Несколько минут тишины нарушили вздох, стон, сдавленное покашливание, тяжелые шаги, скрип ручки, хруст пружины доводчика, легкий хлопок двери.
В комнате наступила полная тишина. Но через минуту вновь зашуршала бумага, шаркнули ноги, послышался писк нажимаемых на пульте кнопок, и наконец сплошной протяжный звук пропал. Датчики погасли. Щелкнул выключатель, и вытянутая, будто из дерева вырезанная фигура старухи погрузилась в полумрак.
Огромная комната, напоминающая одновременно и больничную палату, и лабораторию. У стен по периметру высятся мрачные, массивные, напоминающие банкоматы агрегаты со встроенными мониторами. Вверх от них, как щупальца крупного осьминога, идут толстые черные трубки с силовыми и data-кабелями. Под мониторами крепятся дополнительные мини-экраны, насыщающие бело-голубым свечением пространство вокруг них.
Снова послышался скользящий шорох бумаги. Быстро заурчала шариковая ручка. Высокий мужской голос нарушил тишину:
Может, догнать Андрея Владимировича, спросить по поводу кремации?
Не надо его лишний раз дергать, резко ответил низкий немолодой голос. На вот лучше, заполняй, а я ее укрою
Старший оператор, атлетически сложенный мужчина в белом халате, колпаке и маске, передал молодому ассистенту планшет с бумагами на прищепке.
Сто лет не писал от руки! усмехнулся тот и повернулся к ряду мониторов у стены со сложными графиками и диаграммами.
В электронные базы это нельзя, сказал старший.
Так Я буду вслух, если можно. Чтобы не запутаться сказал ассистент.
Укрыв старуху плотной синей пленкой, старший остался у изголовья, где грозной скалой нависал массивный черный куб с монитором, от которого уходили вверх, в широкую шахту, толстые кабель-каналы. Он выбрал в меню завершение операции и начал медленно набирать код.
Ассистент переписывал данные:
Так Время пребывания пациентки в пуск-стационаре двадцать один день. Общее время подключения к аппарату моделирования сновидений и выделенной реальности девяносто шесть часов. Период-иллюзия внутри модели восемь месяцев Причина смерти остановка сердца физического носителя. Смерть наступила по-о э-э м
Он запнулся. Посмотрел на прибор.
Смерть Григорий Степанович у нас получается естественная, да? Или что бормотал ассистент.
Э-э-э Ну конечно ответил старший после паузы, воткнув еще одну цифру кода. А от чего еще? От придуманной соседки с поленом, что ли? Естественная. Счастливая. От старости. От остановки сердца
В отличие от ассистент криво улыбнулся. Мотоциклиста на прошлой неделе
Григорий Степанович посмотрел, и ассистент понял, что сказал лишнего.
Так далее Наступила в силу необратимых процессов старения Так. Нарушения при выходе из модели Григорий Степанович, а тут что писать? У нее же были нарушения? Андрей Владимирович не давал отключать до самого конца
Миша. Не надо писать про нарушения! сказал старший, повысив голос. Когда речь о руководителе института и его маме Хорошо?
Он смотрел на ассистента.
Конечно, конечно Я просто
Но вообще Григорий Степанович наконец-то ввел код и закрыл программу, отключив монитор. Правила наши никуда не годятся. Давно пора ставить перед советом института вопрос и переписывать. Ну что за бред в инструкции, что пациента из модели нужно выводить при угрозе смерти Чтобы он не умирал там, внутри! Обязательно выдернуть, и пусть здесь помирает! Но зачем? Я понимаю при гипнозе, из него нельзя выводить резко Но у нас можно! Зачем умирающего извлекать? Пусть там и уходит, в красоте, так сказать, и гармонии.
Может, какой-то смысл изначально закладывали заявил Миша.
В том-то и дело, что никакого. Формальность. Ты закончил?
Да! Только пройтись по отметкам таймера
Не таймера! Говори правильно. Про таймер вы в курилке болтать будете. А здесь давай выражаться по-научному временного преобразователя.
Который вы называете коробкой!
