Валить нужно отсюда, и побыстрее, высказал я свое мнение.
Да-а-а, задумчиво протянул Петрович.
Ваня Епифанов только вздохнул.
Что встали, как бараны перед новыми воротами, обрушился на нас местный старшина. Оружие в пирамиду и в строй, бегом марш!
В столовой нас ожидала тыловая норма, зато в помещениях было тепло. Впервые за долгое время мы, наконец, согрелись. В первый раз за прошедший месяц мы получили возможность помыться и спали раздевшись. Форму нашу привели к единообразию: у меня отобрали тулуп, у Петровича валенки, у Епифанова ватные штаны. А утром команда «подъем» выдернула нас из блаженных объятий сна. И никаких скидок на мой возраст, вместе со всеми бегом по бодрящему утреннему морозу. После утреннего туалета пришлось вспоминать правила заправки и отбивания койки. Позавтракав, мы сдавали орудие в артмастерские, и здесь меня ждал большой конфуз. Когда при дефектовке открыли затвор, из казенника выскочил снаряд, который мы притащили в стволе из самого Ельца. Хорошо, что ствол был почти в горизонтальном положении. Принимавший орудие капитан прошелся по моим умственным способностям. Я не возражал, даже мысленно, капитан был прав.
Этот запасной полк считался образцовым. Все строго по уставу, все бегом, кровати по линеечке, занятия по заранее составленному расписанию, построение за построением. Зато по воскресеньям кино: «Чапаев», революционная трилогия о Максиме с песней о «цыпленке жареном», «Большая жизнь», «Трактористы» со стремительно летящими танками БТ и «самураями», «Истребители» с красавцами-летчиками и песней «Любимый город может спать спокойно». А вот «Если завтра война» нам не показывали, уж больно не соответствовала канва фильма текущим реалиям.
В этом полку крестьянских парней, некоторые из которых паровоз видели, только когда ехали сюда, превращали в артиллеристов-зенитчиков. Личный состав полка четко делился на две категории: постоянных и переменных. Постоянные это те, кто обеспечивал учебный процесс. Переменные после обучения отправлялись в строевые части. Переменных можно было условно разделить на три категории. Молодежь восемнадцати-и девятнадцатилетние парни, только попавшие под призыв. Старики мужики в возрасте от тридцати до сорока, многие из которых ранее также не служили. Мы трое попадали в третью категорию фронтовики. Те, кто успел понюхать пороху и попал в полк из разбитых частей, а то и из окружения. Таких было немного. Между постоянными и фронтовиками существовала конфронтация. Местные хотели выбить из нас фронтовую вольницу, а мы смотрели на них как на тыловых крыс, дескать, окопались тут в тылу.
В новогоднюю ночь нас поздравили фрицы одиночный самолет сбросил на город несколько бомб. Тревогу, как всегда, объявили после того, как бомбы уже взорвались. Зенитки ударили вдогонку минуты через три, исключительно для успокоения граждан, да и было их немного. На весь город десятка четыре орудий СЗА. Все заводы, производившие зенитки, отправились в эвакуацию и сейчас находились на колесах. Поступления новых орудий от промышленности не ожидалось, поэтому даже нашу инвалидку решено восстановить, а не пустить на запчасти. Пока дожидаемся окончания ремонта, занимаемся строевой, чисткой снега и слушаем политинформации, куда же без них. Пока все идет хорошо и политруку есть, что сказать о продвижении наших войск и названиях освобожденных населенных пунктов. Но шагистика меня уже достала, по специальности занимаемся очень мало, хотя учебная база в полку хорошая, он ведь не отступал и из окружения не выходил. Вообще я заметил, что внешней стороне службы в полку уделяется гораздо больше внимания, чем специальным вопросам.
