Боцман знал Георга еще мальчишкой, вроде Ганса, и между ними как-то сложилось особое взаимопонимание. Боцман задавал именно те вопросы, которые приходили на ум Георгу, только он бы не выразил их словами столь кратко.
Георгу захотелось спросить, был ли герр Горациус в богадельне один, или его сопровождал кто-то из ратсманов. Дядюшка Сарво спросил, и оказалось, что с Горациусом был только его слуга Кристоф.
Причудливое дело, сказал боцман. Одно слово капридифолия.
Пора нам на судно, объявил, вставая, Георг. Герр Отто, не хотите ли приютить нашего попугая? Деньги на корм мы оставим. Он ученый, знает десяток слов, вашим гостям понравится.
Попугай глядел сквозь прутья с таким видом, будто желал сказать: ни слова вы от меня в жизни не добьетесь.
Кабатчик знал, что попугая привезли в подарок старым матросам, и пообещал, когда странная история с заразной хворью кончится, отдать его в богадельню если только в Гердене еще будет богадельня.
Когда Георг, дядюшка Сарво и Ганс вышли из «Мешка ветра», было уже темно.
Отойдем подальше, сказал боцман. Этот Эммерих Адсон ненадежный человечишка. А потолковать надо
Да, согласился Георг. Но только где? Если ворота заперты, то на «Варау» мы уже не попадем.
У моей вдовушки. Она, конечно, дура, но тридцать лет хочет за меня замуж. Может, и не выдаст. Ганс! Обо всем, что слышал и услышишь, молчи, как рыба сомус. Понял?
Насчет рыбы сомус никто не знал, существует ли она в природе, или боцман зачем-то ее выдумал, как непонятную капридифолию. Очевидно, рыба умела молчать покруче всех прочих рыб, но как ей это удавалось матросы гадали уже по меньшей мере сорок лет.
Вдова Менгден уже спала, но услышала знакомый стук в окошко и впустила гостей. Более того она дала им тюфяки и одеяла. А боцман милостиво позволил ей присутствовать при мужском разговоре.
Такие перстни сами с пальца не скатываются и дырку в повозке не ищут, сказал он. Эти старые хитрецы в богадельне прекрасно знают, когда ждать «Варау», или «Белого ястреба», или ту же «Прекрасную Матильду». Когда их увозили, они сообразили, что вот-вот кто-то из нас придет к ним с гостинцами, станет доискиваться правды и расспрашивать соседей. Вот что они хотели нам сказать: мы в такую беду попали, что утрата заветного перстня по сравнению с ней тьфу!
В таком случае, где-то на дороге от Северных ворот они могут выбросить и второй перстень, и третий, предположил Георг. Ведь если кто-то из моряков догадается, что старики в беде, то станет их разыскивать и расспрашивать крестьян по обе стороны северной дороги.
Что скажешь, Ганс? спросил дядюшка Сарво мальчика. У тебя взгляд свежий, голова старой рухлядью не забита. Ну? Говори?
Хочешь сказать, что у меня голова забита старой рухлядью? вдруг возмутилась вдова Менгден. А вот спросил бы меня про богадельню! Я бы много чего порассказала!
Эти бабы! воскликнул боцман. Ну, что ты такого можешь знать о Фрице Альтшулере? Или о Петере Шпее? То, что тебе расскажут стряпуха Грета или кастелянша Фике? Ты славная красотка, милочка, но в мужские дела тебе лучше не соваться.
Георг с подозрением посмотрел на вдову Менгден. Вот уж кого он бы не назвал красоткой! Вдова была тоща, как вяленая селедка, и профиль имела какой-то селедочий. К тому же, она была на полголовы выше дядюшки Сарво. Георг имел свое понятие о союзе мужчины и женщины; одним из правил такого союза была разница в росте на те же полголовы, но в пользу мужчины. Он не понимал, как мужчина может затевать шашни с женщиной, которая выше его ростом: это ж и поцеловаться толком невозможно! Прыгать перед ней, что ли, пока случайно не коснешься губ?
