Груди у странных существ выпирали прямо под подбородком вовсе не на животе, как у кошек, а позолота подчёркивала приятную округлость. До выпирающих частей хотелось дотронуться, но поручик, немного подумав, решил, что это, пожалуй, неприлично.
Да, был-с, немного запоздало ответил он и присел на другой стул, напротив собеседника. Но отчего мы не на «ты»?
В самом деле! Оставим церемонии, Никодимов расслабился и даже расплылся в улыбке, отчего лицо у него стало ещё круглее. По правде говоря, я впервые встречаю здесь человека, который помнит Карамзина.
Да как же не помнить, если он про Рюрика говорил! ответил поручик.
Никому сейчас нет дела до Карамзина, вздохнул собеседник. И до всей русской литературы. Куда она движется, здесь никого не заботит. Читают французов, а вот по-русски нет. Только газетёнки всякие, да изредка журналы.
А есть, что читать? спросил Ржевский, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видел книгу. Кажется, как раз перед Отечественной войной.
Он тогда ухаживал за одной барышней, красавицей-брюнеткой, которая любила читать в саду. Стояли чудесные июньские погоды. Она ежедневно выходила с книгой в сад, но из-за настойчивости Ржевского за весь месяц прочла страницы три. Уж точно не больше пяти!
Затем Ржевский отбыл на войну, а барышня книжку вряд ли дочитала, если, конечно, сдержала обещание проливать слёзы каждую минуту до конца своих дней.
А ты разве не читал Грибоедова «Горе от ума»? спросил Никодимов.
Что? не расслышал Ржевский, увлекшись воспоминаниями. Горе? От ума? Кажется, читал. Это была ложь. И согласен.
С чем согласен?
Что горе оно от ума А точнее от излишних раздумий. Вот я, знаешь ли, много думать и рассуждать не люблю. Надо действовать!
В случае с барышней, любившей чтение, это и впрямь оказалось очень правильно. Пусть она поначалу говорила: «Поручик, уйдите, вы мне мешаете», но Ржевский не отступал. Чего ждать? Пока она всю домашнюю библиотеку перечитает? Действовать!
А на Никодимова слово «действовать» произвело просто волшебный эффект.
И я того же мнения, доверительно сообщил он, понизив голос и наклоняясь через стол к собеседнику. Литературу русскую не спасёшь слезами. Да, действовать надо. И не только литературы нашей это касается, но и всего русского. Судьбу России надобно в свои руки брать.
Это он произнёс совсем тихим шёпотом, одними губами, будто заговорщик, а Ржевский никак не мог понять, о чём собеседник толкует. При чём тут судьба России?
Чтобы скрыть недоумение, поручик нахмурился:
Я судьбу России держал в руках, когда воевал при Аустерлице, и во время Отечественной войны, и в Заграничном походе. А теперь нет. Я в отставке.
Отставка не причина, чтобы перестать думать о благе Родины, всё так же тихо, доверительно сказал Никодимов. Взять того же Чацкого
Кого?
Чацкого из «Горя от ума».
А! Ну, разумеется!
Вот он нигде не служит, но полон думами о России. А вокруг чинуши и служаки, которые о России не думают, заботятся лишь о собственном благополучии. Чацкий пытается им объяснить, в чём истинная цель служения, но остаётся непонятым. И даже Софья, которая когда-то любила его всем сердцем, не понимает его
Ржевский опять нахмурился. Что за Софья? Уж не намекает ли этот Никодимов на Софью Тутышкину, охраняемую мужем-цербером, которую сам пригласил на мазурку?
Совсем не понимает, меж тем повторил Никодимов. Увлекшись рассуждениями, он откинулся на спинку стула, а при слове «совсем» досадливо взмахнул рукой и едва не задел графин, стоявший на столе.
Ржевский положил ладонь на столешницу и незаметно подвинул графин к собеседнику. Однако обсуждение следовало поддерживать: пускай этот дурак дальше руками машет.
Если женщина тебя не понимает, так и нечего на неё время тратить, уверенно произнёс поручик. Лучше избрать другую цель.
Если бы Софья не бросала на Ржевского такие красноречивые взгляды, он бы однозначно избрал другую цель и не слушал бы сейчас этого болвана.
