Соответственно оставляя в стороне подразумеваемую путаницу простое активное отношение «я объект» есть чистая или изначальная или трансцендентальная апперцепция, изначальное самосознание. В этом отношении, которое необходимо для всякого познания любых объектов, чистое или логическое Я обозначает, так сказать, субъект точки; а трансцендентальный объект обозначает единство объекта. Пока что я подчеркиваю слово единство; позже я докажу, что трансцендентальный объект это не просто отношение к «чему-то», но лишь отношение к чему-то, уже присутствующему в ощущении в форме единства рассудка. Все, что должно стать «познанием в действительном значении», должно быть связано с этим единством через суждения рассудка. В этом отношении отношение «я объект» есть «трансцендентальное единство самосознания». Теперь, поскольку через отношение к объекту предикаты суждений также связаны друг с другом, приобретая синтез друг с другом в отношении объекта, как «шершавый», «сладкий», «белый», «угловатый» и т. д. в отношении объекта, который, согласно этому отношению, называется сахаром: таким образом, это единство «Я объект» является в то же время синтетическим. Поэтому принцип «изначального синтетического единства апперцепции» является высшей точкой, к которой должно быть привязано любое использование рассудка; действительно, деятельность (» способность»), обозначенная таким образом, есть сам рассудок (Kb 660 note).
Сам Кант называл открытие этого факта своим коперниканским достижением. Разумеется, многие его комментаторы ищут его совсем в других местах, чем именно в этом разделении эмпирического и трансцендентального значения представлений «я» и в основанном на этом различии между синтетическим единством активного мышления и эмпирическим единством «я» как объекта. Кант, конечно, выбрал бы другое сравнение, которое сделало бы для него более ясным решающее значение его открытия и, возможно, спасло бы его от некоторых ложных выводов, но в любом случае предотвратило бы радикальное непонимание многих его комментаторов.
Кант является, если можно так выразиться, первооткрывателем фундаментального закона интеллектуальной перспективы. Хотя в применении этого закона он был подобен Колумбу, который думал, что открыл Индию, тем не менее он является Колумбом философии, который решил проблему, поставленную Протагором и тщетно преследовавшуюся более двух тысяч лет. Нам достаточно понять его в этом ядре его учения, тогда мы также заметим, что между реальным и предполагаемым результатом его учения все еще существует безмолвный океан.
Тот, кто первым заметил, что мы видим тела в смещениях, которые меняются при движении объектов или наблюдателя, и попытался осмыслить это, был Фалесом перспективы. Тот, кто первым дал понять, что положение глаза по отношению к объектам вызывает это смещение, был Протагором перспективы; но тот, кто признал, что линии, идущие от глаза к объекту, и линии, относящиеся к точке глаза на изображении объекта, должны позволить построить это отношение, был Кантом перспективы.
Если предположить, что мой глаз остается на одном месте и что я могу измерять только расстояния каждой из видимых точек тела от глаза и, кроме того, только прямые линии в изображении тела, но не могу применить никакого измерения к самому телу, то я могу распознать известные мне элементы как условия, при которых изображение тела представляется мне таким, а не иным образом.
Итак, в исследовании познания объектов я нахожусь, с одной стороны, в невыгодном положении, а с другой в выгодном положении по отношению к исполнителю телесных образований. Наблюдатель тела не ограничен одной точкой. Он может перемещаться и рассматривать тело, до которого не может дотянуться, с разных точек зрения и на основе сравнения конструировать его истинный размер и форму. В познании, однако, я всегда остаюсь познающим субъектом по отношению к познаваемому, и поэтому не могу фактически выйти из себя и занять новую точку зрения, результат которой можно сложить с предыдущей.
Если бы, с другой стороны, глаз был ограничен одной точкой, подобно тому как ум ограничен всеми предметами, он не мог бы, как мы предположили выше для сравнения, измерять свои отношения к какому-либо предмету, расстоянием между ним и глазом. Но наше познание есть само наше сознание в нас; поэтому, если мы хотим найти отношения познания к предметам нашего опыта, мы можем узнать их только в познании самих этих предметов.
Познание природы, математика, метафизика присутствуют, присутствуют с претензией на научность. Их предметы существуют во мне совершенно несомненно, и хотя я не мог бы испытать, что они означают вне моего познания, я имею их в себе. Но есть и различие. Предметы первых двух осязаемо находятся передо мной и имеют строгую связь внутри познания. Этого нельзя сказать о метафизике. Поэтому мы должны попытаться выяснить прежде всего условия, обусловливающие эту строгую связность и относительное единообразие в познании природы со стороны нашего разума. Затем, как только мы найдем в них причину, согласно которой мы должны мыслить в них строгую согласованность по нерушимым законам, согласно которой мы таким образом открыли условия познания нашего духа по отношению к предметам вообще, мы, возможно, найдем также условия, согласно которым непостижимые мыслительные вещи метафизики могут быть постигнуты законным образом.
