Договорившись со мной погулять вечером, Заяц с Васей с деловым видом проследовали мимо кабинета. Они любили входить в класс чуть позже, когда все уже сидели за партами и учитель открывал журнал и рот, чтобы начать урок. Для меня даже тогда было очевидно, что таким образом они завоевывали внимание. Представьте: все уже в классе, смотрят на учителя, готовятся отвечать, и тут открывается дверь и все переключаются на опоздавших. А им только того и надо. Да, были в таком поведении свои минусы например, риск получить замечание в дневник. Да и само внимание окружающих не всегда бывает приятным. Хотя не зря Заяц дружил с Васей. Тот всегда был способен разрядить любую атмосферу и превратить серьезный момент в анекдот. Да и каким бы ни было внимание тебя заметили, а значит, цель достигнута. На тебя смотрят сразу двадцать пять человек, и ты в этот момент ощущаешь себя главным, особенным. И эти ощущения для Зайца и Васи были важными, может даже необходимыми и стоили опоздания.
Учитель задерживался с ними тоже такое бывает. Я подхватила сумку, собираясь идти в класс, и в этот момент вспомнила про третьего новенького. Какой же он? И тут увидела его. Он стоял один у кабинета, прислонившись к дверному косяку. На плече висела коричневая сумка с бежевыми вставками. Я почти угадала он был не брюнетом и не блондином. Но и не рыжим, хотя в веснушках. Он оказался шатеном с короткой стрижкой и смешной прямой челкой. Ростом чуть повыше меня, стройный. У него был пристальный внимательный взгляд и еле заметная улыбка одними глазами и уголками губ. Чему он так загадочно улыбался? Кому-то или так, внутрь себя? Тихий, скромный, но одновременно уверенный и спокойный, он как будто не торопился понравиться и поэтому понравился мне больше всех из вновь пришедших. «Но все равно это не мой типаж», подумала я с небольшой досадой. Что поделаешь, я же мечтала о принце на коне. Можно и без коня, но мой суженый-ряженый должен быть особенным и прекрасным, как принц. Ну или не принц, а, например, как Михаил Боярский ДАртаньян! Его портрет висел у меня над кроватью, и тогда он был моим принцем: черные волнистые волосы, живые глаза и выразительный горящий взгляд. А еще мой принц должен быть высоким, с широкими плечами, как Петр Первый, и с красивыми длинными пальцами рук. Ну конечно, еще благородным, отважным, добрым и веселым. И талантливым, как Александр Пушкин. Вот это и был мой типаж. Поэтому, к сожалению, новенькие ну совсем не то. И к теме новеньких в этом году интерес был потерян.
Но все-таки что-то заставило меня смутиться и отвести глаза от шатена, когда я проходила мимо него в класс.
Вот так я впервые и увидела его.
Осень это очень грустно
В этом году осень и правда выдалась особо тоскливая! Как бы странно ни звучало, но, думая об осени в тот год, в своем двенадцатилетнем возрасте я думала не о времени года, а о чем-то навсегда уходящем. Было неуютно снаружи и внутри, я не могла найти себе места, тосковала, маялась, грустила, как будто расставалась с чем-то, как будто что-то уходило от меня. Что? Время? Детство? Беззаботность? Может, и так. Я, конечно, догадывалась и верила, что за детством должна прийти новая, почти уже взрослая жизнь с новыми возможностями и новыми радостями. Но это в будущем, а что есть тут, в настоящем? Привычная, уютная детская жизнь, пусть не всегда гладкая, но все-таки хорошая, как само лето, уходила безвозвратно. Или я сама выходила из нее? Вырастала, как Алиса у Льюиса Кэрролла вырастала из детского игрушечного мира, и этот мир начинал рушиться. Вот оно, то самое время перехода между летом и зимой, между прошлым и будущим, которое я не любила. И сейчас оно было моим настоящим, в котором надо научиться жить, и, значит, необходимо его как-то принять.
