: у нас с тобой никогда ничего не получится Ты для меня инфантилен, наверное. Маловат. Дело не в росте, не думай нет, в целом как-то. Я такой в седьмом классе была, как ты сейчас!..
Внезапно Генка весь напрягся и объявил:
Хочешь правду? Умом я ведь знаю, что ты человек так себе. Не «луч света в темном царстве»
Скажите пожалуйста! Сразу мстишь, да? вспыхнула Рита.
Я это знаю, продолжал Генка, щурясь, только стараюсь это не учитывать. Душа она, знаешь, сама вырабатывает себе защитную тактику Просто чтобы не накалываться до кровянки каждый день
Что-что?
Не поймешь ты, к сожалению. Я и сам только позавчера это понял
Он отвернулся и, казалось, весь был поглощен нелегкой задачей: как с брусьев перебраться по подоконнику до колец. С брусьев потому что допрыгнуть до них с земли он не смог бы ни за что. Даже ради нее, наверное
Вышло! Повис. Подтянулся.
Ну и что же ты там понял позавчера?
Она была задета и плохо это скрывала.
Пожалуйста! Изо всех сил Генка старался не пыхтеть, не болтаться, а проявить, наоборот, изящество и легкость. В общем, так. Я считаю что человеку необходимо состояние влюбленности! В кого-нибудь или во что-нибудь. Всегда, всю дорогу Он уже побелел от напряжения, но голос звучал неплохо, твердо: Иначе неинтересно жить. Мне самое легкое влюбиться в тебя. На безрыбье
И тебе не важно, как я к тебе отношусь? спросила снизу Рита, сбитая с толку.
He-а! Это дела не меняет со злым и шалым торжеством врал Генка, добивая поскучневшую Риту. Была бы эта самая пружина внутри! Так что можешь считать, что я влюблен не в тебя Тут ему показалось, что самое время красиво спрыгнуть. Вышло! не в тебя, а, допустим, в Черевичкину. Какая разница!
Вдруг Генка против воли опустился на мат, скривился весь дикая боль в плечевых мышцах мстила ему за эти эффекты на кольцах.
Что, стихи небось легче писать? саркастически улыбнулась Рита. Вот и посвящай их теперь Черевичкиной! А то она, бедняга, все поправляется, а для кого неизвестно Good luck![4]
Она ушла.
Генка хмуро встает, массирует плечо. Потух его взгляд, в котором только что плясали чертики плутовства и бравады
Что ж, поздно, надо идти.
Прямой путь в раздевалку с этого крыла был уже закрыт; ему пришлось подниматься на третий этаж. В полумрак погружена школа. По пути Генка цепляется за все дверные ручки какая дверь поддается, какая нет Учительская оказалась незапертой. Генка включил там свет. Пусто. На столе лежала развернутая записка:
Ув. Илья Семенович!
Думаю, что вам будет небесполезно ознакомиться с сочинениями вашего класса. Не сочтите за труд. Они в шкафу.
Свет. Мих.
Генка исследовал содержимое застекленного шкафа действительно, лежали их сочинения. И о счастье, и не о счастье
Свет еретической идеи загорелся в темных недобродушных глазах Шестопала. Кроме него, ни души не было (и до утра не будет) на всем этаже
* * *
Полина Андреевна, мать Мельникова, смотрела телевизор. В комнате был полумрак. На экране молодой, но лысый товарищ в массивных очках говорил:
«Смоделировать различные творческие процессы, осуществляемые человеком при наличии определенных способностей, задача дерзкая, но выполнимая. В руках у меня ноты. Это музыка, написанная электронным композитором машиной особого, новейшего типа. О достоинствах ее сочинений судите сами»
Стол был, как обычно, накрыт для одного человека. Обед успел превратиться в ужин.
Хлопнула дверь. Уже по тому, как она хлопнула, Полина Андреевна догадалась о настроении сына.
Он молча вошел. Молча постоял за спиной матери, которая не двинулась с места.
«Найдутся, вероятно, телезрители, продолжал человек на экране, которые скажут: машина неспособна испытывать человеческие эмоции, а именно они и составляют душу музыки Тут он тонко улыбнулся: Прекрасно. Но во-первых, нужно точно определить, что это такое человеческая эмоция, душа и сам человек»
Господи, прошептала Полина Андреевна, глядя на экран испуганно, неужели определит?
Она автоматически придвинула сыну еду.
«А во-вторых, учтите, что компьютерный композитор, чей опус вы услышите, это пока не Моцарт», снова улыбнулся пропагандист машинной музыки.
Но Илья Семенович не дал ему развернуться резко протянул руку к рычажку и убрал звук.
Извини, мама, с досадой пробормотал он.
А мне интересно! С вызовом Полина Андреевна вернула звук, негромкий впрочем.
Но она сразу утратила интерес к телевизору, когда сын попросил:
Мама, дай водки.
Она открыла буфет, зазвенела графинчиком, рюмкой.
И стакан, добавил Мельников.