Эти условия, обнаруживаемые в отношении разума к предметам, действительно связанным в опыте, Кант называет «условиями возможного опыта». Показав, таким образом, путем обратного построения, что они необходимы для опыта, который мы действительно имеем, он считает, что решил свою задачу.
Это обратное построение не является кругом, точно так же, как если бы, имея две стороны и включенный в них угол, которые были отделены как необходимые для построения треугольника, человек теперь осуществил это построение и тем самым документально подтвердил правомерность своего утверждения. Не оставил ли Кант тем самым пробел, который будет затронут позже, не доказал ли он тем самым, что пространство, время и категории являются априорно необходимыми средствами построения опыта, а также доказал ли он, как он убежден, что они имеют свое происхождение в духе, это другой вопрос. Он действительно доказал, что они сначала превращают опыт в законную связь, которую мы называем опытом и предмет которой мы называем природой, что они, следовательно, являются априорными условиями опыта; но он не доказал и не мог доказать, что их одних достаточно, чтобы придать ощущениям эту законную связь.
Тем не менее, само открытие трансцендентального единства апперцепции как субъективного основного условия познания остается для философии непреходящим достижением, а различение трансцендентальной точки зрения от чисто объективной величайшим достижением, которое еще предстоит продемонстрировать этой науке; тем самым все возможные диалектические поползновения, которые сбивали с пути философию до Канта и которые из-за принципиального непонимания его учения его преемниками имели сбивающий с толку эффект и после него, становятся совершенно невозможными в случае более общего ясного знания этого учения.
Тем не менее, полезно попытаться представить себе реализацию, даже если она возможна только символически. Два рисунка ниже выражают контраст между трансцендентальным и обычным созерцанием в пространственном символе.
Рисунок 1 Интерсубъективное наблюдение
Рисунок 2 Трансцендентальное наблюдение
Пояснение:
JS = стоящий и пребывающий «я» субъект.
tJ = трансцендентальная идея этого. oo = объекты (вещи).
JO = Я-объект в собственном смысле.
ee = единицы эмпирических объектов, порожденные отношением к трансцендентальному объекту.
x = то, что обозначается ощущением, пространством, временем и понятием единства, которое дает ощущение.
Как в трансцендентальном, так и в интерсубъективном созерцании Я остается в качестве стоящего и пребывающего субъекта (JS). Но в интерсубъективном наблюдении оно представляет сами объекты через свои отношения. Как правило, оно даже не замечает этих отношений как таковых, а если и замечает, то сразу же объективирует их как предикаты «я» -объекта (ЯО), который, однако, в этом случае стоит в одном ряду с другими объектами.
В трансцендентальном наблюдении, с другой стороны, объектом моего внимания являются не объекты, а отношения Я к объектам (tJ-o-e-x). Сами объекты существуют лишь постольку, поскольку они находятся в этом отношении и обусловлены этим отношением в своей объективной форме. Объект «Я» в своей объективной форме также находится в тех же трансцендентальных условиях, что и все остальные объекты. Его положение в ряду других объектов ни в коем случае не является принципиально фиксированным.
Однако выражение «интерсубъективное рассмотрение» требует обоснования. Кант проводит различие между трансцендентальным и эмпирическим. Однако это не чистое противопоставление, поскольку наряду с эмпирическим существует и якобы рациональный взгляд на вещи. Но мы хотели бы обозначить противопоставление двух способов наблюдения, один из которых представляет трансцендентальное отношение к объектам вообще, а другой взаимоотношения вещей, воспринимаемых как объекты (будь то реальные эмпирические или мнимо рациональные вещи). Поскольку обозначение «объективный способ наблюдения» могло бы привести к недоразумению, так как трансцендентальное познание также до некоторой степени представляет себя объективно, мы выбираем обозначение «интерсубъективный способ наблюдения»; поскольку это обозначение позволяет понять, что в нем мы просто сравниваем объекты друг с другом как объекты, а также придаем объективное значение определениям субъекта в нем, таким образом, мы также рассматриваем эмпирическое Я интерсубъективно, то есть в его отношении к другим объектам, расположенным рядом с ним. Я лишь прямо отмечаю, что мне пришлось нарисовать х, к которому мои объекты должны отсылать в трансцендентальном наблюдении и отношение которого понимание обобщает в трансцендентальном понятии единства е, позади этих объектов; но что я не хочу тем самым выразить, что в кантовской системе оно стоит пространственно позади или что стоящий и остающийся активным субъект стоит пространственно перед этими объектами; и столь же мало, что х обозначает множественность вещей-в-себе.
