А у вас какой пунктик? Скажете, нет? Не верю. Какой-нибудь да имеется: хоть один из шести.
Ну и вот. Сижу дома в эпоху пандемии.
Здравствуй, кошка. Все я знаю про тебя, кошка. Ты самозабвенно лизала себя часа два и теперь стала чистая и пахнешь первым ноябрьским снежком. Уже он скоро и выпадет, этот первый снег. И тогда я напишу, что первый снег пахнет моей кошкой, для нового гонорара.
Сходить, что ли, в магаз?
Началось. На этаже пахнет шипром и ментоловым дымом. Шипр это Сергей Иванович Поросятников, сосед из пятьдесят восьмой квартиры. Ментоловый дым Анжела Мухутдинова соседка из пятьдесят девятой. Хорошие люди.
Нюх-нюх
В лифте пахнет Товарищи, заклинаю вас всеми ароматами бытия, стирайте, пожалуйста, свои штаны хотя бы раз в неделю! Особенно если жизнь у вас до сих пор капает, а не течет.
Подъезд. Ясно: несёт типичными хрущобовскими квашеными кошками.
Магаз. Понятно: рыбку в седьмой раз перезамороженную завезли.
Беру хлеб «Селяночка», ряженку, редьку, боржом и сосиски «Папа может».
Если все это единовременно употребить в пищу, то завтра страшно представить, чем будет пахнуть. Опыт подсказывает, что просроченным ацетоном.
На кассе сидит женщина по имени Хадижат. Я ее хорошо знаю, эту Хадижат. Грудоёмкая такая женщина лет пятидесяти.
Привет, Вова.
Привет, Хадижат. Чуду готовила?
Чуду это такое особенное дагестанское блюдо.
Откуда знаешь, Вова?
Разведка доложила.
Разведка это Насруддин?
Ва-а-а, Хадижат. Сердцем я чую.
Носом ты своим чуешь, Вова, а не сердцем. Знаю я все про тебя, Вова. Чуду я готовила, пропахла я чуду. Вот ты своим сердцем-носом и унюхал все Э-э-эх Приходи есть к нам чуду.
Ва-а-а Спасибо, Хадижат, зайду как-нибудь.
Триста три рубля, Вова, с тебя.
Я не иду есть дагестанскую чуду, я иду есть нашу чудо-редьку. Делаю круг, чтобы прогуляться, по лесопарковой зоне.
Ой, запах Кто-то разлагается. Наверное, какой-нибудь хомячок сдох. Миновали зону хомячьего разложения.
Величественный предзимний лес. Пахнет детскими моими самыми обожаемыми в мире мамиными сырниками из холодильника, мармеладом и лимонной цедрой.
До свидания, лес.
Захожу в подъезд. Квашеные кошки. Лифт, где капает, а не течет. Ментоловый шипр на этаже, моя родная кошка первый снег.
Скоро жена придет из парикмахерской. А после парикмахерской она всегда пахнет почему-то клюквенной пастилой. Имею я право наконец-то хоть на какие-то эротические фантазии?
Хорошо в краю родном. Все пахнет как надо. Согласно генеральной линии и руководящей роли Бытия.
Дача интернейшнл
У Александра Сергеевича Пушкина, у «солнца русской поэзии» и «нашего всё», как известно, есть незаконченный текст, надо думать, несостоявшийся роман, который начинается словами: «Гости съезжались на дачу».
Очень многие пушкинисты-филологи на разные лады высказывали еще давным-давно и высказывают в наши дни одну и ту же мысль: эта фраза лучшее, универсальное начало для любого романа.
Любой национальный роман идеально было бы начинать с этой фразы. Хоть американский, хоть готтентотский. В ней, в этой фразе, всё и захватывающая интрига, и щемящий уют, и стилистическое благородство, и ностальгия. Не согласны?
«Дача» явление очень русское. Даже в некоторые другие языки оно пришло из нашего языка. «Dacha». Типа «sputnik» или «pogrom».
Но дача это не спутник и не погром. Дача это дача. На которую съезжались и съезжаются и будут съезжаться гости во веки веков (не аминь!). Я об этом в своё время даже стишок написал:
И в этом году ко мне на дачу по-пушкински съезжались гости. И, надеюсь, в будущем будут съезжаться. Ведь настоящая дача это путешествие во времени. Машина времени, так сказать.
Что значит «дача»?