А как это сделать, если мир рушится и в эпицентре я и тоска. И вокруг ничего интересного. Дома делать нечего, кроме домашних обязанностей, которые мы делили со старшей сестрой, и уроков, которые много времени не отнимали. Телевизор смотреть не хотелось. Точнее, не хотелось подстраиваться под старших и смотреть то, что хотят они. И гулять в такую погоду не тянуло: на улице с каждым днем становилось все дождливее и темнее. В прошлом году тоже была осень, но было куда веселее. А тут еще существо, которое смотрело теперь на меня из зеркала: чьи это лохматые, еще вчера такие аккуратные, брови, откуда эти мерзкие прыщи на лбу и на носу, а эти волосы на руках и ногах, эти растущие попа и живот и нерастущая, как назло, грудь! Мне не хотелось, чтобы меня жалели и говорили, какая я красавица, нет! Да и знала я, что не уродина, как о том сообщало мне теперь «свет мой, зеркальце». Я симпатичная и милая девушка-подросток. А иначе откуда взялись все мои воздыхатели ведь не придумала же я их. Я всегда ощущала себя привлекательной и нравилась другим, но видеть сейчас себя в зеркале не могла. Вот такой парадокс. Все теперь состояло из сплошных противоречий. Вдобавок характер портился и непослушное настроение то и дело менялось независимо от меня. Только что счастливая хохотала с мальчишками, и вот уже бегу домой, чтобы закрыться в комнате и плакать в одиночестве, никому ничего не объясняя. Да и что я могла объяснить? Что меня задело кем-то сказанное слово, на которое я раньше не обратила бы внимание? Как объяснить то, что я сама не понимала? Мама выслушивала, конечно. Становилось полегче. Но этого не хватало. Да и сестра старшая ее отвлекала часто. Оставался еще папа, но он вообще не из слушателей. Он наш защитник и большой шутник так говорила про него мама.
Друзья-мальчишки тоже стали разочаровывать: теперь они чаще занимались своими делами мотоциклами, велосипедами и какими-то мужскими секретами. И мне все сложнее удавалось быть «своим парнем». «Заяц, ну хоть ты не бросай меня в этой тоске!» Но он не слышал молчаливый крик моей души. Весь до ушей в машинном масле или в чем-то еще носился он по поселку и искал какие-то нужные запчасти. Глаза горят, жизнь бьет ключом. Вот он уж точно себе нравился. Никакого дела ему не было теперь до меня изнывающей от тоски и одиночества. Ему были чужды страдания.
Так, всеми брошенная, я плавала в своих неразделенных чувствах, пережидала эту осень детской жизни и уговаривала саму себя, что скоро и у меня наступит белая полоса. Пока в довершение картины не случилось совсем странное. Всегда мне преданная и единственная подруга Тиша неожиданно переметнулась от меня в «стан врагов». Так мы называли с ней «крашеных» одноклассниц «девочек-девочек», ярко красившихся, носивших слишком короткие юбки и слишком обтягивающие секси-блузки. Они вечно шушукались по углам и строили глазки всем подряд без исключения даже старшеклассникам. И раздражали меня. И Тишу раньше тоже раздражали, по крайней мере так она всегда говорила. И вот теперь она была с ними. Она стала носить лифчик (хотя грудь у нее тоже была пока только в планах), ярко красить глаза и губы, делать немыслимые начесы волосы ее теперь торчали в разные стороны, как пух у одуванчика. К тому же она не рассчитала, а может, и рассчитала и укоротила юбку слишком сильно, так что ее все время приходилось одергивать вниз, чтобы не показывались трусы. Мне странно было смотреть на нее такую. На мой взгляд, все это было некрасиво и вызывающе, и я никак не могла этого принять. Может, поэтому Тиша и стала избегать меня. Она перестала со мной здороваться и теперь шушукалась вместе с ними, что-то обсуждая и над чем-то посмеиваясь. А ведь мы раньше даже не ссорились никогда. Но она так легко и просто бросила меня. Просто выкинула из своей жизни, перечеркнув все наше прошлое. Предала. Как живут после этого такие люди перелетные одуванчики?
«Ну ничего, залечивая раны, думала я, вот скоро придет зима, и вы узнаете». Что именно все должны были узнать я не знала, но была уверена, что там точно что-то произойдет. Все внутри готовилось к этому.