Тот, кто понял сказанное здесь и должен убедить себя путем вдумчивого изучения Канта, что это соответствует фундаментальному учению Канта, будет тщательно оберегаться от утверждения, что Кант путает трансцендентное и трансцендентное. И тогда его сразу осенит свет на разнообразие взглядов Канта среди его интерпретаторов. Поскольку они не разделяли резко интерсубъективный и трансцендентальный способы взгляда на вещи, то, естественно, не было конца противоречиям, которые можно было бы возложить на Кант, пока такой решительный мыслитель, как Боллигер, просто не бросил его на произвол судьбы.
Давайте теперь продолжим учение Канта, уделив особое внимание учению о вещи-в-себе, и дадим краткий обзор фундамента, на котором построено это учение, и его основной идеи, чтобы затем развить и доказать ее по отдельности.
3. отношение Я к вещи-в-себе.
Все, что я знаю, есть отношение моего сознания к чему-то. Но это отношение имеет две стороны: связанное содержание и отношение его к чему-то. Все, что находится в активном отношении, может также стать объектом активного отношения. Теперь необъяснимый факт, но тем не менее правдоподобный при некотором размышлении, что все, что мгновенно находится в сознании, может, именно потому, что оно сознательно, принадлежать только к действию, а не к чему-то, к чему оно относится, что это всегда только обозначается отношением сознания, но само не может содержаться в нем.
«Все понятия имеют свой предмет как понятия и сами могут снова стать предметами других понятий». (Kb 122)
Это слово Канта наиболее четко описывает вышеприведенные мысли. Все представления имеют, т.е. все воображение имеет свой предмет, и содержание этого настоящего воображения может снова стать предметом нового воображения. Тогда, однако, оно уже не находится в самом активном воображении, а только относится к этому содержанию. То, к чему относится активное сознание, воображается только через это отношение, и то как нечто, что объективно не содержится в нем как таковом. Теперь кажется, будто, например, зеленый цвет, который я только что представил, находится в сознании как предмет, и при этом в активном сознании. Но это обман. Зеленый, который только что присутствовал, не является предметом как таковым, но сам по себе является чем-то, что обозначает для меня предмет; хотя я могу называть его предметом вместе с этим отношением. Я не могу распознать «зеленый» как таковой, но только отношение «зеленого» к чему-то, что представлено «зеленым». Мы говорим: Эта вещь зеленая. Но мы не могли бы произнести это суждение, если бы «зеленый» сам по себе был предметом в сознании. Ведь тогда его нельзя было бы отличить как предикат от того, что им обозначается. Как только я делаю «зеленое» своим объектом как простое качество, я уже не имею в своем сознании «зеленого», как может убедить себя каждый, а только понятие о нем; и как только я хочу сделать это понятие чувственным, как только я хочу увидеть, что оно означает, я должен воспроизвести идею «зеленого», которая, однако, тут же становится для меня объективной как отношение к чему-то, никогда как «зеленое как таковое». Оно всегда будет представлять, пусть и неопределенно, нечто в пространстве.
Эти предложения, как станет ясно из последующих глав, лежат строго в следствии фундаментальных идей Канта. Правда, он не везде четко их подчеркивает, поскольку не разделяет точно активное отношение сознания к его содержанию и трансцендентальные познания, которые они просто обозначают; хотя часто повторяющиеся выражения «отношение», «действие сознания» дают их в руки.
Только в трансцендентальном познании, по-видимому, есть исключение из вышесказанного. Оно, в конце концов, обозначает то, что находится в активном сознании, и тем самым объективно представляет это содержание. Поэтому кажется, будто то, что представлено, есть то же самое, что и то, что представлено, то есть будто в активном сознании присутствует не просто отношение к чему-то, а само это отношение как таковое. Но это исключение лишь кажущееся. Мое нынешнее активное сознание по своему нынешнему содержанию относится к тем своим активным действиям, которые необходимы для всякого познания объектов. Но эти активные деятельности вовсе не являются в активном сознании такими изолированными и абстрагированными. Понятия, посредством которых активное сознание отсылает к чему-то, что мыслится в себе, не являются, как я показал выше, тем, что они должны обозначать; то, к чему они отсылают, как бы оторвано от субъекта, и даже если оно отсылает к самому виду деятельности, оно не может само схватить его и перебросить на сторону объекта; напротив, оно всегда остается как субъективная деятельность. Но только тогда, если бы я смог это сделать, если бы через отношение субъективной деятельности к чему-то я смог схватить само это как объект, то то, к чему относится активное постижение, было бы в нем объектом как таковым. Но это, как очевидно, невозможно.