Ф. М. Уманец констатировал: «В то время, когда Россия энергически отставала, присоединённое к России королевство Польское быстро продвигалось вперёд. Мы могли заставить Польшу бояться, но заставить уважать себя не могли. Конечно, народ более благоразумный, нежели поляки, умел бы так устроить дело, что, оставаясь при сознании собственного превосходства, он не допустил бы до разрыва с Россией. Немцы и финляндцы точно также сознают своё превосходство, но они избегают крайне натянутых положений. Поляки же, со старым легкомыслием, тотчас создали конституционную оппозицию и, не измерив своих сил, пошли на неравную борьбу. Польские министры сделались ответственны за непопулярность России. Началась травля польских министров по адресу русского правительства. С своей стороны, польские министры и вообще сторонники России при Александре I, вместо того, чтобы в борьбе с оппозицией искать нравственную точку опоры, должны были «пугать» ею поляков. Но страх никогда не создаёт приверженцев. Оппозиция с каждым днём всё более и более входила в моду. Преданность России (искренняя или основанная на расчёте) в глазах польского общества становилась синонимом отсталости, трусости или чего-нибудь ещё худшего. Когда умер наместник Зайончек, никто даже из самых близких его друзей, боясь скандала, не решился сказать надгробное слово.
Несколько слов о коренных русских людях, посланных в Варшаву представлять интересы русско-польского союза. Поляки просили великого князя Михаила Павловича, но, по династическим соображениям, надо было послать цесаревича Константина Павловича. Он приехал сюда не только с предубеждением против конституции, но и чувствуя себя несколько униженным тем обстоятельством, что принуждён действовать в конституционном государстве.
Цесаревич обучал польские войска «по-русски». Пошли в ход палки и брань. И эта бестолковая воинственность сменила наполеоновские походы! Своими дерзостями на каждом смотру цесаревич растил недовольство в офицерах и был едва ли не главной причиной, почему польские офицеры спешили принять участие в тайных обществах и заговорах.
Другою страстью цесаревича были знаки внешнего чинопочитания. Варшавские школьники скоро это заметили и вменяли себе в особенное удовольствие не снять шапки при встрече с великим князем. Аресты, гневные бури (цесаревич кричал тогда: «Я вам задам конституцию!»), затем освобождение и новая история в том же роде».
После эпохи бурных перемен и войн, потрясших всю Европу, в духовной жизни общества разных государств проявилась тоска по средневековому рыцарскому идеалу и единению на основе христианских ценностей. Это выразилось в появлении пласта культуры, воспевавшего средневековые идеалы и ценности. Это духовное направление получило название «романтизма» и обозначилось прежде всего в литературе. В Англии наиболее ярким его представителем был Вальтер Скотт, во Франции Виктор Гюго и Александр Дюма, в Германии Стефан Цвейг, в Польше Генрик Сенкевич, Адам Мицкевич и много других писателей, поэтов и философов. Поляков и литвинов толкало в объятия «романтизма» чувство гордости за рыцарское прошлое их родины, которое они воспевали в своих произведениях, и чувство несогласия с её нынешним униженным состоянием.
До самой смерти императора Александра I обстановка в Королевстве Польском была более или менее спокойной. Куда напряжённее были дела в Вильно, где начали действовать тайные организации «филоманов» и «филаретов», в работе которых активно участвовал знаменитый поэт Адам Мицкевич.
В 18171818 годах проходила очередная волна «разбора шляхты» в присоединённых к России западных и юго-западных губерниях. Юридическое положение польской шляхты в Российской империи долгое время не было определено. И вообще было непонятно: эта шляхта для подданных Российской империи соотечественники или иностранцы? Этот вопрос частично был разрешён только в 1817 году. «Государственный Совет представил государю, что, так как дворянское достоинство русскими подданными приобретается не иначе, как заслугами, то и иностранцы, присягнувшие на подданство России и просящие о причислении в русское дворянство, по дипломам этих государей, не иначе могут быть причисляемы, как за заслуги российскому государю и государству» (Романович-Славятинский А.).
27 октября 1817 года в Пинске паны Якуб, Пётр и Анджей Онуфриевичи Дзиковицкие, сыновья старшего брата Григория Стефановича, составили завещание на полученные ими ранее земли в Малых и Больших Дзиковичах от двоюродного деда Яна Владиславовича Дзиковицкого, в пользу панов Мартина Анджеевича Дзиковицкого и Мацея Якубовича Серницкого.
Но Дзиковицкие, жившие в Махновском уезде Волынской губернии, зная о принятом Минским Дворянским Депутатским собранием решении в отношении Дзиковицких, на руки никаких документов не получили, довольствуясь тем дворянством, которое было за ними на тот момент признано. Да им было тогда и не до этого: они собирались завести нового ребёнка.