Театр и никакой личной жизни
С переменным успехом, но жизнь продолжалась. И в ней появился театр. Он перечеркнул все старые увлечения, вклинился в мою действительность и застрял в ней надолго.
В театральный кружок меня позвала моя новая подруга Леночка, которую я почему-то раньше не замечала. Бывает же так живет рядом человек с такими же интересами, похожими взглядами, а ты даже не замечаешь его. Но нет худа без добра, и в конце концов мы нашли друг друга. Леночка жила на соседней улице, и мимо ее дома я проходила каждый день, возвращаясь из школы. Она уже год занималась в театральном кружке, а я даже не знала о его существовании. Узнав, сразу напросилась с ней на репетицию, а там мы поговорили с режиссером, и меня тут же взяли. Не то чтобы я была таким талантом просто они как раз набирали новеньких. И я подошла. Театральный кружок находился в городе, и сначала я боялась, что дома меня не отпустят. Но маме идея театрального понравилась, и теперь после уроков два раза в неделю я ездила с Леночкой на электричке в город, а мама встречала меня вечером, и мы вместе шли домой.
И жизнь стала налаживаться понемногу. Даже мальчишки в поселке иногда бросали свои дела, и мы, как раньше, все вместе ездили на велосипедах, играли в футбол, жгли костры у кого-нибудь во дворе и отрывались, как умели. Удивительно, но раньше я думала, что в шестом классе ничего не буду успевать, кроме учебы. Но пока мне на все хватало времени. И на театр, и на прогулки, и на уроки тоже. Каким-то чудом уроки как будто делались сами собой. По дороге домой я могла присесть с Леночкой на детской площадке и через пять минут алгебра была готова. С геометрией было сложнее, но ненамного. А домашку по устным предметам я могла виртуозно делать прямо на ходу. Масик несет мою сумку, а я иду рядом и читаю вслух литературу. И ему хорошо дома не придется читать, и мне.
Только вот с любовью и личной жизнью по-прежнему все было запутанно и сложно. Не то чтобы я была озабочена развлечений мне хватало. Просто в школе так было принято. Как будто это был признак взросления, что ли, найти себе пару. А у меня ее не было. Заяц не в счет ему совсем было не до отношений, и слишком свой он был уже, как брат. Кандидатуру Масика совсем несерьезно было рассматривать. В театральном появились поклонники, даже два Лешка и Сашка. Красивые и на два года старше меня. Один даже на принца чем-то был похож. Но они городские, и виделись мы всего два раз в неделю на репетициях. А вся жизнь протекала в поселке там и пару хотелось найти. В классе каждый день все переписывались, перемигивались, вздыхали, страдали. А у меня все было по-старому: друзья есть, а любви нет. Обидно.
Даже новеньких всех разобрали. Не прошло и месяца, как блондин Вадим уже с Маринкой начал за ручку гулять прямо любовь. Шустрый глазастый брюнет Пашка вздыхал по маленькой Тане, и до других ему дела не было.
А загадочный Мишка, который мне больше всех в первый день понравился, сразу влюбился в Олю-отличницу мою конкурентку. Надо же, тихий, скромный, а быстро нашелся. Тут же записки ей стал писать и через класс перекидывать у всех на глазах. Кинет, а потом сидит, смотрит на нее влюбленными глазами и улыбается своей загадочной улыбкой. И она ему в ответ пишет и улыбается! А после уроков он ее до автобуса провожает и сумку несет. Оля дальше нас всех жила, за лесом. Ей приходилось на автобусе до дома добираться. И с нами она поэтому никогда не гуляла не отпускали, наверное, так далеко. А мы всей компанией не поедем же к ней одной. Зато Мишка, говорят, взял и поехал в гости. Сам недалеко от меня жил, мимо дома моего в школу ходил, а поехал к ней на автобусе в такую даль!
Ну что за несправедливость! Скорее бы уже закончилась эта унылая осенняя пора. Сплошное разочарование и все для меня одной. Пушкин, Пушкин, как же ты был не прав!