Нас троих определяют в батарею, которая должна потом войти во вновь формируемую часть. Командир батареи капитан Дронников из постоянного состава полка, за какие-то прегрешения изгнан из рая и вместе с батареей будет направлен на фронт. Видимо, по этой причине крепко зашибает, и видим мы его не часто. Чувствую, наплачемся мы еще с таким комбатом. Наш взводный лейтенант Шлыков из ускоренного выпуска Горьковского училища. Совсем еще зеленый, к новому званию не привык и часто называет себя курсантом. Из сержантов только командир расчета ПУАЗО Серега Федонин успел повоевать. Красноармейцев с боевым опытом меньше десятка, остальных еще учить и учить.
Наконец ремонт нашей пушки закончен. Для приемки орудия комбат направляет в мастерские Шлыкова, тот берет с собой меня. Орудие стоит посреди небольшого дворика, уже приведенное в боевое положение. От прежней пушки остались только повозка, нижний станок, затвор, чудом уцелевший тормоз отката и детали прицела, в том числе принимающие приборы. Кое-где можно найти следы попаданий мелких осколков, сейчас тщательно закрашенные.
Принимайте, предлагает начальник мастерских.
Лейтенант предоставляет инициативу мне. Открываю затвор и лезу в ствол. Он новый, поля нарезов зеркальные, без царапин, сами нарезы без каких-либо следов износа, заусеницы, трещины, забоины отсутствуют. С помощью гильзы проверяю работу затвора. Откидываю колпаки и проверяю крепление тормоза отката, течи через пробку и сальник отсутствуют. Далее следует накатник, проверка крепления, давление, отсутствие течи. Вращаю маховики механизмов наводки, ствол движется плавно, без рывков и заеданий. Усилия на рукоятках в норме, мертвый ход в пределах допустимого. Проверяю параллельность нулевой линии прицеливания и оси канала ствола. Проверяю работу механизмов прицела и не нахожу к чему придраться. Проверка занимает минут тридцать, капитан с усмешкой следит за моими попытками найти какой-нибудь брак в работе его подчиненных.
Все в порядке, товарищ лейтенант, только работу принимающих приборов с ПУАЗО надо проверить.
Да в норме все, успокоительно машет рукой капитан и добавляет: Ты бы так ее после боя проверял.
Взводный берет у капитана акт приемки-сдачи и уходит. Возвращается минут через двадцать уже с подписью Дронникова. Капитан ставит свою закорючку, и СТЗ Петровича тащит орудие в полковой парк. В парке мы застаем аттракцион, который организовали красноармейцы из вновь сформированного расчета. Пыж для чистки орудия они изготовили почти совпадающим с калибром ствола. Неопытный командир орудия не обратил на это внимания, и расчет, обмотав чурбак ветошью, со всей дури загнал его в ствол со стороны казенника. Когда пришла пора выбить его обратно, то выяснилось, что он там застрял намертво. Все попытки выбить пыж в казенник результата не дали, пытались загнать его глубже в ствол не идет. Естественно, возникла идея выбить пыж холостым выстрелом, но тут засомневался командир взвода, такой же зеленый, как и его подчиненные. Мы с Петровичем прибыли в самый разгар дискуссии.
Один раз стрельнем холостым, и все дела, настаивает сержант.
А вдруг ствол не выдержит? сомневается лейтенант. Под трибунал тогда пойдем.
Но не оставлять же пыж в стволе. Что комбату скажем?
Выслушав аргументы обеих сторон, я сказал Петровичу:
Тащи инструмент.
А сам поддержал командира орудия:
Не волнуйтесь, товарищ лейтенант, выдержит ствол. Снаряд стальной, масса девять с лишним килограммов и в нарезы он врезается медным пояском. А сейчас в стволе деревяшка, тряпками обмотанная. Выскочит легко.
И все же рискованно, сомневается не до конца убежденный лейтенант.
Все нормально будет, настаиваю я, сейчас все сделаем красиво. А вы, товарищ лейтенант, лучше публику подальше уберите, в какое-нибудь укрытие.
Петрович приносит свой инструментальный ящик, и мы разгильзовываем снаряд, благо взрывателя в нем нет. Разворачиваю ствол в сторону от людей и построек, а затем придаю ему максимальный угол возвышения. Беру у Петровича гильзу и досылаю в казенник. Гильза вошла полностью, затвор с лязгом закрывается.
