С этим вы потом разберётесь, сказал оперуполномоченный, а сейчас с вас, товарищ капитан, надо снять показания.
После всех процедур Денис сказал Андрею и оперуполномоченному:
Подождите меня у входа. На моей «ласточке» поедем.
Как только за Андреем и опером закрылась дверь, капитан ГИБДД с гневом вскричал:
Это подстава, Денис Валентинович.
Согласен, виновато сказал Денис и достал из «дипломата» две бутылки коньяка. Этот участковый к моей жене приставал, до слёз довёл. Должен я был ему морду набить? За подставу я дико извиняюсь, но без этого нельзя было. Большое спасибо, товарищ капитан, за понимание и содействие.
Денис поколебался и достал ещё банку маринованных огурцов. Капитан взял в руку бутылку коньяка.
Армянский, пять звёздочек, задумчиво произнёс он.
Именно этот коньяк Черчилль любил, поторопился сообщить Денис.
Мы что, будем закусывать коньяк маринованными огурцами? прозвучал вопрос из-за спины капитана.
Иванов, сказал капитан, кто сказал, что тебе вообще нальют? Правильно, Денис Валентинович, поступил, за свою бабу морду набить святое дело. Ты обращайся, если что.
Полковник Орлов с недовольным видом читал показания из ГИБДД.
Да, интересный поворот, сказал он, откладывая бумаги в сторону. А ну покажи руки, приказал Денису.
Денис показал.
Костяшки не сбиты.
Так он в перчатках был, товарищ полковник, жалобно произнёс Лаптев.
Даже если бы и были сбиты. Что это доказывает? Но это ещё не всё, сказал Андрей с лёгкой улыбкой.
Не всё? Я начинаю вас боятся, Андрей Александрович, грозно произнёс полковник.
Что поделать? Такова се ля ви, как говорят у них, притворно вздохнул Андрей. Как я понимаю, если господин Тимошин напишет заявление, то у вас «висяк» нарисуется.
Всё правильно, согласился полковник, и нанесение побоев участковому милиционеру при исполнении.
А вот мне интересно, товарищ полковник: что делал ваш участковый в торговом павильоне «ИП Тимошин Д.В.»? А?
Как что? Проверял правильность работы ИП.
Один? А положено двоих направлять. Вы направляли? Кто нарушает: вы или он?
Андрей смотрел на полковника невинными глазами, полковнику стало не по себе.
В торговом павильоне, продолжал Андрей, он сексуально домогался госпожу Тимошину, и выманил у неё денежные средства в размере четырёх тысяч рублей. На лицо чистое вымогательство, в просторечии рэкет.
Она чек не пробила, сообщил Лаптев.
Не правда, возразила Юля, я сняла перед уходом из палатки Х-отчёт. Вот они эти сигареты. Я пробила чек.
Врёт, уверенно сказал Лаптев.
Это подстава и клевета на моего сотрудника, грозно сказал Орлов.
Нет, сказал Андрей, у Лаптева в кошельке четыре тысячных купюры вот с этими номерами.
Андрей достал из кармана листок, где были написаны цифры.
И ещё диктофонная запись. Юля продемонстрируй.
Юля достала из заднего кармана джинс диктофон и нажала на воспроизведение записи.
Я же говорю подстава. Диктофонные записи судом не рассматриваются, сказал Орлов.
Согласен с вами, Геннадий Викторович, но давайте вызовем сюда службу собственной безопасности, вдруг у них другое мнение.
Орлов зло посмотрел на Андрея.
Ну, зачем эти излишества, Андрей Александрович? Сами всё решим. Что вы хотите?
Чтобы господин Лаптев уволился.
А вы кровожадны, Андрей Александрович. Парень молодой, он подумал: дали пистолет, буду крутиться как смогу.
Вот и пусть крутится где-то ещё, а не у палатки «ИП Тимошин».
Хорошо, переведём его на оперативную работу.
И что это даст? Вы объясните ему, Геннадий Викторович, что беспорядочные половые связи могут губительно отразиться на его здоровье.
Да, товарищ старший лейтенант, это так. Надеюсь, ты понял или надо более подробно объяснить? С занесением в личное дело, например?
Лаптев осторожно прикоснулся к разбухшему фиолетовому фингалу под левым глазом и произнёс:
Да понял я, понял.