Первый снег и бесполезная встреча
И наступила зима. Она как будто услышала мои стенания и началась в тот год раньше обычного в конце октября. Да, со мной так бывает, и иногда лучше не открывать рот лишний раз и в мыслях даже не желать ничего, если нет уверенности. А то сбудется что-нибудь не то, а ты потом разгребай.
Итак, все по порядку.
Наш дом стоял на перекрестке главной и одной из перпендикулярных улиц. До школы пешком минут двадцать пять, и не по прямой, а буквой Г: можно начать с короткого отрезка, потом направо и по длинному прямо до школы либо сначала долго идти по длинному, а потом налево и по короткому к школе. Было еще много вариантов: пройти по любой улице, попетлять, срезать через какой-нибудь двор, погулять на площадке у садика. Но это если душа жаждала приключений. А если просто в школу, то мне нравился первый вариант: короткий путь до поворота направо, потом долго прямо. А Мишка, который, как я говорила, жил рядом, ходил мимо нас по длинной прямой. Так мы и ходили. Выхожу на улицу вижу его. Он идет по длинной улице через перекресток. По сторонам головой не вертит и меня не замечает. Мне от дверей до перекрестка метров тридцать. Пока я дойду, он уже далеко быстро ходит. Я посмотрю вслед и через перекресток по своей короткой. Сначала загадывала даже, кто первый доберется, торопилась, хотела перегнать. Потом поняла бесполезно. Только если вприпрыжку. Он на голову почти выше был, ноги у него длинные, и шаг широкий и стремительный. Одно слово спортсмен.
Да, он и правда был спортсменом, футболистом. Полузащитником. Причем, говорили, хорошим, подающим надежды. Пропадал допоздна в городе на тренировках и поэтому учился так себе времени не хватало на уроки. На уроки не хватало, а на личную жизнь пожалуйста. Может, подруга его отличница по успеваемости подтянет? Опять эти дурацкие мысли гнать их из головы.
Так у нас с ним и повелось: он проходил своей дорогой мимо, не замечая меня. И в школе наши пути не пересекались, и взгляды тоже. Просто жизни не пересекались.
Приближались холода. Темнело все раньше, светало все позже, по утрам уже горели фонари на улицах.
И вот как-то в конце октября я проснулась утром, раздвинула шторы в своей комнате и увидела в свете фонаря снег. Дул ветер, гонял снежинки, и было непонятно летят они вниз или вверх. Они кружились под фонарем, эти неопределившиеся снежинки, совсем еще ранние, первые, смелые и робкие, упрямые и непослушные, как обычные подростки. Вот я и дождалась зимы. Что же она мне принесет?
Торопливо позавтракав и вмиг собравшись, я раньше обычного выбежала на улицу, чтобы застать эту красоту. Ранний снег мимолетный. Сейчас он есть, а в следующую секунду исчез совсем или превратился в дождь.
Снег еще шел. Я сняла шапку, запрокинула голову и закрыла глаза. Снежинки падали на лицо, как будто ласково здоровались со мной. Я улыбнулась им и мысленно ответила, что очень рада их раннему появлению и теперь все будет хорошо. Потом надела шапку, и мы со снежинками пошли в школу. Я пересекла длинную улицу, любуясь снегом в свете фонарей, и двинулась дальше. Я знаю один фокус. Если щуриться на фонарь и качать головой из стороны в сторону, то фонарь перестает быть простым фонарем. Вы никогда не пробовали так делать? Обязательно попробуйте! Вместо равномерного скучного света вы четко увидите два длинных луча, которые тоже начнут двигаться из стороны в сторону вслед за движением вашей головы, и фонарь затанцует. Я шла, улыбалась, щурилась на танцующие фонари, и тут вдруг:
Привет!
Тихий, немного хриплый голос совсем рядом со мной. Я обернулась в зимней шапке-ушанке и теплой куртке рядом стоял Мишка. Так я впервые услышала его голос. Нет, до этого я, конечно, слышала, как он говорит когда отвечает у доски, когда общается на переменах, когда кричит что-то ребятам. Но так близко я услышала его впервые. В этой морозной утренней тишине его голос прозвучал как будто внутри меня, прямо у меня в голове.