Это значит: подшивки «Правды» цвета дохлой канарейки (19701974); мангал из авиационной стали, который в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году дядя Коля за две бутылки «Столичной» сварил на заводе «Сатурн» (находится в идеальном состоянии, я про мангал, а не про «Сатурн» и дядю Колю); физкультурные штаны дедушки 1952 года, выполняющие функцию половой тряпки (штаны, а не дедушка); коробка с пластинками фирмы «Мелодия» («Старик Хоттабыч», «Wings», «Бременские музыканты», Панайот, извините, Панайотов); фарфоровые слоники на салфетке вологодского кружева с чернильным пятном 1963 года; чашка с мишкой и надписью «Олимпиада-80».
Хватит, а то прослежусь.
А когда гости съезжаются на дачу, все это им радостно демонстрируется, включая трудовые дедушкины штаны. Романтика
Раньше я думал, что только у нас существует чисто дачный культ мангалов, штанов и чернильных пятен из прошлого века. Оказывается, нет. Недалеко от чешского города Брно, около речки Йиглава, в деревне с названием (забыл!), похожем на не очень приличное, но вполне себе цензурное чешское слово «pepenka», находится дача милейшего человека Любомира Прохазки, очень похожего на бравого солдата Швейка.
Любомир Прохазка, как все чешские мужчины, пивной человек, и под его аквамариновыми честными глазами свисают младенчески розовые балконы мешочков, которые удивительным образом подчеркивают честность его прекрасных глаз.
Любомир мой давнишний студент, еще из девяностых. В этой самой благословенной чешской Пепеньке у него домик и садик.
Когда я приехал лет пятнадцать назад к Любомиру, он собирался жарить сосиски на решетке.
Знаете, что это за такая есть решетка? спросил меня Прохазка.
Нет, честно ответил я. Решетка как решетка.
О! Все много более сложное. Это решетка истории!
Ух ты!
Это решетка с тюрьма Панкрац. Ужасно крепкая решетка. Она с немецкая сталь времен войны. Крепкая, как не бывает. Мой папа выпилял ее в знак протеста в 1968 годе, на время советской оккупации. Вы не обиделся, что я вспоминал на оккупацию?
Нет, мне, честно говоря, по барабану этот ваш 1968 год То есть не то чтобы А ты не обижаешься, Любомир, что я?..
Нет, нет!.. Всё правильно. Кто старое вспоминул, тому вынуть глаз Пойдемте, я вам запокажу что-нибудь интересное.
И он запоказал.
Истлевшую фуражку прадедушки Вацлава времен Австро-Венгерской империи. Подборку пластинок: Карел Готт («Золотой соловей»), Яна Петру (не помню такую), Хелена Вондрачкова
Очень, помню, эта самая Вондрачкова мне нравилась в детстве. Темненькая из «Баккары» и Вондрачкова. Вот два моих женских идеала в детстве. Не считая Настеньки из «Морозко».
Потом мы пили «Пилзнер» из треснувших кружек 60-х годов, слушали Вондрачкову с Готтом, смотрели мультики про Гурвинека.
Прохазка громко смеялся, а после седьмой кружки заплакал, нацепив на себя фуражку прадедушки Вацлава.
А через пару лет после посещения Любомировской Пепеньки я попал в совсем другое место, я попал в Кению.
В стране Кении, относительно недалеко от Найроби, возле речки Ати, в деревне с названием (забыл!), которое похоже на фразу «акуна макута!», что значит на языке суахили «нет проблем!», находится дача еще одного моего давнишнего студента, Боладжи Куалалуджу (кажется, так).
Вообще-то Боладжи по национальности масай.
Но он не захотел всю жизнь прожить в хижине из навоза, делать обрезание без обезболивающего и пить свежую коровью кровь. Он сбежал в цивилизацию, в город Найроби.
Юность у него была бурная. Но в конце концов кенийское правительство отправило его учиться в СССР. На журналиста. На журналиста Боладжи так и не выучился, но фарцу освоил.
Вернувшись в Кению, господин Куалалуджу занялся перепродажей экзотических животных за рубеж. А когда уже в постсоветскую эпоху в Кению потянулся экзотический русский турист, Боладжи поменял животных на русских. Как шило на мыло. Он быстро, насколько смог, вспомнил русский язык и стал туристическим менеджером по России.
В Кению я ездил на сафари. Нормальный цирк для белых придурков.
Как меня вспомнил Боладжи не понимаю. Просто вдруг в ночь перед моим отлетом в Найроби раздался звонок:
Алло!..
Алло!..
Это Боладжи Куалалуджу.
Кто?