Именно! воскликнул Никодимов, резко повернувшись к собеседнику. Другую цель! Забота о благе России и народа вот истинная цель! Цель для всякого мыслящего человека в отечестве нашем! Он, кажется, не понял, о чём ему говорят. И вообще поведение этого господина не поддавалось никакому объяснению: то шептал о судьбе России, а теперь кричит.
Он ещё пару раз взмахнул руками и даже вскочил, а Ржевский ещё подвинул графин в его сторону, рассчитывая, что собеседник рано или поздно присядет на тот же стул, продолжит размахивать руками и
Однако Никодимов никак не садился, начал мерить шагами комнату и счастливо улыбался:
Как я рад, Александр! Как рад, что ты меня понимаешь. Это такое счастье найти истинно мыслящего человека в этой толпе Фамусовых и Скалозубов.
Ржевский поспешил улыбнуться. Но из сказанного понял только, что роды Фамусовых и Скалозубов весьма многочисленны, если на губернский бал явились аж по несколько представителей от каждой из фамилий.
Да ты сядь, братец, сказал поручик. Лучше расскажи мне, давно ли прибыл из Петербурга.
А как ты догадался, что я прибыл оттуда? спросил Никодимов, но присел не на стул, а рядом, на диванчик, оформленный в том же стиле, что и ножка стола каждый подлокотник как будто держала на своих плечах крылатая кошка с женскими грудями.
Опершись на подлокотник, Никодимов словно невзначай скользнул краем ладони по округлым прелестям крылатого существа и Ржевский сразу забыл, о чём идёт разговор. «Да что здесь за мебель! Невозможно сосредоточиться!» подумал поручик.
Меж тем Никодимов ждал ответа:
Так как ты догадался?
О чём?
Что я только из Петербурга.
Ржевский наконец пришёл в себя:
По фраку уж больно искусно пошит. В нашей губернии так шить не умеют.
И то верно, кивнул собеседник.
Так какие новости в Петербурге? повторил Ржевский.
Взгляд Никодимова сделался загадочным, как и тон:
Много разных новостей. Он снова пересел за стол, поближе к Ржевскому и добавил. Но об этом лучше говорить не здесь, а у меня на квартире. Приглашаю тебя завтра к себе. К полудню. А? Как? Придёшь?
Охотно. Ржевский всё так же улыбался, а про себя думал, о чём бы ещё спросить собеседника, чтобы снова разгорячился и начал махать руками.
Графин был уже почти на самом краю стола, но в голову, как назло, не приходило ни одного вопроса!
И тут Фортуна снова пришла на помощь Никодимов, который только что смотрел прямо на поручика, вдруг взглянул ему за спину, куда-то вдаль. Главное, что больше не смотрел ни на Ржевского, ни на его руку, двигавшую графин.
Ещё немного, почти
Ах, вот вы где, поручик! послышался за спиной знакомый голос. А вы, господин Никодимов, как я вижу, совсем не думаете о наших дамах. Увели от нас поручика, занимаете его серьёзными беседами, а дамы в это время скучают, потому что желают танцевать с ним.
На плечо Ржевского легла рука, показавшаяся весьма тяжёлой, как если бы её обладатель сказал: «Вот ты и попался!» Графин уже не мог упасть на колени Никодимову, поднявшемуся, чтобы поприветствовать того, кто пришёл. Цель, такая близкая, теперь стала недостижимой, поэтому поручик оставил графин в покое и оглянулся.
Голос и рука, как и следовало ожидать, принадлежали князю Всеволожскому. Губернатор прямо-таки вцепился в плечо своему пленнику, чтобы препроводить обратно в зал и передать своей племяннице Тасеньке.
* * *
Мазурку Ржевский танцевал с Тасенькой. В предыдущих трёх танцах галопе, вальсе и кадрили его партнёршами стали весьма приятные особы, но это не могло облегчить нынешних страданий. Опять появилось глупейшее ощущение, что танцуешь один. Поручик пытался смотреть на Тасеньку, но взгляд не мог ни за что зацепиться, да и на ощупь было не лучше. То ли дело другие партнёрши!