Вот видите, Андрей Александрович, он всё понял и осознал. Сознаёт свою вину, меру, степень, глубину. Так, Лаптев? А вы ведь, Андрей Александрович, не состоите в коллеги адвокатов?
Нет.
Будете состоять, уверенно заявил полковник, и работать будите здесь, у меня в отделении. По рукам?
Ну, если у вас в отделении. Кстати, Юрий Егорович, отдайте четыре тысячи Юлии Владимировне. Что вы их у себя держите?
Лаптев с неохотой полез в карман, достал деньги. Орлов забрал у него купюры, сверил их номера с написанными на бумажке, хмыкнул удовлетворённо, отдал Юле.
Хорошо работаете, Андрей Александрович, просто залюбуешься. Может быть, всё-таки, в отделение на оперативную работу?
Нет, спасибо, я лучше адвокатом.
Из отделения милиции друзья вышли в приподнятом настроении, сели в машину Дениса.
Милый, а скажи мне, что это за слова такие: стерва, сучка драная?
И это родной жене?
Юля хитро улыбалась.
Юленька, ну, это я в образ вошёл. Это роль такая.
Это роль ругательная
Хватит прикалываться, развесились. Я долго буду таскать ваш пакет с вещами? Здесь «балаклава», зимние перчатки, чёрная майка. За сигареты деньги отдадите?
Отдадим, Андрюх. Там ещё твои очки и бейсболка. Дорого нам обошлось это мероприятие.
Но ведь, обошлось. Ты сам захотел избить этого мента. Без мордобоя было бы дешевле.
Ну, как без мордобоя? Дело чести. Ну, что поехали? Надо обмыть твоё назначение, наше избавление.
Опять пить. Ну, поехали.
13.03.2023 г.
Ожиданием своим, ты спасла меня
Окна квартиры выходили на юго-запад. Ира в последнее время приобрела привычку смотреть туда, как будто хотела увидеть там далеко-далеко горы Югославии, вернее Боснии, там, где сейчас воюет добровольцем её муж Александр Монахов за сербов-православных против сербов-мусульман.
Когда прощались, Ира спросила:
Сашенька, зачем ты едешь туда? Может быть не надо?
Иришка, любимая, ну как же мне не ехать? Я офицер Советской армии, я больше ничего не умею, только воевать.
Нет уже Советской армии, и Советского Союза уже год, как нет.
Вот именно. На пьяную морду нашего президента смотреть противно. Меченый продал страну, а Ельцин её пропивает. Русских гонят из Прибалтики, из Средней Азии, а Россия на это смотрит спокойно. А это предательство. И сделать ничего нельзя. Я не хочу быть причастным к этому предательству. И я офицер, я не могу на всё это спокойно смотреть, я должен что-то делать. Иришенька, я еду воевать туда за тебя, за наших детей, чтобы такого, как в Югославии, у нас в России не было. Не за славой еду, а отстаивать честь России. Чтобы потом можно было сказать: «Потеряно всё, кроме чести».
Уехал Саша в октябре, осень тёплая стояла, деревья в жёлтых листьях, солнышко светило. Письмо он прислал тёплое. На душе у Ирины спокойно было и остаток осени, и всю зиму, и март. И вот начало апреля, с утра тоска навалилась: что-то случилось или случится там в горах Боснии.
Ирина встала, поправила одеяло у безмятежно спящего младшего сынишки. Достала письмо из Югославии, стала читать:
«Привет, Иришка!
Солнышко ты моё ласковое, у меня всё нормально, время идёт быстро, день проходит вообще незаметно. Я не воюю, а участвую в боевых действиях вместе с братьями-сербами бок о бок. Всё хорошо, не бойся за меня. Солнышко, мне не хватает слов передать тебе, как я без тебя скучаю»
Письмо это она знала наизусть, но читала, как в первый раз, и слёзы наворачивались.
Тоска не проходила. Пора будить детей: двоих в школу, одного в детский сад, а сама на работу.
На работе Ира места себе не находила, всё из рук валилось, делать ничего не хотелось. На работе знали, где её муж, а вот, в то, что уехал по зову сердца, а не за деньгами, не верили.
Старший бухгалтер, видя её метания сказала:
Ирочка, плохие предчувствия? Идите домой, мы тут без вас справимся, а то у вас всё из рук валится.
И шепнула на ушко:
Молитву почитайте, поможет.
