Поначалу меня несколько смутил вопрос о том, почему Иерархи вообще допустили широкое распространение этой гипотезы, выставляющей их не в самом лицеприятном свете. Позже, когда общая картина имеющихся обстоятельств и тенденций начала обретать чёткие контуры, я смекнул, что этим финтом они достигали цели, необходимой для каждого тирана, задумывающегося о будущем, а именно подкидывали подотчётному населению какую-то мульку, способную отвлечь от поиска действительно важных вопросов и ответов. Исходя из того, что теория не имела твёрдых обоснований или опровержений, с ней можно было играть сколь угодно долго. Кроме того, это позволяло вычислять сущностей, которые в силу своих качеств гипотетически могли породить какие-то проблемы.
Другой вариант интерпретации этого безусловно переломного эпизода в истории Вертикали потряс меня до самого основания. В данной версии истории коварный план юмийцев тоже присутствовал, но он был реализован не в кратчайшие сроки во время скоротечного контакта, а за счёт более тонкой игры, что и придавало ей вес в плане достоверности. Главную роль в спектакле по безупречному сценарию чужаков сыграл всего один уроженец Вертикали, ставший известным под звучным именем Мастер Озмундугез Варл, тот самый тип с голографического плаката. Ярким доказательством выдающихся способностей этого авторитетного персонажа было то, что приставка «Мастер» была принята всеми именно с его подачи. Он также иногда называл себя Разрушителем, но из-за не совсем позитивных ассоциаций эта приставка не прижилась.
Любители покопаться в анналах истории пытались установить Родовую принадлежность Мастера, но все их попытки ждала неудача, так как его следы находили в разных Родах, занимающихся порой совершенно не смежными видами деятельности. Это могло означать как тщательно замаскированное прошлое, так и завидную разносторонность его интересов. Первые упоминания о его существовании, с которыми были согласны все исследователи, относились уже к этому уровню, а если точнее, к самому началу его освоения, то есть значительно позже контакта с пришельцами.
Оказавшись тут, выходец не пойми из какого Рода благодаря своим многочисленным талантам и прозорливости развил довольно бурную деятельность во главе небольшой команды подручных. Чем эта банда промышляла во времена начала распри среди Иерархов, сказать было сложно, но многие склонялись к мнению, что Мастер очень ловко мог добывать информацию, словно не знал о таких понятиях, как секрет или тайна, и не менее эффективно ею распоряжался. Получая какие-то сведения щекотливого характера, он являлся либо к заказчику, либо к самому Духу, допустившему какой-то просчёт или ошибку, а то и к обоим по очереди и предлагал сделку, частью которой в обязательном порядке было дальнейшее сотрудничество. Мастер очень тщательно следил за своей репутацией: всегда сохранял подчёркнутый профессиональный нейтралитет; лицам, не имеющим отношения к тому или иному эпизоду, никаких сведений не предоставлял; цены за услуги не заламывал; букву контракта чтил как собственное имя. Ну просто эталон добропорядочности, если не учитывать не совсем чистое ремесло.
Благодаря созданному образу Мастеру удалось добиться расположения на самом верху иерархии уровня, и только после этого он приступил к реализации замысла незваных гостей с Юми. И сделал это шедеврально, всего за два шага. Сначала он, пользуясь доверием Иерархов, совершил то, о чём и помыслить никто из них не мог, собрал их всех в одном месте, где сообщил о внешней угрозе, вследствие чего небезызвестная распря закончилась прямо на том собрании. Вторым его шагом стало предложение о путях спасения, кое было принято без каких-либо возражений. А об истинных причинах, мотивах, решениях и перспективах широкой общественности осталось только гадать, ибо Иерархи, спаянные в единое целое Мастером Озмундугезом Варлом, отделили себя от остальных обитателей уровня непроницаемой стеной.
Пока шёл рассказ об этом ярком персонаже, на панели появлялись различные образы, в том числе и тот, на который указывал Гаол, когда мы покинули плоскость магистральной сферы. Я внимательно всматривался в эти портреты «высокочтимого благодетеля», и чем дольше смотрел, тем сильнее поднималась будоражащая сознание волна беспокойства. Видя этого Духа всего во второй раз, я ловил тень ощущений, что знал его раньше. Это было невероятно волнительно, настолько, что интерес к другим сведениям из инфопотока бесповоротно исчез.
Запечатлев образ Мастера, я отключился от панели и от всего происходящего вокруг. Я не заметил, как погрузился в особое состояние, необходимое для работы с памятью, подобной чтению Мира Света. Наблюдая различные картины и образы, всплывающие из слоёв опыта и знаний, я внутренним потоком энергии, как манипулятором, хватал какие-то из них и сопоставлял с фрактальным вихрем беспокойства. Работа была кропотливая, не терпящая суеты и сомнений. Её цель состояла в том, чтобы искомый образ из памяти идеально совпал с базовым элементом фрактала. Это был единственный способ унять беспокойство, которое само по себе не уляжется, а если его усмирить волевым усилием, то в отместку оно обернётся какими-то неприятностями или потерями шанса на что-то. Я это знал и не нуждался ни в каких рациональных доказательствах.