Отойди к людям, Петрович.
Да ладно, командир, ты же сам говорил все нормально будет.
Говорил, говорил, не отрицаю, а сейчас что-то засомневался.
Поговори еще у меня, бегом в укрытие!
Остался я с пушкой наедине. До этого момента был в себе уверен, а тут страшновато стало. Не страшно, а именно страшновато. Это когда знаешь, что вроде опасности нет и все должно закончиться хорошо, а червячок сомнения душу точит. А вдруг? Вдруг не так сработает?
Огонь! подаю команду самому себе, решительно отбрасывая сомнения.
Г-гах! Стреляет зенитка. Из ствола фейерверком разлетаются горящие тряпки. Хорошо, что в этом направлении никого и ничего нет. Затвор сам не открылся. Чурбак пыжа так никто больше и не увидел. То ли улетел куда-то, то ли сгорел при выстреле. Народ сбежался, затвор открыли, в снег упала дымящаяся гильза.
Все в порядке, товарищ лейтенант.
Лейтенант лезет в ствол, убеждается, что все в порядке, и только после этого благодарит нас. Мы идем закатывать пушку на свое место в парке. А расчету предстоит делать новый пыж и чистку ствола начинать заново. Когда мы уже уходим из парка, от орудия доносится:
И-и-и, раз! И-и-и, два! И-и-и, раз! И-и-и, два!
Новый пыж у них получился гораздо лучше, теперь будут помнить.
По самолету над двенадцатым, командует командир первого взвода, темп десять, высота шестьдесят пять.
Совмещай. Высота шестьдесят пять. Ветер ноль, доносится из окопа ПУАЗО.
Батарея включена в состав дивизионного района ПВО города и сейчас идет тренировка по основному способу стрельбы. Проводить ее должен комбат, но он с утра не появлялся, поэтому его обязанности выполняет командир первого взвода. Ну вот, кажется, и до нас очередь дошла, с ПУАЗО пошли данные для стрельбы.
Совмещай!
Первый номер бывший студент Московского горного института Сергей Дементьев крутит маховик горизонтальной наводки, совмещает азимут. Епифанов поднялся на одну ступень в иерархии орудийного расчета, сейчас он четвертый номер совмещающий угол возвышения. Установки взрывателя считывает третий номер Сан Саныч Хворостов тридцатишестилетний лесной техник из Свердловской области. За казенником с учебным снарядом в руках следует Саша Коновалов, голубоглазый, курносый, русоволосый типичная косопузая Рязань. Рост у него не больше метра шестидесяти пяти, зато в плечах сантиметров восемьдесят, не меньше. С восемнадцатикилограммовыми снарядами управляется как с игрушками. Силища неимоверная, а парню только-только восемнадцать исполнилось. Отец у него плотник, два старших брата плотники. И сам он, если не родился, то вырос с топором в руках. Пятый номер Рамиль Ильдусов хитрый казанский татарин. Для установщика взрывателя мелковат, снаряды ворочает с трудом, но из-за малограмотности я боюсь его подпускать к маховикам наводки, величины углов на прицельной шкале для него темный лес. Шестой номер Иван Лобыкин самое слабое звено расчета. Чем-то напоминает недоброй памяти Гмырю, только крупнее размерами и без склонности к стукачеству.
Огонь! командует взводный.
Лязгают затворы орудий.
Огонь! дублирую я его команду.
Раздаются щелчки ударников. И сразу же:
Разряжай!
Условная цель обстреляна.
Десять минут на отдых, командует взводный номер раз.
И тут же исчезает, наверняка греться побежал. У Дронникова, что ли, он таких замашек нахватался. Наш взводный остается с нами. Стягиваю с шапки каску, тяжелая, зараза! Но командиры требуют, чтобы во время занятий все были в касках поверх зимних шапок. День сегодня как по заказу. Мороз, градусов десять, ветра нет, в синем небе с редкими белыми облачками сияет яркое солнце. Красота! Задираю голову и просто любуюсь яркой синевой.