Я могу и помолчать, мой красавчик, ответила вдова. Но кто тебе тогда расскажет, какого страха натерпелась бедная Грета, когда этот жуткий гость ратсмана Горациуса шарил по всем углам. Вот на второй день после того, как Горациус его приводил, богадельню и прикрыли.
Что еще за гость? вместо боцмана спросил Георг.
Ох, этого никто не знает. Он не здешний, сказала вдова. Я даже не представляю, какая земля плодит таких уродов. Штаны у него были, как у сапожника из Глейерфурта, с кожаными заплатками на ляжках. Чулки черные, как у этих сумасшедших братьев-обличителей, которые проповедуют, будто море высохнет, а дно загорится; вы таких еще не встречали? Да, главное забыла! Шляпа на нем была остроконечная вроде тех, какие надевает братство мельников на осеннее шествие, только мельники повязывают зеленые и желтые ленточки
Что я тебе говорил, сынок?! радостно заорал дядюшка Сарво. Она только штаны и разглядела!
Как и следовало ожидать, вдова описала урода со слов стряпухи, а та действительно обратила внимание лишь на одежду чего ей уродскую рожу разглядывать? Вспомнились еще длинные седые волосы хоть косы из них плети, причем седина совсем старческая, желтоватая. Но кое-что путное вдова рассказала: гость ратсмана Горациуса так шарил по всей богадельне, словно искал что-то крошечное; не найдя, поссорился со старыми моряками и убежал жаловаться. На следующий день приходил сам ратсман, пытался чего-то от них добиться, толковал с каждым наедине. И уж тогда ночью богадельню вывезли.
Может, из-за той загадочной хвори они спорили? спросила вдова. Может, этот урод все-таки доктор? Доктора, конечно, ходят туда, где заразная хворь, с красными носами но кто его, урода, разберет
А что, неужели никто из герденских зубодралов и костоправов не приходил в богадельню с красным носом? и вдова Менгден, и Георг имели в виду приметный головной убор врачей, зеленую шляпу с приделанной к ней маской, а из маски торчит на три гольдских дюйма алый носище с дырками, набитый изнутри всякими хитрыми благовониями, чтобы врач, втягивая воздух, ими дышал, а не заразой.
Да не видели Ах ты, Дева-Спасительница, Стелла Марис, неужто и Грета, и Фике теперь вместе с нашими стариками помрут? запечалилась вдова. Они и жизни-то хорошей не видали, бедняжки мои
Итак! поспешно провозгласил боцман, чтобы не дать своей давней подружке разрыдаться. Что мы имеем? Мы имеем урода, которого никто не сможет опознать, если у него хватит ума перерядиться, скажем, в штаны гольдского свинопаса, которые выше колена, и надеть матросскую кожаную шапку с назатыльником! И мы имеем ратсмана Горациуса, который наверняка что-то знает о стариках. И перстень. Это все. Что скажешь, сынок?
Скажу, что нужно пойти по следу повозок, сразу решил Георг. Наши старички не сапожной дратвой сшиты и не липовым лыком подбиты. Если они решили оставлять на пути знаки, то найдут способ!
И это будут знаки, понятные только нам, морскому народцу, согласился дядюшка Сарво. Значит, нужно, как только откроют ворота, возвращаться на «Варау». Доложим капитану Гроссу пусть снаряжает экспедицию. Нельзя своих в беде оставлять Стелла Марис накажет.
Дядюшка Сарво, подал голос Ганс. Я всюду залезу я в самые узкие окошки лазил
В погреб за сметаной? сразу догадался боцман. Цыц. Экспедиция будет опасная, это не с мальчишками за яблоками
Да нет же! Я вот что я в богадельню залезу! Через чердачное окошко! Может, там еще какой знак оставили?! завопил Ганс. Я все комнаты обойду! Всюду посмотрю! Дядюшка Сарво! Господин Брюс! Пустите!
Сами хоть к рябому черту в кровать полезайте, а дитя не смейте посылать! возмутилась вдова, но боцман и Георг нехорошо переглянулись. И больше уже не слушали, что она там выкрикивала и чем грозилась.