Паника в глазах Полины Андреевны: стаканами глушить начал!
Мельников налил (она предпочла не смотреть сколько) и выпил.
Уткнулся в тарелку, медленно стал жевать.
Звучала странноватая механическая музыка.
Боковым зрением старуха пристрастно следила за сыном. Потом озабоченно вспомнила:
Тут тебе какая-то странная депеша пришла. Из суда.
Мельников взял. Вскрыл. Читает. Чем дальше читает, тем резче обозначаются у него желваки.
Нет, ты послушай. И он принялся читать вслух:
«Уважаемый Илья Семенович!
Не имею времени зайти в школу и посему вынужден обратиться с письмом. Моя дочь Люба систематически получает тройки по вашему предмету. Это удивляет и настораживает. Ведь история это не математика, тут не нужно быть семи пядей во лбу, согласитесь»
Согласись, мама, ну что тебе стоит? зло перебил сам себя Мельников.
«Возможно, дело в том, что Люба скромная, не обучена краснобайству и завитушкам слога. Полагаю, девушке это ни к чему.
Я лично проверил Любу по параграфам с 61-го по 65-й и считаю, что оценку 4 (хорошо) можно поставить, не кривя душой».
Они лично, прокомментировал Мельников, считают!
«Убедительно прошу вторично проверить мою дочь по указанным параграфам и надеюсь на хороший результат.
С приветом, нарсудья Потехин Павел Иванович».
Вот так, мама, ни больше ни меньше. И всё это на бланке суда на бумагу даже не потратился! Он скомкал письмо, встал, заходил по комнате. Зато не пожалел усилий, чтобы адрес узнать!
Звучала механическая музыка.
Зачем же так раздражаться? сказала мать. Ты же сам говорил: если человек глуп, то это надолго.
Это Вольтер сказал, а не я, поправил Мельников автоматически. Но понимаешь, мама, глупость должна быть частной собственностью дурака! А он хочет на ней государственную печать поставить Он зря старался, Павел Иваныч В этой, по крайней мере, четверти Любины «тройки» и «четверки» зависят уже не от меня
Что-что-что? Я не поняла, Илюша Куда ты перейдешь? встревожилась мама.
Да никуда. Это стихи такие.
Потом, стоя у окна, он курил хотя в этой комнате не имел на то права.
Опять моросит? поинтересовалась старуха.
Он отозвался тусклым, без выражения, голосом:
Мам, не замечала ты, что в безличных предложениях есть безысходность? «Моросит». «Темнеет». «Ветрено». Знаешь почему? Не на кого жаловаться потому что. И не с кем бороться!
Явно желая отвлечь сына, Полина Андреевна вдруг всплеснула руками:
Илюша, посмотри, что я нашла!
Из большой шкатулки, где, очевидно, хранятся реликвии семьи, она извлекла фотографию. Протянула сыну. Он взял без энтузиазма.
Это был выпуск семилетней давности. Рядом с Ильей Семеновичем стояла Наташа. Мельников глянул и помрачнел еще больше. Отошел к окну.
Сколько я буду просить, чтобы она зашла к нам? перебирая в шкатулке другие фотографии, сказала Полина Андреевна. Тебе хорошо, ты ее каждый день видишь
С таким выражением глаз оглянулся сын, что она предпочла не углублять.
А он ушел в свою комнату. Не находя себе дела, присел к пианино. Взял несколько аккордов.
Полина Андреевна держала в руках фото, которое всегда делают, когда рождается ребенок: на белой простыне лежал на пузе малыш и улыбался беззубым ртом, доверчиво и лучисто.
А Мельников в это время запел Для себя одного. К вокалу это не имело отношения, само собой. Имело к дождю, к черной пятнице, к металлическому вкусу во рту после чтения газет и писем от дураков, к непоправимости, в которой складывалась и застывала «объективная реальность, данная нам в ощущениях»; против этого он пел
Мать слушала его, перебирая фотографии.
Перед нами беспорядочно проходит его жизнь и жизнь его семьи в фотографиях. Вот он школьник, с отцом и матерью. Вот мать в халате врача среди персонала клиники. Мельников с незнакомой нам девушкой Мельников в военной форме, с медалью. Вот его класс на выпускном вечере. Мельников студент, на какой-то вечеринке И опять фронтовой снимок.
Зазвонил телефон.
Меня нет! донесся голос Мельникова.
Слушаю, сказала Полина Андреевна. А его нет дома. И когда трубка уже легла на рычаг, старуха вдруг схватила ее снова, сквозь одышку восклицая: Алло! Алло!
Вошел с вопрошающим лицом Мельников.
Я могу ошибиться, но, по-моему, это
Он понял, отобрал у матери гудящую трубку, положил на место и поцеловал обескураженную, ужасно расстроенную своей оплошностью Полину Андреевну.
Суббота
Первой сегодня в учительской оказалась Наташа. Помаялась, не находя себе места, затем принялась разглядывать себя в зеркале Вошел учитель физкультуры, Игорь Степанович. Он перебрасывал с руки на руку мяч и следил за Наташей, улыбаясь.