Обычно, когда Ржевский, танцуя с очередной прелестницей, касался её спины на самой границе выреза платья, то чувствовал, как по телу дамы разбегаются мурашки, словно торопятся сообщить всем органам и частям: «Ржевский здесь! Ржевский здесь!»
Мурашки чувствовались даже через перчатку, поэтому невольно возникала мысль: «Вот бы проделать то же самое без перчатки» Конечно, всякому кавалеру во время танца полагалось быть в перчатках и не снимать их, но если незаметно снять хотя бы одну
В общем, если бы не обязанность уделять внимание Тасеньке, поручик мог бы заниматься куда более приятными делами. К тому же среди дам успели распространиться слухи, что причиной его отставки стала несчастная любовь. И якобы по той же причине он безвыездно прожил два года в деревне, не бывая даже в Твери. Дамы весьма чувствительны к таким историям, и из этого можно было извлечь немалую выгоду.
Я слышала, что вы безнадёжно влюблены. Это правда? недавно спрашивала ясноглазая шатенка, когда Ржевский отплясывал с ней галоп.
Поручик, притворяясь растерянным, потупил глаза, невольно уставившись даме в декольте.
А откуда у вас такие сведения, сударыня? Последнее время я никому не открывал своего сердца.
В начале бала с вами танцевала одна девушка. Шатенка смущённо улыбнулась. Она спросила вас, почему вы два года никуда не выезжали. А вы так выразительно вздохнули Значит, причина в сердечных делах! Когда девушка передала мне вашу с ней беседу, я сразу так решила.
Сударыня, вы столь же проницательны, сколь и прекрасны, ответил Ржевский. А когда вы на меня так смотрите, я чувствую, что моё сердце понемногу исцеляется Если бы вы подарили мне ещё один танец
Это невозможно, поручик. Дама ещё больше смутилась, а глаза ещё больше заблестели. На все другие танцы я уже приглашена. Всё расписано до конца бала.
А если бы мы с вами уединились в дальней комнате
Это невозможно, поручик.
Вас и туда кто-то пригласил раньше меня? удивился Ржевский.
Дама звонко рассмеялась:
А вы шутник, но так ничего и не ответила.
Во время вальса другая дама, блондинка с нежным личиком, тоже расспрашивала Ржевского о сердечной ране:
Поручик, до меня дошли слухи, что вы жестоко страдаете.
Страдаю, сударыня, отвечал Ржевский. Но когда вы рядом, мне делается легче.
Отчего же?
Возможно, оттого, что дама, из-за которой страдает моё сердце, блондинка, как и вы, сказал поручик. Разумеется, если б его партнёрша по танцу оказалась брюнеткой, он и причину своих страданий назвал бы брюнеткой.
О! оживилась дама. Значит, вы любите блондинок, поручик?
А вы рыжих мужчин любите, сударыня? спросил Ржевский, тряхнув рыжими кудрями.
На что вы намекаете? замялась блондинка.
На то же, на что и вы, ответил поручик.
Я не на это намекала, решительно произнесла дама.
А на что?
Сама не знаю.
А откуда тогда знаете, на что намекал я?
Блондинка наморщила носик:
Поручик, догадаться не сложно: вся Россия знает, что вы всегда намекаете на одно и то же!
На кадриль Ржевский пригласил даму с рыжеватыми волосами и прелестными веснушками, просвечивавшими сквозь пудру.
Поручик, я о вас наслышана, сказала рыжая прелестница.
О том, что я жестоко страдаю? спросил Ржевский.
А также о том, что вы известный пошляк, улыбнулась дама. Поэтому со мной воздержитесь от пошлостей.
Это как?
Никоим образом не упоминаем пошлые предметы.
А про предметы гардероба говорить можно?
Про те, которые скрыты от глаз? Разумеется, нет.
А про такие непошлые, как шляпа или перчатки?
Ну, если про них
Тогда, начал поручик, признаюсь, как мне жаль, что кавалерам нельзя танцевать с дамами, не надевая перчаток.
Ох, поручик! Вы даже из разговора о перчатках сделаете пошлость, заметила дама. Танцевать без перчаток неприлично.