Известно, что в это время в Пинском повете в околицах Дзиковичи Великие и Малые имелся землевладелец Теодор Анджеевич, который владел землями совместно со своими братьями Игнацием и Иваном. Братья относились к Дому Костюковичей рода Дзиковицких. О детях последнего из братьев рассказ ещё будет ниже. В том числе и в связи с доказательствами их принадлежности к шляхетству.
В связи с очередным «разбором шляхты» появилось на свет свидетельство от 18 октября 1817 года, данное в Пинске двенадцатью шляхтичами и «гражданами» Минской губернии Пинского повета, владеющими привилегированными землями в районе Больших и Малых Дзиковичей. Все они являлись отпрысками разных Домов и линий рода Дзиковицких и остались на землях «дедичных», когда другие разошлись искать свою фортуну в соседних краях. Среди других нуждавшихся в подтверждении шляхетства Дзиковицких, эти свидетели клятвенно подтвердили принадлежность к их общему шляхетскому роду семейства бывшего ксёндза Перхоровича Дзиковицкого, проживающего в это время в Волынской губернии.
В заявлении ксёндз писал, что прошло уже два века, как их предок Афанасий Перхорович Дзиковицкий выехал «из грунтов дедичных», расположенных в околицах Дзиковичей. Факты, подкрепляющие доказательства своего шляхетского происхождения, Перхоровичи Дзиковицкие в 1818 году представили в Минское Дворянское Депутатское собрание в качестве дополнения к общим документам рода от 1804 года.
На основании представленных документов и свидетельств Перхоровичи Дзиковицкие добились от Волынского губернского Дворянского Депутатского собрания, на территории которого они ныне проживали, получения 2 июля 1818 года «Вывода родовитости шляхетской». В этот же день бывший ксёндз Кременецкого повета Волынской губернии Никифор Перхорович Дзиковицкий подал прошение на имя императора Александра Павловича, в котором указывал на древнее происхождение рода Дзиковицких и, основываясь на этом, просил признать его сыновей в дворянстве и дать указание Волынскому Дворянскому Депутатскому собранию о внесении их в дворянскую родословную книгу губернии. Прошение своё ксёндз написал по-польски. Видимо, он не владел русским языком.
По определению Волынского Дворянского Депутатского собрания, «состоявшемуся 1818 года за 79, признан в дворянстве Никифор Максимиллианов сын Дзиковицкого Перхоровича с сыновьями Григорием и Фёдором для внесения в шестую часть родословной книги. Документы, вошедшие в состав сего определения, получены из собрания ксёндзом Ницепором Перхоровичем Дзиковицким» (Государственный архив Житомирской области. Фонд 146, оп. 2059).
А в семье Григория Стефановича 1 сентября 1818 года в Махновском костёле был крещён третий ребёнок сын Илья. В метрике всё так же, как и при рождении первых, уверенно было записано о сословном статусе родителей «дворяне Григорий и Домицелия с фамилии Вышинских». И так же было указано место жительства семьи село Мшанец.
30 июня 1819 года Фёдор Никифорович Дзиковицкий из Перхоровичей Дзиковицких, окончив изучение наук в институте, при бывшем Виленском лицее учреждённом, вступил в службу в нижний земский суд Речицкого повета (уезда) Витебской губернии землемером. 14 июля 1819 года он был произведён в чин коллежского регистратора. Это был самый младший, начальный чин XIV класса. Нижний земский суд был судом лишь по имени. Он состоял под председательством земского исправника или капитана из 2 или 3 заседателей, в зависимости от обширности уезда Нижний земский суд был административным органом. А землемер это техник, снимающий на план земельные угодья и вообще части земной поверхности. В межевых законах установлены следующие должности землемеров: в губерниях и областях губернские и областные землемеры, которые заведуют губернской чертёжной и входят в состав губернского правления на правах членов, помощники их (в некоторых губернских городах); уездные землемеры по одному на каждый уезд.
Следует иметь ввиду, что время тогда само по себе будоражило горячие умы и пламенные сердца. Во всём мире происходили волнения и революции, сообщения о которых волновали неравнодушных к судьбам отечества. Так, в начале 1820 года вспыхнула революция в Испании, затем последовали революции в Неаполе, Португалии, в далёких Бразилии и Сан-Доминго. Но эти же события заставляли и русские власти быть более осторожными в предоставлении свобод и вольностей покорённым полякам. Когда в 1820 году Александр I приехал в Варшаву на заседание Сейма, ему пришлось уступить давлению Новосильцова и великого князя Константина и практически покончить с конституционной системой правления в Королевстве, что ещё больше оттолкнуло поляков от России.