Найти нужный элемент было невообразимо важно, и время остановило свой бег для меня, так что сколько я просидел в таком состоянии, сказать не смогу даже под пытками, но всё рано или поздно заканчивается. Когда искомый образ был обнаружен, я ощутил неописуемую гамму чувств, приходящую после окончания какой-то сложной и кропотливой работы. Доказательством успешного завершения подобных трудов служило то, что в такие моменты перед внутренним взором с неимоверной скоростью начинала возникать законченная мозаика со сложным узором, переплетающиеся линии которого означали детали, нюансы и прочие тонкости ситуации или процесса, вызвавшего беспокойство. В эти скоротечные мгновения всё становилось чётким и ясным, а недостающие подробности, подтверждающие верность возникшего понимания, дорабатывались моментально.
Первым камешком, вокруг которого и выстроилась вся мозаика, был образ Мугума. Будь я в обычном состоянии, то факт, что я могу до мельчайших подробностей извлечь из памяти чей-то портрет, меня бы изрядно удивил, но не сейчас. Мало того, я начал анализировать то, на что не обратил никакого внимания во время нашей единственной встречи. Рассматривая Мугума с позиции того, кто в совершенстве постиг искусство создания личин (при этом я помню, как усмехнулся от такой оценки своих же способностей, что, однако, никоим образом не повлияло на работу), я вдруг заметил, что его личина была скорее маской, купленной у странствующего мага, чем произведением высококлассного чародея. При тщательном рассмотрении было видно, как сквозь иллюзорный покров проступали вибрации настоящего образа. А далее, пользуясь всё тем же манипулятором, я, словно искусный реставратор старых полотен, снимал поверхностный слой краски, частичку за частичкой до тех пор, пока передо мной во всей красе не возник Мастер Озмундугез Варл.
Я вышел из рабочего состояния, но остался в оцепенении от открывшегося. Ключом к вопросам, над которыми бились энтузиасты, была наша теория, а также события, произошедшие после визита Мугума. От осознания того, что этот хлыщ присвоил себе наши труды, я ощутил, как всё моё существо наполняется удушливым негодованием. От следующей же мысли о том, каким образом он это сделал, я был готов взорваться от ярости. Такого пожара чувств и эмоций я не испытывал никогда ни ранее, ни после. Судя по тому, что впоследствии я утратил способность к крайне высоким степеням эмоций, причём как отрицательных, так и положительных, сила чувственных импульсов была такой, что внутри как будто что-то перегорело и сбило настройки эмоциональной механики. Эта потеря компенсировалась способностью сохранять рассудок в любых ситуациях.
Не возьмусь сказать, каким образом мне удалось погасить это безумное пламя, но холодная рассудительность, возникшая из глубин сознания, не позволила мне тут же, не сходя с места, пустить в ход Воздаяние. Вместо этого я очень чётко представил, что могли чувствовать Созидатели, когда в их рядах проявил свои амбиции первый Разрушитель. «Всегда может найтись тот, кто сможет ловчее применить созданное тобой», подумал я и продолжил методично всматриваться в мозаику, в которой, кстати, места для мифических агрессоров-пришельцев не находилось вообще.
Было очевидно, и приставка «Разрушитель» тому в подтверждение, что Озмундугез тщательно проштудировал наши инфокапсулы и благодаря своим связям и возможностям предстал перед Иерархами как творец этих Знаний. Только конечность уровня и тупик привычного трека развития могли быть той угрозой, перед которой сплотились в единое те, кто ещё совсем недавно готов был разорвать друг друга в клочья, а байки о внешней угрозе позволили легко добиться лояльности населения. Только принципы механики взаимодействия Живого Света с Неживым могли приоткрыть невероятные возможности, которые в умелом сознании переродились в технологический бум. И только навык чтения Мира Света позволял сократить время и силы на стадиях проектирования и испытаний до самых минимальных величин.
Вспомнив про Мир Света, я из безупречности, ставшей хорошей привычкой во времена создания теории, бегло перепроверил полученную информацию в этом хранилище сведений. Версия об иновертикальном вмешательстве не подтверждалась совсем. Чья это была выдумка, я разбираться не стал. Правдоподобность и популярность же этой гипотезы я объяснил себе тем, что сущности, как правило, оценивают поступки других, судя по себе, и нередко приписывают героям и антигероям историй то, как бы они поступили сами в той или иной ситуации. Исходя из того, что интерпретация произошедших событий с предателем Мастером-Разрушителем в главной роли была столь популярной, напрашивался неутешительный вывод о мотивах, устремлениях и ценностных ориентирах достаточно большого процента обитателей Вертикали. Моя же версия подтверждалась полностью, хотя и требовала доработок. Найденные ответы почти всегда порождают лавину новых вопросов.
Не менее очевидным было и то, что этот (я не смог тогда найти подходящего выражения, да и теперь теряюсь) сделал теорию доступной только для приближённых. А какими средствами он вытравил эти знания среди простых обывателей, из массы которых и были наши ученики, я даже боялся представить. Всё это проясняло, почему незабытая теория приносила такой скудный ручеёк потенциалов признания.