Студентом быть. На журналист. Кения.
Я потряс башкой.
А, да, помню Конечно, помню
Приезжайте Найроби. Я встретил Сначала сафари, потом мой дача!
Когда я приехал на дачу в эту акуну матату, какой-то компаньон Боладжи жарил на газоне у своего двухэтажного коттеджа крокодилятину. В жаровне в виде башни танка. Только без пушки.
Крокодилятина, кто не пробовал, это примерно как если индюшку всю жизнь кормить воблой, а потом сварить ее (индюшку, а не воблу) в тройной ухе.
На всю Акуну Макуту, как «Таганка» в подмосковной Малаховке, ревела песня «Джамбо буана». В Кении эта «Джамбо буана-акуна матата» звучит везде: в аэропорту, на пляже, в ресторанах.
Знаете, что это есть? спросил меня Боладжи, тыкнув пальцем на жаровню.
Похоже на танк.
Окей. Правильно. Это тэнк. Биль война с нехороший сомалийский люди. Шестьдесят три восемь годы. Мой папа жена
Тесть?.. переспросил я на редкость прозорливо.
Окей. Тэст воевал протыв нехороший сомалийский люди. Он был кёнл. Потом он брал тэнк. Пилил голова тэнк. Сделал плита. Чтобы жарить крокодайл. Любите крокодайл?
Люблю, ответил я, соврав.
Будем кушать крокодайл. Чтобы сильный мужик! Чтобы акуна матата с женщин. А сейчас, пока готовил крокодайл, смотрите кое-какой интересный вещи.
«Кое-какой интересный вещи» были:
Кусок крепкого, как кирпич, навоза (его Боладжи отколол от родной хижины, когда сбегал в Найроби); дедушкино страусиное перо, которым бабушка отгоняла от дедушки мух цеце, когда тот спал; комсомольский значок (ими Боладжи фарцевал в 80-х в Москве: менял значки на жвачку и наоборот)
Увидев комсомольский значок, я почти прослезился.
После трехсот граммов виски крокодилятина стала не такой противной.
После пятисот Боладжи стал плакать. Он нацепил комсомольский значок и стал очень высоко прыгать и петь «Подмосковные вечера». Масаи очень высоко прыгают. Но никогда не плачут.
А я заснул. Не знаю, отгонял ли от меня страусиным пером Боладжи в это время мух цеце. Во всяком случае, они меня не покусали.
И мне снилась моя дача, почему-то очень похожая на Пепеньку, снилось, что сама Хелена Вондрачкова (почему-то в штанах моего дедушки и топлес) жарит крокодилятину в моем авиационном мангале и поет «Джамбо буано». Почему-то по-чешски. И мне очень-очень не хотелось просыпаться.
А сейчас меня зовет на свою перуанскую дачу в Анды еще один мой бывший студент. Я не помню, как звучит его имя на языке кочуа. Помню только, что оно переводится: «Непокорный, как лама-викунья».
Но пока у меня, к сожалению, нет возможности лететь в Анды. Пандемия и все такое.
Словом: акуна матата. И пусть гости всех народов съезжаются друг к другу на дачу во веки веков. Аминь.
P.S. Кстати, мухи цеце в Кении, кажется, не водятся.
Лас Квай Май
Семья Пересмешниковых осуществила свою давнюю мечту.
Пересмешниковы по уши, даже по темечко влезли в ипотеку и наконец-таки приобрели трехкомнатную квартиру. Маленькую, но все-таки неумолимо трехкомнатную.
Мечта, конечно же, состояла не во влезании в ипотеку. Ипотека похожа на мечту примерно так же, как Голлум на Анастасию Вертинскую. А срок выплаты ипотеки Пересмешниковыми примерно такой же, какой любят давать агентам Кремля в США пожизненный.
Но этот факт в высшей степени оптимистичных Пересмешниковых не смущает.
Мечта это три комнаты. То есть все члены семьи папа, мама и дочка с сыном теперь имеют каждый свою комнату. Дети, правда, одну на двоих, но это временная мелочь.
У папы Арсения, конечно же, самая большая комната.
У мамы Глафиры поменьше.
У дочери Пелагеи девяти лет и сына Георгия, Жоры, восьми лет самая маленькая. И главное, у каждого есть свой телевизор. Не жизнь, а коммунизм (от каждого по способностям каждому по потребностям).
Компьютера, правда, всего два. Но это детали. Когда-нибудь будет три. Когда-нибудь потом, после выплаты ипотеки.