Командир, можно я в уборную?
Можно Машку за ляжку.
Разрешите отлучиться в уборную, быстро поправляется Рамиль.
Ладно, иди.
Тот быстро исчезает, вернется минут через двадцать, тоже греться побежал. Какое-то смутное беспокойство начинает давить мне на головной ум. Я снова задираю голову вверх. Что-то неправильно в этом небе, но что, не могу понять. Небо синее, солнце на месте, облака белые. Стоп! Если через эту цепочку мелких облачков провести линию, то она окажется слишком прямой для естественного происхождения. Это же Это инверсионный след! Высота, на которой идет самолет, семь тысяч, не меньше, а наши на такой высоте не летают. Это же немецкий разведчик идет прямо на Автозаводской район!
Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант, немецкий разведчик!
Где?!
Шлыков задирает голову в направлении моего указательного пальца. Сам самолет практически не виден, и лейтенант подносит к глазам бинокль.
Точно, самолет. А может, наш?
Какой к черту наш?! Наши так высоко не забираются!
В глазах лейтенанта немой вопрос.
Надо в штаб района пэвэо доложить.
Куда же ты сам рванул? А посыльного отправить? От досады плюю в снег. Ну что с пацана возьмешь? Оглядываюсь вокруг: народ задрал головы в небо, рты раззявили, пальцами тычут, обсуждают. Еще бы, почти все немца в первый раз видят. И тут такая меня злость взяла. Это что, цирк? Шоу? Среди бела дня немец идет важнейший промышленный центр фотографировать, а мы можем только пальцами в него тыкать. Мы зенитчики или где?
Батарея, к бою!
Я не сразу понял, что это мой голос. В качестве ответной реакции только удивленные взгляды.
Федонин, заводи свою шарманку!
Серега все понял правильно.
Дальномерщики, мать вашу, перемать, начать поиск цели!
Буквально через десять секунд с дальномера доложили:
Цель поймана! Высота семьдесят четыре!
Совмещай, командует сержант Федонин, ветер ноль!
ПУАЗО заработал, а орудийные расчеты в себя еще не пришли.
По самолету! Темп пять! Высота семьдесят четыре!
Зашевелились, наконец, стволы орудий начали нащупывать цель.
От орудий доносятся команды «совмещай». Пока еще все можно остановить, пока мы просто сопровождаем цель, но я уже принял решение.
Огонь!
Огонь! повторяют командиры орудий.
Г-гах! Г-гах! Залп получается с небольшим разрывом во времени. Четыре длинных языка пламени рвутся из стволов в небо, чтобы через мгновение превратиться в клубы порохового дыма. Пять, четыре, три, два, один.
Огонь!
Г-г-гах! На этот раз залп получается лучше, звенят выброшенные затворами гильзы. Пять, четыре, три, два, один.
Огонь!
Г-г-гах! Теперь все четыре орудия стреляют одновременно. Позицию окутывает запах сгоревшего пороха. Пять, четыре, три, два, один.
Огонь!
Г-г-гах! В этот момент в небе появляются черные точки разрывов нашего первого залпа. Как они легли по отношению к цели, я без оптики не вижу. Результаты нашей стрельбы могут наблюдать только те, кто сидит за визирами дальномера и ПУАЗО. И еще первые номера орудийных расчетов. Разрывы второго залпа.
Отворачивает! Отворачивает! доносится с дальномера.
Если отворачивает, то мы были близки к цели. Черные точки третьего залпа пятнают синеву неба.
Чуть в стороне!
Разрывы четвертого залпа.
Совсем в стороне.
Сообщают результаты последнего залпа из окопа ПУАЗО. За десять секунд после поворота немецкий разведчик успел уйти далеко от своего прежнего курса. Сбить мы его не могли, но фотосъемку сорвали. Хоть какой-то результат. Через три минуты наступила расплата за удовольствие. Вон другой результат бежит, а за ним еще два результатика. Ой, споткнулся, упал. Взводные помогли капитану подняться. Хреново, только злее будет.