Ирина была согласна читать всё, что угодно, только ни одной молитвы она не знала. И тут она вспомнила, что у метро недавно открыли «Церковную Лавку», там она найдёт тексты молитв, там ведь не только серебряные цепочки и иконы продаются.
В лавке Ирина, смущаясь, попросила книжку с молитвами, в помощь воину на поле брани. Продавщица в белом платочке долго искала подходящую книгу, нашла, подала Ире и спросила:
Иконы в доме есть?
Нет, замотала головой Ира.
А сами вы крещёная?
Крещёная.
Крестик носите?
Нет. Как же я его буду носить? Видно будет, и некрасиво.
На лифчик намотаете, никто и не увидит, посоветовала продавщица церковной лавки, главное, чтобы он на вас был.
Ирина отошла от лавки с «Молитвословом», алюминиевым крестиком на верёвочке, и с тремя иконами: Спаса, Богоматери и Николая Угодника.
Дома Ирина надела крестик, поставила перед собой иконы, нашла нужную молитву и стала искренне молиться. Пришли старший сын и дочь из школы. Сын Димка спросил, чем это мама занимается. Ира, смущаясь, ответила, что молится за папу, чтобы с ним ничего не случилось.
С ним и так ничего не случиться, уверенно сказал Димка, он воюет за правое дело, а правое дело всегда побеждает.
Это так, сыночек, но хуже не будет, если я молиться за него стану.
Не будет, согласился сын.
Ирина сходила в сад за младшим сынком, вечер прошёл в повседневных хлопотах. Ночью она заснула и ей приснился весёлый Сашка, что он ей говорил, Ира не запомнила, утром встала более или менее спокойная, но лёгкое волнение всё же было.
***
Александр Монахов очнулся от жуткого холода, понял, что присыпан землёй и снегом. Первое, что пришло в голову это выбраться. И тут выяснилось, что не действует правая нога и сильно болит левое плечо, вообще всё тело болело, гудела голова, наверное, контузия. Выбрался, скрипя зубами, превозмогая боль. Александр пополз, не понимая куда и зачем, он понимал только одно, что надо отползти от этого ужасного места как можно дальше. Ему вспомнилась жена, её золотые волосы, улыбка, дети. Александру так захотелось их увидеть. Он должен до них доползти, по любому, должен. В памяти всплыли строки Симонова: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди» Эти строки он знал наизусть, их должны знать все солдаты России. Он слышал, что в Великую Отечественную, даже в немецких окопах находили перевод этих стихов.
«Жди, когда снега метут, жди, когда жара»
Александр шептал стихи (так легче) и полз, в раненной ноге, что-то кололо и мешало, наверное, осколок, из плеча сочилась кровь, но там ничего страшного, просто очень большой и глубокий порез. Александр упорно полз, а где-то просто скатывался по склону, пока не добрался у подножья горы до каких-то ёлочек. И тут до него дошло, что он полз не туда, ему надо вверх по склону, а он вниз подался, по пути наименьшего сопротивления. Александр посмотрел вверх на гору, уже смеркалось, и вроде как на вершине, где были сербские укрепления, ему привиделись отблески огня. «Кто там, наши или бошняки?» подумал Александр и с досады ударил здоровой рукой по земле. Ему туда, на верх добираться будет очень сложно, да и хватит ли сил? А если сербы отступили? Об этом думать не хотелось.
Монахов пошарил за пазухой, паспорта не было. Получается, что бошняки забрали паспорт, обыскали и похоронили, не заметив, что он живой? Или заметили, но всё равно похоронили? Или это свои похоронили? Нет, свои заметили бы, что живой.
В начале весны рота Войска Республики Сербской и пятнадцать русских добровольцев заняли две горы одну большую и одну малую. Малая гора находилась чуть впереди, ближе к боснийским позициям. Там и заняли оборону одиннадцать сербов и трое русских.
Ранним утром того апрельского дня Александра разбудили тревожный крик сербов «Напад! Турки!» и короткие очереди пулемёта и длинные матерные фразы пулемётчика Петки Денисенко. Александр выскочил из палатки вместе с Вовкой Сахновым, и больше он ничего не помнит. Кто же победил в этом бою? Александр очнулся в могиле часа в два, в три дня. Успели даже убитых похоронить. Только кто? Что же ему делать? Сознание стало меркнуть, и Александр провалился в темноту.