Они рассмеялись и одновременно посмотрели в угол, где высился самый большой шкаф, от которого провода шли по всей лаборатории. На самом его верху в черном матовом контейнере с толстым передним стеклом мягко светился синеватого оттенка куб центральный процессор виртуальной машины времени. Она и создавала искусственный временной сдвиг в модели, куда погружалось человеческое сознание.
Смех затих. Миша опустил взгляд на бабу Машу, которая подсматривала из-под пленки.
М-да Один день как два месяца промямлил ассистент и обернулся.
Григорий Степанович стоял на выходе, держал дверь нараспашку, с вопросительной гримасой ожидая Мишу.
В цокольном этаже института пахло столовой, горячей сытной едой.
Сегодня гороховый?! Счастье-то какое! Григорий Степанович заметно повеселел и ускорил шаг.
Ой, да! Он тут обалденный! воскликнул Миша.
Ну так вот Григорий Степанович продолжил разговор, начатый в лифте. Диплом ты лучше напиши не о проблемах, как ты говоришь «этики погружения пациентов» в эти, в «экстремальные виртуальные модели» Это все, конечно, интересно вам, молодым
Ну а как? Вы же сами рассказывали, секс, снафф, сафари, казни
Да пожалуйста! Реальность заказывают разную, любые прихоти за деньги клиента Хоть в эпицентре ядерного взрыва. Как только у нас не умирают И это, конечно, кажется вам крутым Но! Он чуть замедлил шаг, посмотрел на Мишу: Видел только что «кино» в просмотровых очках? Про бабку, про соседку, огород
Видел.
Ну так вот. Напиши о том, как человек хочет умереть на родном огороде на грядке среди редьки и петрушки да мелиссы вместо лимончика. Вот о чем напиши.
Григорий Степанович постучал указательным пальцем себе по виску, подмигнул, отвернулся, и улыбка тут же слетела с его лица из-за двери столовой показалась очередь.
Что? Нет? Не тема? затараторил он, заметив замешательство ассистента. Это же самое интересное! Все обалдеют. И все оценят. Нет?
Да, да сказал Миша, чтобы не обижать шефа. Идея интересная. Надо подумать
7. День события
Утром выехать из Ядра на дачу, пока не перекрыли центр. До этого сделать и отправить макет, пока не проснулся Герчик. А еще успеть вздремнуть. Сидела, локтями на столе, выдавливая щеки к глазам.
Не спать! шепнула громко. Соберись, Лерка!
Убрала руки, подвигала челюстью туда-сюда.
Ладно, блин! Ладно! открыла рот, подняла брови, вытаращила глаза. Империя доверила мне неотложное дело! Я все успею! Не ссать!
Треснула по пробелу на ноуте проснулся, разлепил сияющий глаз белого листа. На нем что-то похожее на иероглиф. Протерла глаза картинка стала четче. Старинные вензеля эпохи классицизма вернулись в моду. Нет, поспать вряд ли получится. Завитушки и петельки букв выводятся вручную.
Спасибо Гере. Укачала, положила, вырубился, и до утра. Счастливая мать. Даже улыбнулась, но улыбку перебил зевок.
Посмотрела на стену, на которой в последних отсветах заката мерцали рамки многочисленных дипломов, призов и наград. Легким движением пальцев приблизила начатый набросок логотипа, состоящего из двух слов: «День События».
* * *
Встал по будильнику ровно в 4:00, хотя отец всегда говорил: не ставь будильник на точное время, всегда накинь пару минут, просыпаться легче. Поднялся и сел, понюхал рукав рубашки, третий день на работе, уже пахнет. Осмотрел обивку дивана, от него тоже запах. Здесь постоянно ночуют умученные стажеры, водители, пьяные. Может, они блюют на этот диван? А я тут сплю, я, Денис Кораблев, старший организатор Комитета ДС при Совете России.
Поднялся на ноги, отряхнул брюки, посмотрел в окно, где в бледно-серой дымке будто парил над землей самый густонаселенный район Ядра высотного бетонного центра древней столицы. С удовольствием зевнул. Расставил руки в стороны и с протяжным мычанием потянулся. На энергичном выдохе резко бросил руки вниз.