Необузданный нрав великого князя Константина несколько смягчился, когда после развода с первой супругой, принцессой Кобургской, он 12 мая 1820 года женился на Иоанне Грудзинской, принадлежавшей к старинной шляхетской польской фамилии. Свадьба, состоявшаяся два месяца спустя после развода, была совершена почти тайком в часовне замка. Но слухи о ней тотчас распространились по городу, и при выходе из дворца новобрачные увидели толпу народа, осыпавшую их приветствиями и благословениями. Из-за пылкой страсти к польской красавице великий князь добровольно отказался от своих прав на наследование императорской короны в случае смерти бездетного Александра I. В то же время, общественное мнение как в России, так и в Королевстве Польском отнеслось к этому браку с осуждением. Иоанна Грудзинская, морганатическая, законная супруга великого князя, получившая вскоре титул княгини Лович, приобрела на него огромное влияние; это был «лев, укрощённый голубкою». Она иногда говорила ему: «Константин, надо сначала подумать, а потом действовать; ты же поступаешь как раз наоборот». Великий князь Константин был самым покладистым мужем. Княгиня Лович знала о своём влиянии, и своим влиянием она пользовалась в интересах отчизны, так же, как, разумеется, и в интересах мужа. Но она не могла, однако, изменить настолько нрав последнего, чтобы его привычки не остались важным препятствием для правильного осуществления конституции.
«В этой трудной атмосфере на политической сцене Королевства появилось молодое поколение, не отягощённое комплексом катастрофы разделов и не склонное к компромиссам, не желающее в отличие от поколения эпохи Просвещения примириться с потерей независимости. Молодые поляки сильно ощущали горечь российской неволи» (Роснер А.).
История относительно кратковременной политической автономии Кракова сопровождалась противоборством соперничающих «партий», представлявших интересы аристократии и «третьего сословия». Станислав Водзицкий, возглавивший Сенат, выражал интересы именно аристократических кругов. Монархически настроенные краковские аристократы рассчитывали, что город рано или поздно войдёт в состав Королевства Польского. Эту позицию не разделяли представители «третьего сословия» краковских предпринимателей и интеллигенции, в том числе и руководители Ягеллонского университета, пользовавшиеся большим авторитетом в городе. Напомним, что Ягеллонский университет, древнейший в Польше, был основан ещё в 1364 году и всегда рассматривался как один из символов польской национальной идентичности.
Для либералов, представлявших интересы «третьего сословия», более предпочтительным будущим города казалось сохранение им статуса демократической республики с дальнейшим укреплением автономии. Однако, несмотря на декларируемые демократические позиции, либералы тесно сотрудничали с Пруссией, которая была заинтересована в торговле с Краковом и рассчитывала через поддержку либеральной «партии» оказывать влияние на политику городской власти. Стремясь ограничить своих соперников из Собрания представителей в реальном влиянии на городскую политику, председатель Сената Краковской республики Водзицкий взял практику обращаться к российскому императору за поддержкой. Эта позиция Водзицкого привела к росту общественного недовольства его деятельностью на посту руководителя Сената. В 1820 году прошла массовая демонстрация студентов Ягеллонского университета, что ухудшило отношения между университетским руководством и председателем Сената.
После 1820 года позиции тех, для кого спасение политических свобод было равносильно сохранению национального бытия, пришли в противоречие с противоположными взглядами. Александр даровал Королевству конституцию, но не хотел и не мог допустить, чтобы она претворялась в жизнь. «В 1821 году читатели Курьера варшавского, просматривая объявления, могли обнаружить информацию о том, что можно приобрести по подписке гипсовые бюсты известных национальных героев, пользующихся признанием людей. Среди них очень похожий бюст Тадеуша Костюшко и изваяние Александра I в стиле античной скульптуры. Костюшко давно занимал в памяти народа положенное ему место, а вот не просчитались ли молодые ваятели, подыскивая клиентов для своих творений, что кто-то купит бюст императора Александра? Кажется всё же, что они прекрасно чувствовали общественные настроения» (Роснер А.).
В 1821 году власти Краковской республики раскрыли деятельность нелегальной студенческой организации «Белый орел», после чего Водзицкий лично обратился к государствам попечителям и добился ограничения университетской автономии. Этим он рассчитывал избавиться от опасного конкурента ректора университета Валенты Литвинского. Но такой демарш против университета гордости Кракова способствовал лишь окончательной дискредитации Водзицкого и его политического курса в глазах подавляющего большинства жителей города.
В 1821 году в Королевстве Польском возникла самая значительная из прежде существовавших польских тайных организаций Патриотическое общество. Его целью было подготовить восстание за освобождение Польши на основе конституции 3 мая 1791 года. Литва и Правобережная Украина (Русь) также оказалась в сфере деятельности общества. Именно с 18211822 годов состояние польской народности на территориях Руси и Литвы вплоть до восстания становилось хуже год от года. Оскар Авейде свидетельствовал: «Конституционная жизнь соседнего Царства, в котором был и столь желанный шляхтой Сейм, и исключительно польский официальный язык, и народная армия, равным образом производили сильное и неоспоримое влияние на жителей Литвы и Руси. Самая система управления в этих провинциях, как было сказано, помогала развитию упомянутых влияний. Но вообще можно сказать с полной справедливостью, что весь этот период времени до 1831 года был относительно временем наилучшего благосостояния, каким только пользовались эти несчастные провинции от падения Польши до настоящего времени».