Уже очень давно, когда Пелагея и Жора были совсем маленькими, они очень любили абсолютно идиотский, на мой взгляд, мультик про свинку Пеппу. Впрочем, они любят его и сейчас.
Там, в этой бесконечной ленте про слабоумных американских свиней, как вы, вероятно, помните, был папа Свин, мама Свинка и дети: свинка Пеппа и свинёнок Джордж. Чувствуете совпадение? Пеппа Пелагея и Джордж Жора.
Пелагея сразу же согласилась на кличку Пеппа. Жора на Джорджа. А вот мама и папа никак не могли примириться с «папой Свином» и «мамой Свинкой».
Перебрали всё: «папа Хряк», «мама Чушка», «папаша Подсвинок», «мамочка Кабаниха» Наконец сошлись на «папа Вепрь» и «мама Хавроньюшка».
Потому что «Вепрь» это звучит очень грозно и мужественно, а «Хавронья» это все-таки очень ласково, почти Февронья, что в переводе значит Лучезарная, Радостная, Светлая.
И вот теперь в квартире Пересмешниковых все время слышится:
Дордж, ты окружайку сделал?
Мама Хавроньюшка, а можно нам с Джорджем сегодня на завтрак жареной колбасы?
Эй, Пеппа, так нечестно! Это моя фанта!
А главное, что у всех теперь есть свой телевизор и каждый смотрит своё.
Папа Арсений смотрит бои без правил, дети смотрят мультики про Пеппу, но, слава богу, не только про неё.
А вот мама Глафира смотрит сериалы.
Случилось как-то так, что когда я прихожу в гости к Пересмешниковым, я чаще всего общаюсь с Глафирой. Не подумайте чего нехорошего. Так очень часто бывает. Когда твой друг (Арсений) друг тебе уже лет сорок, с детства, то никакой ревности как-то и нет. А общение с его женой замечательный этикет. Ты за ней ухаживаешь (как бы), а он за твоей женой (тоже как бы), и это прекрасно.
И вот я прихожу к Пересмешниковым и смотрю с Глафирой (на жаргоне Пересмешниковых: с «Главком») ее сериалы.
Сейчас пошло новое поветрие сериалы корейские.
В советское время, как помнит тот, кому нужно, у нас были добрые индийские фильмы. Там какой-нибудь могучий Мохнапутра любил без ума свою красавицу Кривомудру и часами пел ей песни о главном, а красавица Кривомудра в свою очередь отчаянно пищала что-то в ответ своему могучему Мохнапутре, ворожа пальчиками.
А потом пошли мексиканские и всяческие там бразильские сериалы, где в девятьсот сорок восьмой серии вдруг неожиданно для всех оказывалось, что роково усатый, как загоревший морж, Хуан Антонио незаконнорожденный сын бородатого, как плотоядный козел, Луиса Альберто, а прекрасная Хуанита Альварес, старшая сестра Хуана Антонио, мать Луиса Альберто от тестя Хуана Антонио Мигеля Рикардо, который, оказывается, всю жизнь любил Изабеллу, бабушку Хуаниты. И вся эта многосерийная кукарача длилась годами. И миллионы постсоветских женщин смотрели и смотрели про бабушку Хуаниты. Потом много еще чего было американского, французского, японского. И вот сейчас корейский период (ср. «Парк юрского периода»).
Конечно, содержание этих корейских шедевров я не помню. Но диалоги там носят примерно следующий характер.
Тебе нравится, как я в этот раз приготовила твою любимую лапшу чань чжамён, Суп Ем Сам?
Да, конечно, Чуй Мой Чай, мне очень понравился чань чжамён.
А ты меня любишь за это, Суп Ем Сам?
Да, конечно, я безумно люблю тебя, Чуй Мой Чай.
Не правда ли, у нас когда-нибудь потом будет прекрасный ребенок, Суп Ем Сам?
О да, будет, конечно же будет, моя любимая Чуй Мой Чай (лирическая музыка)
А как мы назовём его, Ем Сам?
Думаю О, я не знаю. Наверное я не решаюсь (лирическая музыка). Думаю мы назовём его Чук Нам Гек, Мой Чай.
О, какое хорошее имя, Ем Сам Попробуй еще мой чань чжамён (Суп Ем Сам громко пробует чань чжамён).
О да, он прекрасен, твой чань чжамён.
Я счастлива, Ем Сам А знаешь, с кем я готовила его?
С кем же, любимая Мой Чай?
С моим братом.
У тебя есть брат?