Замысел Ганса был прост. Улицы в Гердене узкие, кровли черепичные, с каменными фигурами по углам, чуть ли не над каждой дверью каменные фронтоны, иные с зубцами, иные с фальшивыми окошками. На крышу богадельни можно попасть с крыши соседнего амбара даже просто перекинуть доску мостиком к чердачному окну.
По дороге боцман объяснял Гансу про рябого черта это было герденское словечко, и мальчик его не знал.
Черт заставляет людей совершать дурные поступки и платит чертовым серебром. Но беду можно исправить, если набрать ровно столько серебра, сколько от него получено, подкараулить его и швырнуть ему всю горсть прямо в гнусную харю. Честное серебро его обжигает вот почему у него рожа вся в мелких дырках. Вот только выследить черта трудновато, боцман вздохнул. Но если поможет Стелла Марис, если закроет черту дорогу белым крестом
Как это, дядюшка Сарво?
Сам я ни разу белый крест не видел, врать не стану, а знающие люди говорили вдруг возникает непонятно откуда и висит в воздухе. Иногда из того, что Стелле Марис под руку подвернется. Ансен говорил, что ему покойный капитан Ярхундер рассказывал, что будто бы однажды на юге его дед видел, как в таверне взлетели со стола белые тарелки и составили в воздухе крест.
Георг вполуха слушал давно известную ему историю и думал, где среди ночи раздобыть длинную доску. В том, что Ганс преспокойно пройдет по ней двенадцать футов над улицей, в потемках, на высоте третьего этажа, он даже не сомневался.
Время было такое, что уже ходит по улицам ночной дозор, а морякам с ним лучше не встречаться вражда застарелая, закаменевшая, уже за пределами разума, не говоря о милосердии. То есть, встречаться можно если бойцов хотя бы поровну. Но в дозоре обычно четыре человека, а моряков на сей раз всего трое.
Дозорных услышали издали магистрат распорядился одевать их в нагрудные доспехи и выдавать алебарды с колечками. Эти колечки, надетые ниже лезвия, производят звон, от которого злоумышленники убегают. Таким манером и преступление предотвращается, и стражи порядка остаются целы.
Моряки притаились за каменной скамьей у входа в булочную лавку. Скамья была такая, что и слона бы выдержала, да еще украшенная столбом с каменным кругом, а в круге чего только нет! Даже слепой, подойдя и ощупав резьбу, понял бы, что заведение принадлежит старому роду, знак этого двойной крест, что в заведении пользуются скалкой, что предки хозяина из Хазельнута, знак этого шесть орехов в овале. Кроме того, в круге было Божье древо очень сильный оберег от нечистой силы, и для той же нужды служили страшные каменные рожи одна сбоку на стене, а две по углам кровли.
Дозор прошел можно было вылезать.
А, может, обойдемся без доски? спросил боцман. Ганс, ты ведь сможешь встать на плечи к господину Брюсу и ухватиться за фронтон?
Сперва посмотрим, далеко ли окошко от фронтона, сказал Георг. А то поедет под ним черепица и все это плохо кончится.
Площадь перед богадельней была кое-как освещена горел фонарь на Конском амбаре, другой фонарь был у сторожа, что спал в нише, устроенной в стене Куропаткиного амбара. Можно было пересечь площадь, не рискуя свалиться в фонтан.
Каменные скамьи у дверей богадельни тоже имели при себе столбы с кругами. Только резьба на кругах была сравнительно новая и очень мудреная: там и малый герб Гердена имелся, с крепостной башней, львом и грифоном, и фамильные знаки арматоров, давших деньги на богадельню, и посередке силуэт Стеллы Марис, Звезды морей, как полагается, с расходящимися лучами.
За столбами было что-то светлое, тускло-белое, почти призрачное.
Стоять без голоса приказал боцман.
Тускло-белое шевельнулось. Похоже, оно зевнуло и вытянулось, сидя, до легкого и приятного напряжения во всех мышцах. При этом и ноги показались из-за каменного столба.
Это были женские ноги маленькие, в открытых туфлях на изогнутом дюймовом каблучке.