Очнулся он от того, что кто-то тыкал в него палкой. Александр с трудом приоткрыл веки. Перед ни стоял человек уже не молодой, но ещё и не старый, за ним виднелись сани с хворостом.
Ко си ти? (Кто ты?), спросил человек и повторил ещё раз. Ко си ти?
Что? в полубреде спросил Александр, не понимая, что его спрашивают и что от него хотят.
Но человек его понял.
Ти си Рус? (Ты русский?)
Да, ја сам Рус (Да, я русский), ответил Александр.
«Бошняк. Кто же ещё? Сейчас убьёт, ну, хоть в гору ползти не придётся», подумал Александр и опять потерял сознание.
Очнулся Александр от тепла в каком-то доме на кровати, пожилая женщина снимала с него одежду, рядом на стуле у стола сидел тот пожилой мужчина с подножья горы. Увидев, что русский открыл глаза, женщина сказала:
Я тебе в матери гожусь, сынок, не надо меня стесняться.
Александр и не думал стесняться, он вообще плохо понимал, где он и что с ним, и слова на полупонятном языке до него плохо доходили.
Женщина, покончив со своим делом, осмотрела тело русского.
Весь в грязи, крови и синяках. Крови много потерял. Надо обработать его.
Обрабатывай, разрешил мужчина, ты же медсестра, Ася.
Была когда-то. Спиртом его надо протереть для дезинфекции. Давай свою сливовицу.
Я, начал было мужчина.
Только не надо, Давуд, говорить, что как истинный мусульманин, не пьёшь, согласно пророку Мухаммеду. Доставай свою сливовицу. Ты у Небойше её брал? У Небойше сливовица крепкая семьдесят градусов, почти как спирт.
Семьдесят пять.
Тем лучше. И сходи к Саве Ивковичу, позови его сюда, пусть он принесёт обезболивающее, бинты и всё необходимое.
Но он же зубной врач.
Ну и что? Другого всё равно нет, и к тому же он серб, а значит, русский ему брат и друг.
А нам русский кто? И кто мы? За сербов добровольцами воюют не только русские, но и греки, румыны, болгары. А за нас арабы, иранцы да афганцы, они зверствуют, и наши, глядя на них зверствуют. Наши дети и внуки так много зла за последние время принесли сербам, что нам надо хоть как-то искупить их вину, нам надо спасти русского. К тому же Россия помогает оружием нашим войникам. Удивительная страна Россия: простые люди воюют на стороне сербов, а их государство снабжает своим оружием их врагов.
Не думаю, что наши дети и внуки обрадуются, если узнают, что мы спасли русского.
И что теперь, Ася, нам зарезать его?
Надо было мимо пройти в лесу, а теперь уж лечить будем.
Ладно, пойду к Саве, сказал Давуд.
Он достал бутылку со сливовицей и вышел на улицу и направился к дому Ивковича.
Здра́во, Хаджич, улыбаясь, Давуда встретил Сава, зуб заболел?
Здраво. Нет, Сава, тут другое.
И Давуд шёпотом стал рассказывать о русском.
Но я же стоматолог, опешил Ивкович.
Сава, других всё равно нет. И Любицу свою возьми.
Ивкович с женой вошли в дом Хаджичей.
Здраво, Асият.
Здраво, Сава, здраво, Любица.
Ну, показывайте вашего русского.
Александр лежал в самой дальней комнате на кровати, накрытый одеялом. Он с трудом открыл глаза, посмотрел на вошедших.
Како те звати? (Как тебя звать?) спросил Сава и обернулся к Асият. Он понимает по-нашему?
Вроде как да, ответила Асият.
Као зовеш се? повторил свой вопрос Сава.
Александр, Александр Монахов, наконец понял вопрос русский.
Александар, до́бро. Гла́ва бо́лит?
Голова болит.
Контузия. Мы пришли тебе помочь, Александар, но будет больно, терпи. Сливовица, как я понимаю, есть. Дайте ему.
А обезболивающие? спросила Асият.
Думаешь, что у меня его много, Ася? Сливовица ничуть не хуже, уверяю тебя.
В Александра влили местный алкогольный напиток, попросту самогон из ягод, он, крепкий, обжёг горло, влили много, голова закружилась, наступило опьянение, боль поутихла.