Подъе-о-о-ом! крикнул Денис так громко, что у самого челюсть хрустнула. Работать, челядь!
И уже выходя в дверь, за которой сиял опенспейс Комитета, обернулся и выпалил несколько раз, как футбольную кричалку:
Пошли! Пошли! Пошли! Пошли!
В темных углах комнаты, освещенной лишь бледным светом окна, началось шевеление, покашливания, приглушенная ругань. С разбросанных по полу матрасов начали подниматься фигуры в белых рубашках.
У кого-то ярким прямоугольником вспыхнул телефон. На экране блокировки уведомление, что сегодня «День События».
* * *
Дима частенько называл себя водилой в пятом поколении, что было отчасти правдой, и этот факт биографии придавал ему сил. Осознание, что всю жизнь работаешь в правительственном спецгараже на узких дорогах закованного в бетон Ядра, позитивному настрою не способствует.
В шесть утра он стоял у окна, глядя на уходящие в дымчатое небо башни высоток, и вливал в слежавшееся за ночь тело раскаленный кофе.
Проснулся Дима раньше, чем нужно. Спал вообще плохо после гибели жены и сына, Вероники и Лёнечки, во время антиправительственных митингов и городских боев весной 2222 года. С депрессией боролся тем, что старался ее не замечать.
Его начальник, второй комиссар Высшего Совета России Евгений Степанович Борисоглебский, требовал стоять у дома и ожидать его выхода ежедневно с 7:30. Ехать до центра Ядра максимум тридцать минут. То есть у него еще час.
Дима не задавал себе вопросов, как потратить время. Он жил на автомате, стараясь не думать даже о самых простых вещах. Напротив, пытался держать голову в тишине и пустоте, а то если начнешь, будешь крутить в голове бесконечно то, что больнее всего Вспоминать Думать. Страдать. Зачем?
Он прошел не одну проверку у психиатров после трагедии. С комиссаром такого уровня не может работать ненадежный человек. Предан Дима был Евгению Степановичу беспредельно. Считая его родным отцом и даже гораздо бо́льшим последней своей семьей.
Красавица жена, первенец сын, любимые, родные до невозможности И все-таки нет, не может быть ничего дороже их. Мертвых. Даже живой Борисоглебский.
Вот чего по утрам всякая фигня в башку лезет? одернул себя Дима и тут же подумал про себя: это не фигня.
Отвернулся от окна, поставил кружку на стол и вдруг увидел себя в зеркале. На него смотрело темное от четырехдневной щетины лицо с как будто высохшим заостренным носом, с красными от бессонницы глазами.
Хреново выгляжу. Блин! А чего я не побрился-то?
Рванул в ванную. Засуетились, запрыгали руки. Скрипнула дверка навесного ящика. Звякнула о стакан бритва. Дима, всегда опрятный и педантично требовательный к внешности, к одежде, к машине, забыл побриться! Невероятно. И это накануне
Намылился, повел бритвой чистую по белому полосу от подбородка до уха, покосился на встроенный в стену экран.
Пятое октября. Воскресенье. Красным кружком обведено День События.
* * *
Смочил руку водой, стряхнул лишнее, провел по лацкану жилетки рубинового бархата. Повторил процедуру на втором лацкане и вот готово, ни пылинки. В зеркале туалета он тщательно осматривал большой вытянутый череп с серыми брылями, крупным носом и «панорамным» над выпученными глазами лбом. Чист, свеж, опрятен. Но да, не красавец. Такую осьминожью голову раз увидишь и уже не забудешь.
Через минуту он был уже на посту на высоком кожаном стульчике в крохотной, два на два, будке на последнем этаже башни Дома Советов там, где располагался вход в зал приема делегаций.
Будка из стали и благородной латуни, отделанная тонкими панелями красного мрамора, сверкала начищенными стеклами. Кирилл Леонидович ревниво глянул на бордовый ковер, широкой полосой идущий мимо его «кельи», нет, никто не наследил.
Он посмотрел на массивные позолоченные двери лифта, затем повернулся и поднял глаза на гигантские, пять с половиной метров высотой, дубовые двери, ведущие в зал. Самый большой и самый красивый зал во всей империи для торжеств, для особых случаев, для высочайших церемоний.
Кирилл Леонидович перевел взгляд на руки, сложенные на коленях, и застыл, увидев: мощные костяшки, обмотанные венами, как швартовые тумбы канатами длинные кривые пальцы, темную морщинистую кожу Будто не рука это его, а большой мертвый паук. Старик убрал руки в карманы. Хотя так делать инструкция запрещала.
Инструкция. Всю жизнь инструкция. Но разве можно держать на виду такие жуткие ручищи, думал Кирилл Леонидович. Тем более сегодня, в День События.
* * *
Выбежал из лифта и полетел вниз по лестнице, громко щелкая подошвами шлепанцев, высыпался на улицу и чуть не на дорогу под машины.
Гриша! Гриша, стой! Да ты что творишь?! кричал сверху отец.
Выскочил вслед за сыном, отпрянул от грохота и увидел Гриша стоит на бордюре, свесив пятки, спиной к дороге, смотрит, живо и весело улыбается, мол, папк, прости! Евгений Степанович невольно улыбнулся, но тут же вернул строгость.
Ну вот что ты делаешь, бандит?! Отойди, колонна прет! пытался перекричать он многоголосый вой военных машин. Или думаешь, они по сторонам смотрят? Переедут и не заметят!
Сын подбежал к отцу, одной рукой схватил ладонь, другой взялся за большой палец ручка у девятилетнего Гриши маленькая, теплая, ласковая. Вдруг веселость с ребенка слетела, он испугался и даже побледнел. Отец присмотрелся к колонне в чем дело?
Его, второго комиссара, генерал-полковника сухопутных войск Евгения Борисоглебского, заметили офицеры и солдаты дружно, десятками высовывались из машин, приветствовали, брали под козырек, показывали на него друг другу Борисоглебский обладал статью: высокий, стройный, длинноногий, как старый лось, плюс вытянутое лицо с выпяченной нижней губой, которая портила идеально мужественный образ, зато придавала ему надменности.
Колонна шла на парад через жилой район. С подвывающим гулом, похожим на работу гигантского пылесоса, на антигравитационных двигателях тянулся бесконечный строй боевых машин всех мастей. Вытекая из-за поворота, закрытого соседней высоткой, через улицу, где жил Борисоглебский, колонна уходила в бесконечную даль центрального шоссе. Впереди только что прошедшие, похожие на гигантских клопов из бронированной стали, малые машины пехоты. За ними тяжелые танки, могучие DRD-5. А из-за поворота уже выворачивала артиллерия: сначала шли артсамоходки, затем установки запуска дронов-камикадзе, а за ними, Борисоглебский знал это наверняка, вот-вот появятся жутковатые приземистые гаубицы трехсотого калибра, больше похожие на воротнички рубашек без шей, стреляющие, как образно выражались солдаты, «матушкой-пустотой», во всяком случае, именно она оставалась на месте пораженного противника и его укреплений.
Генерал нахмурился и поймал себя на мысли, что еще немного и начнет вспоминать К черту! Не сегодня! Праздник! Он посмотрел на застывшего сына и легонько дернул его за руку тот сразу ожил, засветился мамиными глазами под темными ресницами.
А? Идем? спросил Гриша.
Идем? Ой, нет, нет! Сегодня мы не прорвемся сказал Борисоглебский и махнул рукой кому-то сзади. Гриша обернулся. На выезде из гаража сбоку от дома их ждал длинный бронированный «мерседес» на низкой, почти незаметной гравиподушке.
Дима! Дима приехал! Гриша со всех ног бросился к машине.
Евгений Степанович пошел за ним. Глядя вслед и думая, какой нежный и хрупкий Гришка, единственный его сын, ножки совсем как веревочки, ручки обрывки ниточек, а на затылке закрутился и торчит черный непокорный вихор пора стричь.
Но завтра. Сегодня ничего не работает.
Посмотрел на часы. 9:43. Семнадцать минут до начала торжеств по случаю 120-й годовщины Дня События.