Окинув внутренним взором всю сложившуюся картину в центре с Озмундугезом Варлом, я поймал себя на мысли о том, что очень жаль, что Воздаяние сработает моментально. «Это несправедливо, подумалось мне, злодей должен сполна вкусить то, чему он подверг своих жертв».
«Однако месть местью, но кто сказал, что с ней ситуация и завершится? А что за ситуация, ты хоть знаешь? Ты понимаешь, что ввязался в историю, от которой тебе не избавиться, разве что только после победы или гибели? Ты знаешь, что будешь делать? С чего начнёшь и какова вообще цель? Ты понимаешь, чего тебе будет стоить её достижение?» такие вопросы я задавал себе и не находил ни одного ответа. Мне бы здорово мог помочь совет или подсказка от «прежнего меня», но этот источник устремлений молчал.
«Цена Щастья не определяется», припомнилось мне. А Щастье это процесс, он не может реализоваться в спокойствии статики, ибо он текуч и состоит из цепи решений и действий.
«Конечно, можно ещё посидеть и понаблюдать за происходящим, подождать шанс, но только инициатива служит залогом Щастья, а никак не выжидательная пассивность», так заключил я и с последними мыслями почувствовал тихий, но нарастающий поток уверенности и осознание неотвратимости игры, в которой первый ход должен остаться за мной. Игры с невиданными ставками и целью, скрытыми от меня пеленой неизвестности.
Ситуация требовала действий, но каких именно? Я погрузился в раздумья, подняв во внутреннем зрении очередной фрактальный вихрь. Он являл собой общий образ условий и обстоятельств сложившейся ситуации, был очень сложным и как бы застывшим, что означало устойчивость трека развития грядущих событий. От узора веяло какой-то безысходностью и катастрофой. Расшифровка увиденного подвела к пониманию, что верный ответ на вопрос о необходимом действии должен придать динамики фрактальному вихрю, оживив его той самой завораживающей красотой, от которой так трудно отвести взор.
Подтверждения своим догадкам я на автомате искал в Мире Света. Эта практика позволяла молниеносно получать представление о том, какие изменения могут повлечь за собой те или иные действия. Естественно, без деталей и нюансов, но это давало возможность достаточно объективно взвесить шансы.
Дело тронулось с мёртвой точки, когда в сознании возникла мысль: «Ты же назвал себя судьёй, так суди». Фрактал перед внутренним взором дёрнулся и замерцал чуть ярче. Я тоже оживился, ибо узнал мало с чем сравнимое чувство, приходящее в момент обнаружения верной дороги к нужному ответу.
В том, кому в первую очередь следует вынести приговор, сомнений не было никаких, и это не было банальной местью. Момент некой сатисфакции, безусловно, присутствовал, но лишь в качестве сопутствующей, второстепенной цели. Главная же была иной и гораздо значительней, чем желание избавить арену истории от этого ядовитого паука. Озмундугез Варл, по сути, был произведением Иерархов и орудием, с помощью которого они смогли достичь желаемого, пусть даже совсем не в том виде, как им хотелось. Своей жаждой абсолютной власти они совместными усилиями, даром что направленным друг против друга, создали сильнейший поток эфира, вобравший в себя Золото их импульсов устремлений и Намерений. Так что кто-то рано или поздно натолкнулся бы на эту мощную реку потенциала. Им-то и стал Озмундугез. Вонзив свои импульсы, окрашенные амбициями, в этот поток, он получил возможность и энергетическое обеспечение для собственных шансов, за счёт чего и сумел убедить Иерархов в своей правоте и могуществе. Властители приняли дар и распорядились им весьма эффективно и эффектно. Однако достигнутая абсолютная власть была их общим достоянием, что в корне противоречило глубинным желаниям каждого из них.
Клеем, стержнем, удерживающим в шатком единстве эту шайку возомнивших себя распорядителями судеб паразитов, был их «благодетель» Мастер, как они его называли. И если этот самый стержень выбить из игры, то от мнимого согласия Иерархов не останется и следа. Копить силы, дабы в соответствии со всеми законами чести бросить вызов этой банде, резону не было никакого, равно как и шансов на успех, ибо они под давлением внешней угрозы могли снова объединиться. Вопрос «Против кого дружить будем?» может порождать самые невообразимые союзы. Шанс на создание силы, способной противостоять совместным действиям тех, кто по факту являлся хозяином положения, был заведомо никудышным. То, какие условия им удалось создать на уровне, то, какие устои они внедрили в сообщество Духов, не позволяло даже надеяться, что этому можно хоть что-то противопоставить.
Крушить сие могучее, но уродливое древо, взращенное чаяниями и усилиями всех обитателей Вертикали из зёрен, сформированных ещё в первичном бульоне, следовало иначе, и уж точно не находясь почти на самых высоких ветвях его кроны. Это понимание утвердило смутное предположение, возникшее сразу после осознания утраты спутницы, о том, что в Вертикали мне делать нечего.