Игорь Степанович! Наташа увидела за своим плечом его отражение. Я вас не заметила
А я в мягких тапочках, объяснил он улыбчиво.
Здравствуйте.
Здрасте, здрасте А я к вам с критикой, Наташа.
Что такое?
Нехорошо, понимаете. Вы наш молодой перспективный кадр, а общей с нами жизнью не хотите жить! Телефончик я у вас спрашивал не дали. Ну ладно, мы не гордые, мы и в канцелярии можем выяснить
Она молчала.
По агентурным данным, продолжал он, присаживаясь, вы каждый день ждете товарища Мельникова Не отпирайтесь, только честное признание может облегчить вашу участь, сострил он, видя ее попытку возразить. А участь ваша ниже среднего, я извиняюсь. У него же пыль столетий на очках Из женщин его интересует разве что Жанна дАрк или страшенная какая-нибудь Салтычиха!
Он засмеялся заразительно. Поссориться с ним Наташа не успела: в этот момент вошли Светлана Михайловна, химичка Аллочка, математичка Раиса Павловна.
Здравствуйте, здравствуйте
Светлана Михайловна водрузила на стол свою сумку тару удивительной емкости. Любопытно, что сверху там лежал библиотечный том Е. А. Баратынского.
Товарищи, что ж вчера никто не был в городском Доме учителя? Очень содержательный был вечер
Никто не ответил на это Светлане Михайловне, и она отошла к расписанию.
Мы ведь еще продолжим этот разговор? приблизился опять к Наташе Игорь Степанович, и она вместо ответа сердито вышибла мяч у него из рук.
Наташа!.. с укоризной и недоумением сказала Светлана Михайловна, не оборачиваясь. (Как это учителя умудряются видеть затылком тайна сия велика есть!)
А кстати, Наташа, у тебя ж нет первого урока, заключила из расписания Светлана Михайловна.
Ну?.. Надо же, еще понежиться в койке могла. Перепутала, ответила Наташа, ни на кого не глядя. Игорь Степанович бдительно следил за ней и насвистывал песню: «Я ждала и верила, сердцу вопреки»
Аллочка! воскликнула Раиса Павловна. Только что из дому и уже звонить.
Химичка Алла Борисовна действительно уже устроилась у телефона. Светлана Михайловна подхватила:
Вечная история Формально все здесь, а толку? Если наши мысли еще дома копошатся или
Вошел Мельников.
или вообще неизвестно где! закончила Светлана Михайловна и косынкой прикрыла Баратынского в сумке.
Вдруг необычайное обнаружилось: цветы в руках у Ильи Семеновича свежие, еще влажные хризантемы.
Испуганная, неуверенная радость в глазах Наташи. Заинтригованы все. Притихли. А Мельников подходит к Светлане Михайловне:
Это вам.
Мне?..
Двадцать лет в школе это цифра, Светлана Михайловна. Это не кот начихал, произнес он с уважением.
Ой А ведь верно! изумилась порозовевшая Светлана Михайловна. Я и сама-то забыла А вы откуда знаете?
Мельников загадочно промолчал, подмигнул, отошел в сторону. Все в учительской оживились, даже химичка Аллочка, швырнув на рычаг телефонную трубку, устремилась целовать Светлану Михайловну.
Не-ет, вы цветочками не отделаетесь, шумел Игорь Степанович, такое дело отмечается по всей форме! У нас напротив мировая шашлычная открылась, все в курсе? И я уже с завом на «ты», он нас встретит в лучших традициях Востока! заверял он, переходя на грузинский акцент.
Входили другие учителя, им наскоро объясняли, в чем дело, и Светлана Михайловна оказалась в кольце, ее целовали, сокрушались, что не успели подготовиться.
Презент за нами Надо ж предупреждать!.. Ребята, поди, тоже не знают
Илья Семеныч, вы им намекните, чтоб они хоть вели себя по-людски
Да, это минимум, но попробуй добейся! Выходит, он же и максимум
Светлана Михайловна была счастлива. Блестели в ее глазах растроганные слезы.
Спасибо, родные мои Спасибо только не делайте из этого культа Да разве подарки дороги, золотце мое? Дорого внимание
Только один раз встретились в этой возбужденной сутолоке взгляды Мельникова и Наташи. Встретились, чтобы сказать: забудем вчерашнее, этот казус у Театра оперетты он глупый, и нагружать его смыслом не надо простите.
Раздался звонок на уроки.
Мельников вышел сразу, раньше других: очень уж шумно стало в учительской.
Ребята разбегались по классам.
Илья Семенович услышал Мельников позади себя невеселый робкий голос. Обернулся это Люба Потехина, рыженькая, с белесыми ресницами, некрасивая.
Да?
Илья Семенович, глядя не на учителя, а в окно, терзая носовой платок, заговорила Потехина. Вы от папы моего ничего не получали? Никакого письма?