Всё познаётся в сравнении, возразил Ржевский. Вот если б я танцевал ещё и без верхней части мундира, в одних рейтузах
Рейтузы не являлись скрытой частью гардероба, поэтому дама не могла упрекнуть поручика в нарушении запретов:
В одних рейтузах это уж совсем неприлично, ответила она.
А если бы дама танцевала без платья, только в белье и корсете?
Поручик! Вы нарушили запрет.
И всё же ответьте.
Это совсем-совсем неприлично!
А если бы я танцевал вообще нагишом?
Это совсем-совсем-совсем неприлично!
А если ещё и дама начнёт нагишом танцевать?
Это так неприлично, что дальше некуда!
Как это некуда? удивился Ржевский. Когда я рейтузы снимаю, и дама голая, то самое интересное начинается
Но сейчас, во время танца с Тасенькой поручику не то что рейтузы, а даже перчатки снимать не хотелось. Мало того, что вид у неё смотреть не на что, так и характер не слишком приятный. На поверку она оказалась любительницей лезть в чужие дела.
Судя по всему, слух о «разбитом сердце» Ржевского распространила именно эта девица, за что её можно было бы благодарить если б теперь она не вздумала лезть в его дела с Софьей!
Поручик, я должна вам кое-что сообщить о госпоже Тутышкиной. Обещайте, что никому не скажете о нашей беседе, сказала Тасенька, как и в прошлый раз, во время другого танца, начав разговор первой.
Ржевский снисходительно усмехнулся:
Да бог с вами, Таисия Ивановна! Вы как будто собрались открыть страшную тайну.
Она не страшная, но важная, приглушённо произнесла Тасенька и продолжала: Госпожа Тутышкина изменяет мужу.
«Это же превосходная новость!» подумал Ржевский. Ему опять захотелось выразить благодарность собеседнице, но это желание почти сразу исчезло.
Поручик, зря вы хотели ухаживать за ней, всё так же тихо говорила Тасенька.
Не понимаю вас.
Она изменяет мужу, но изменяет не с вами. А значит, вам придётся подождать, пока прежний любовник ей наскучит.
Таисия Ивановна, вы как будто любовных романов начитались, сказал Ржевский.
Госпожа Тутышкина уже не первый год изменяет мужу с одним и тем же любовником, не унималась сплетница. Вы будете лишний.
«Интересный поворот, подумал Ржевский. Но почему же тогда Софья смотрела на меня так завлекательно?»
Глава вторая,
в которой на балу происходят странные события, в итоге помогшие герою достичь желанной цели
Мазурка кончилась. Распорядитель бала и его помощники попросили освободить середину зала, потому что из двери, которая до этого была заперта, лакеи начали вносить столы, уже накрытые скатертями, и добавочные стулья, ведь тех, что стояли вдоль стен, не хватило бы.
Вскоре на столах появились тарелки, бокалы, столовые приборы, а также вазы с живыми цветами это в декабре-то! Зал наполнился возгласами одобрения и восхищения, а меж тем лакеи уже вносили блюда с холодной закуской и бутылки с различным содержимым на любой вкус.
Князь Всеволожский попросил всех рассаживаться, просьба была тут же громогласно повторена помощниками распорядителя, а князь занял подобающее ему место во главе самого длинного стола.
По счастью, Тасенька оказалась не единственной роднёй губернатора сидеть рядом со своим дядюшкой ей не полагалось. А это означало, что Ржевскому, обязанному сопровождать свою даму, раз танцевал с ней мазурку, можно было выбрать место подальше, не под надзором.
И всё же сесть следовало за главным столом, но тут поручик заметил, что за тот же стол усаживается губернский чиновник Тутышкин с супругой. Тутышкин садился по левую руку от жены, а справа пока никто не сел! Там как раз осталось два места для кавалера и дамы.
Ржевский, немилосердно толкнув нескольких гостей, заслонявших путь, потащил Тасеньку к столу. Лишь оказавшись рядом с Софьей Тутышкиной, позволил себе секунду передохнуть, а затем выдернул замешкавшуюся Тасеньку из толпы и, всем видом изображая галантность, отодвинул для своей дамы стул: