Смертельную угрозу!
Смутное чувство опасности сформировалось во мне осознанием того, что нужно бежать отсюда. Бежать, как можно раньше, как можно быстрее, как можно дальше.
Глава 4. Поздно!
Я слишком поздно осознал необходимость бегства из этого жуткого места.
Обрубок дерева, на котором я сидел, закачался и начал плавно перемещаться к болоту.
Болото утробно хрюкнуло, забулькало пузырями метана.
Оно явно готовилось позавтракать мною!
Я проворно соскочил с обрубка дерева на землю и кинулся прочь, но земля подо мною пришла в движение, создав эффект тренажёра «Беговая дорожка».
Мой бег на месте продолжался до тех пор, пока я, пройдя через второе, третье, .., десятое дыхание, не свалился замертво.
Глава 5. Выбора нет
Когда я «ожил», я пронял, что мир кошмаров, в котором я оказался, ещё не собирается отпускать меня на вечный покой. Он перебросил меня на другое «игровое поле». Я восстал из вечного покоя в пустыне.
Бескрайнее море жёлтых песчаных барханов.
Невыносимый зной и шершавая сухость во рту.
Вдали оазис с его манящей зеленью и прохладой.
Оазис или мираж?
Выбора нет. Я бреду к оазису, который может оказаться миражом.
Надо мною в бесшумном косом полёте пронёсся сказочный джинн. Заглядевшись на эту новую ирреальность, я едва не наступил на некий древний артефакт.
«Лампа Аладдина?
Сейчас я её потру, вызову джинна-раба лампы и раба владельца лампы, велю ему вернуть меня в мой мир, в котором у меня не было особого счастья, не было прекрасных волшебных чудес, но не было и мистических ужасов, от которых можно сойти с ума».
Я потёр лампу. В ней послышалось яростное шипение и из неё грозно, устрашающе стала выползать огромная королевская кобра. Она медленно раздувалась, увеличивалась в размерах и, вздыбившись до высоты трёхэтажного дома, склонилась над моею головой. Сделав ложный бросок, кобра разомкнула на всю ширину свою жуткую пасть, и на меня обрушилось её громоподобное шипение:
«Как ты посмел потревожить мой священный покой?!»
Я онемел от страха, но этому злобному чудовищу и не требовалось ответа. Захватив меня до половины в свою пасть, эта ядовитая гадина вонзила в меня свои верхние зубы.
Мучительной была моя смерть от змеиного яда
Глава 6. Скверное предчувствие
Новое возвращение к жизни началось с ощущения очень сильного холода. Он проник в хрящевые ткани ушей и носа, добрался до суставных сумок пальцев на руках и ногах, начал лизать мои кости и покусывать сердце. Ещё немного и меня охватит озноб, всё тело будет сотрясаться крупной дрожью, а я не смогу её преодолеть. Когда мой организм пройдёт точку невозврата к самовосстановлению, по всему телу разольётся блаженное тепло и наступит смерть от переохлаждения.
Которая по счёту? Третья, но не последняя?
Все эти мысли метнулись в моём сознании подобно вихрю снежной позёмки и заставили приподнять непомерно тяжёлые от долгой бессонницы веки.
Третьи сутки без сна!
Третьи сутки запредельных перегрузок для психики!
Я уже перестал доверять своим чувствам, выстраивающим вокруг меня такую картину мира, в которой господствовал ужас, бесчинствовали зло, мракобесие и чёрное колдовство.
Мне страшно было открывать глаза на такой дурной мир, но инстинкт самосохранения побуждал к получению информации, какой бы ужасной она ни оказалась.
Какое скверное предчувствие овладело мною от ожидавших меня новых потрясений!
Глава 7. Действительность
Действительность этого непредсказуемого мира превзошла все мои опасения.
Когда я, холодея от страха не менее, чем от сковавшего меня мороза, открыл глаза, то увидел прямо перед собою глаза зверя
В этих глазах искрилась злая сатанинская усмешка. Передо мною возвышался во весь свой рост и во всю свою колдовскую мощь сам Хозяин смертельного холода в облике полярного медведя.
Известно, что у медведя нет мимики. Это делает его поступки непредвиденными. Внешне он может выглядеть добродушным, но эта внешность обманчива. Удар его лапы по голове, несущий мгновенную смерть, обычная его выходка.
Эту медвежью забаву я и испытал на себе.
Глава 8. Возвращение
Я вернулся!
Я почувствовал это сквозь сон.
Если до этого я, на свою беду, как в пропасть, провалился сквозь сон в мир абсурда, то теперь я, по счастью, «всплыл» от туда, преодолев мутную, плотную, удушающую толщу жуткого вселенского зла, в свой хороший сон, принадлежащий уже не тому, а этому нашему миру.
Мне снился наш замечательный, дорогой моему сердцу коллектив, мои милые товарищи по работе. Они улыбались мне и говорили:
«Молодец, что вернулся!»
Знакомая мелодия прервала этот замечательный сон.
То была мелодия входящего звонка на мой старенький айфон.
Я стряхнул с себя остатки сна и почувствовал острую тоску по своей прежней, по-своему неплохой, а в чём-то даже счастливой жизни в коллективе, где меня ценили, уважали, где я был, как рыба в воде.
Звонок от бывшего шефа?
Прикоснувшись к функции «Ответить», я услышал насмешливый голос:
«Вот что, ёж колючий, конь брыкливый! Хватит валять дурака! Сегодня же выходи на работу! И не воображай себе, будто ты такой уж незаменимый. Просто мы все как-то уже привыкли и притерпелись к твоим чудачествам».
Прежде, чем ответить, я подумал:
«Конечно, выйду сегодня же. Кому я ещё, кроме нашего милого коллектива, дурак такой нужен?»
Пугающая тьма
Непривычная темнота в комнате усиливала
впечатление брошенности, темнота
вздрагивала
М. Горький «Жизнь Клима Самгина»
Темнота вздрагивала
Её дрожание резонансно передавалось той части моей души, в которой гнездились страхи перед неведомыми сущностями, порождаемыми тьмой и творящими зло.
В открытое окно через густую листву сирени просачивался лунный свет. Лёгкий ветерок играл листвой, листва приводила в движение зыбкие блики лунного света на стене моей спальни, а блики создавали иллюзию дрожания темноты.
Дрожание души стало предвестником чувства ужаса. Мой взгляд опасливо метался среди призрачных лунных бликов, перемещавшихся по стене с целью выстраивания некоего образа, который, улучив момент, материализуется, наполнится тёмной энергией и приступит к осуществлению чего-то жуткого, направленного против меня. И тогда будет только одно спасение от атаки этой тёмной силы: молитва, подкреплённая твёрдой, несокрушимой верой.
У меня такой веры нет. Значит
Лунные блики сложились в образ крупного уродливого зомби. Это жуткое исчадие ада отделилось от стены и с пугающей мертвенной неуклюжестью двинулось в мою сторону. Я окаменел от ужаса. Я понял, что спасения нет.
В этот момент за окном прокричал петух.
Зомби влип в стену и рассыпался на множество лунных бликов, перемещающихся по стене в такт шелесту листьев сирени за окном моей спальни. А я влип затылком в подушку и рассыпался, закружился в пёстром и бессмысленном сне.
*
День прошёл в смятении: что будет предстоящей ночью? Неужели вновь повторится тот же самый кошмар?
«Не может этого быть! Зомби это не видение наяву, а фигурант кошмара, привидевшегося мне, когда я уснул», я твердил себе это, как заклинание, пытался убедить себя в этом, но как можно обмануть самого себя?
«Зомби был! Вдруг он явится снова?! Только бы не явился!!!»
Но интуиция подсказывала: «Он явится!»
Моё сознание то болезненно обострялось, то меркло. В минуты обострения сознания сердце сбивалось с ритма, сжималось в предчувствии ужаса, грядущего с наступлением ночи. Под вечер мои нервы изжевали последние остатки всех сил, включая их неприкосновенный запас, и я забылся в полуобморочной дрёме. Дрёма была мучительно тяжёлой и я вырвался из её плотных, липких объятий только когда моя спальня сотряслась от громового удара. Где-то рядом с моим домом полыхнул небесный огонь, бросивший яркие, резкие блики на стену спальни, что-то с оглушающим треском раскололось поблизости, и вновь устрашающе, мстительно ухнул и покатился по невидимой небесной мостовой громовой разряд.
Дождь обрушился на землю тугими, хлёсткими струями. Он налетел вместе со шквальным ветром, накуражился, натешил свою ярость и унёсся прочь, прихватив с собою молнии и громы. Ветер стих и ласково зашелестел листьями сирени под окном моей спальни, приводя их в движение. На прояснившемся небе показалась полная луна. Блики лунного света заплясали на стене моей спальни, заставляя вздрагивать темноту.
Наступило время тёмных сил.
Я с нарастающим страхом наблюдал за угрожающим чародейством призрачных лунных бликов на стене моей спальни. Я уже знал, что именно они пытаются выстроить и окаменел от ужаса, когда лунные блики сложились в образ крупного уродливого зомби. Моё сердце оборвалось от адреналинового шторма, когда этот устрашающий образ пришёл в движение. Он отделился от стены и с мертвенной неуклюжестью зашагал в мою сторону, пытаясь захватить меня руками, как в детской игре в жмурки. Разница была в том, что зомби меня видел, но умышленно оттягивал удовольствие схватить меня и начать заживо разрывать мою плоть, чтобы полнее насладиться моим ужасом.
Жгучее пламя мистического жара обожгло меня, подхватило и швырнуло в топку, в небытие.
*
Я очнулся, окончательно утратив ощущение времени и пространства. За окном моей спальни пылал кровавый закат. Я понял, что это последний закат в этой моей судьбе. Чтобы отвлечься от мыслей о том, что произойдёт в эту третью и последнюю ночь, я решил изложить всё переживаемое мною на бумаге. Я загадал:
«Если останусь в живых, сожгу эти записи и забуду об этом диком кошмаре. А если они попадут в чьи-то руки, то пусть тот, кто прочтёт их, знает, что я не сумел пережить эту третью ночь и погиб в нечеловеческих муках».
Ёшкин кот
Глава 1. Встреча первая
Начинать жизнь «с нуля» всегда трудно. Это тем более трудно, когда женщине тридцать пять. Тут и гормональные проблемы, и психологические, и иные, непонятные ни уму, ни сердцу.
Евдокия надеялась, что в своём родовом гнёздышке она, как в детстве, припадёт к тёплому мамкиному плечу и выплачет все горькие обиды, неудачи, разочарования, будет плакать, пока не выльется со слезами весь накопившийся негатив, отравляющий жизнь, разъедающий душу, надрывающий сердце. Вместо этого и здесь её подкараулило новое, ещё более страшное горе. Подходя по пустынной деревенской улице к материнскому дому, Евдокия с удивлением обнаружила, что калитка во двор распахнута настежь. В их деревне этого не принято. Жуткая догадка кольнула в сердце, когда Евдокия заметила на створном столбе калитки чёрную траурную ленту. На ослабевших ногах Евдокия вошла во двор, показавшийся ей вдруг чужим, неприветливым, хмурым. По двору деловито сновали соседские старушки с озабоченными лицами.
Дусенька! кинулась ей навстречу подруга её детства Прошенька по прозвищу Куропаточка.
Подруги обнялись и расплакались.
Как это случилось? сквозь слёзы едва выдавила из себя Евдокия.
Неожиданно как-то. Вчера соседи видели, как матушка твоя во дворе да в огороде трудилась, резвая была, как обычно. А ночью, видимо и преставилась. С ночи собачка ваша Машерка так жалобно выла, такую тоску нагоняла! Наутро Свиридовна пошла твою матушку проведать, опасаясь плохого предзнаменования от Машерки, а матушка твоя уже покойница. Я в райцентр собиралась, чтобы телеграмму тебе отбить, а ты меня своим приездом опередила.
Смерть почти не изменила лицо матери, только нос слегка заострился, лоб побелел, а выражение, застывшее на её лице было отрешённым от этого мира, полного нелёгкого труда и нескончаемых забот. Слёзы, подступавшие к глазам по каналам внутренней секреции, выплеснулись, хлынули наружу, как воды, сокрушившие своим напором плотину. Неожиданно для себя Евдокия завыла так же, как веками делали это все их деревенские женщины перед телами покойников.
Как в тумане прошли для Евдокии все хлопоты по организации отпевания, похорон и поминок. Спасибо добрым соседям, они все эти заботы взяли на себя, всё сделали, как положено, как исстари принято в их деревне. Сама Евдокия ни за что бы с этим не справилась.
Реальность для Евдокии перестала существовать. Она потерялась во времени, впала в прострацию, пряталась от людей с их утешительными речами. Это горе Евдокия должна была пережить в одиночестве. Ничто не должно было отвлекать её от перемалывания внутри себя тяжёлой глыбы, навалившейся на её и без того израненную душу.
Милые-милые соседи! Они с пониманием и с чуткостью отнеслись к такому своеобразному поведению Евдокии, признавая, что каждый переживает своё горе по-своему. Их заботами были организованы поминальные застолья и на третий, и на девятый, и на сороковой день. А Евдокия подолгу просиживала у могилы своей матушки, вспоминая каждый день, проведённый под знаком её материнской любви.
Однажды, погрузившись в эти воспоминания перед материнской могилой, Евдокия припозднилась до ночи. Из состояния полутранса Евдокию вывел кипящий злобою взгляд: на могильном холмике, под которым была захоронена её матушка, восседал огромный чёрный кот. Это он буравил Евдокию злобным взглядом. Его вздыбившаясь шерсть искрилась под лунным светом странным металлическим блеском.
А что, если это не кот? Не может же быть у кота такой взгляд, пылающий яростным зелёным огнём и излучающий эту невероятно мощную энергетику. Ох, не зря в старину люди часто принимали чёрного кота за чёрта! Уж не чёрт ли это перед нею?
Пошла вон отсюда! злобно прошипел этот чёрный то ли кот, то ли чёрт. Ночью эта территория наша!
Евдокия обмерла от страха: говорящий кот? Ну уж нет. Это точно не кот
Евдокия не помнила, как она добежала до дома, упала в постель и забылась в тяжёлом бреду.
Глава 2. Встреча вторая
На следующий день Куропаточка с округлившимися от страха глазами выслушивала рассказ Евдокии о её ночной встрече со злобным говорящим существом, оседлавшим материнскую могилу и изгнавшим Евдокию с кладбища.
Это был Ёшкин кот сдавленно прошептала Куропаточка.
Ёшкин кот? Евдокии приходилось не раз слышать это прозвище, произносимое то, в порядке замещения междометий с самыми различными эмоциональными наполнениями, то в порядке замещения ненормативной лексики. Что значит «Ёшкин кот»?
Кот бабы Яги (бабки Ёшки).
У нас в деревне объявилась бабка Ёшка?
Объявилась А про этого кота говорят
Ты вот у меня поговоришь!, угрожающе прошипел вдруг возникший из ниоткуда огромный чёрный то ли кот, то ли чёрт, вонзив в Куропаточку взгляд, пылающий яростным зелёным огнём и излучающий невероятно мощную энергетику.
Не зря у нас говорят «Помяни Ёшкиного кота и он уже тут как тут»! испуганно прикрыла рот ладошкой Куропаточка.
А Ёшкин кот уже исчез в какое-то своё никуда.
Или не исчез, а сделался невидимым и проверяет, как исполнится Куропаточкой его предостережение? И Куропаточка засобиралась домой, дай Бог ноги. А Евдокия опять осталась в материнском доме одна.
А вдруг и не одна, а на пару с невидимым, но зорко и злобно наблюдающем за нею кошко-чёртом?
Весь оставшийся день Евдокия не могла избавиться от ощущения, что за нею неустанно следит, фиксируя каждое её движение, проникая в каждую её мысль, чуждая и враждебная сущность.
День прошёл в состоянии тревожности, обострённого дискомфорта и напряжённого ожидания беды.
Правду говорят, что если душа попадает в психологическую ловушку ожидания неизбежной беды, та не замедлит явиться.
Правду говорят и о том, что если ты пристально всматриваешься в пропасть, то пропасть начинает так же пристально всматриваться в тебя, овладевает тобою и забирает тебя к себе, в свою ненасытную пасть. Так происходит и в отношениях с пропастью, имя которой «Беда».