Вот что, дядечка, строго сказала Алимпия, поздно лить горькие слезы по покойникам, надо думать о живых. Так что это за место, как думаешь? Она указала глазами на гобелен.
Гм, призадумался доктор, возвратившись за стол, но присаживаться на пуфик не стал. Положил перед собой папку и начал медленно его листать. Да, да были тут вирши одни такие же мрачные, как и полотно это сейчас, сейчас
***
Уже добрых полчаса Карл Натанович рылся в папке.
Набравшись терпения, Алимпия с дивана равнодушно наблюдала, как он слюнявил пальцы, переворачивал страницу и подолгу вчитывался в каждый документ, будто видел его впервые.
Нетерпелив был только Кравцов. Он расхаживал по кабинету, задрав голову, и разглядывал на потолке лепнину, а когда наскучило, уселся рядом с ней и сказал:
Есть охота. Может, хоть хлеба кусок притащишь?
Потерпи немного дядечка уже заканчивает, ответила Липа, да и Катерину звать не хочу, путь лучше за Андрюшкой приглядывает.
А мужик твой и рад, небось, таким приглядкам?
Ерунду не мели! С сыном она нянькается, а муж на работу давно ушел.
А чего попрощаться не заглянул?
Чтоб разговору не мешать.
Понял не дурак. И когда вернется?
А тебе зачем?
Дык и не зачем вовсе, ответил Егор, пожав плечами, просто так спросил, чтоб не молчать.
Тогда, может, скажешь, куда вещицу чужую дел?
Какую еще вещицу?!
Такую вещицу, передразнила Липа, с желтым камушком.
Тут вот какое дело сказал Кравцов, почесав затылок. Не взял я ее с собой, схоронил по-быстрому, мало ли что вдруг шмон начнется или еще чего.
Где схоронил?
Оглянувшись на дверь, Егор придвинулся ближе и выдохнул ей в самое ухо:
В доме, на дверном косяке.
Алимпию немедленно бросило в жар. Тонкая сорочка под шерстяным платьем неприятно прилипла к телу. Тугой корсаж еще плотнее стиснул ребра, затруднив дыхание.
Надо воротиться, как стемнеет, прошептал он, не заметив охватившей ее паники. Пойдешь со мной?
Вцепившись в глухой ворот платья заледенелыми пальцами, она в отчаянии рванула ткань. Верхняя пуговица отлетела, ударив по носу белобрысого недотёпу. Стыдливо чертыхнувшись, тот скоренько сдвинулся на край дивана.
Липа в изнеможении прикрыла веки: маленькая кроха на руках отца желтый леденец на палочке зажат в ее кулачке она тянет его в рот, но отец отбирает «Глупыш, смеется он, это же не конфета»
Успокоившись, она исподтишка взглянула на Егора. Тот, свесив руки между колен, обиженно сопел, уставившись в пол.
Она тихонько провела рукой по светлым вихрам парня. Кравцов дернул головой и вскочил с места. Потоптался на месте, зыркнул на нее через плечо и шагнул к доктору. Нахмурив брови, решительно ткнул пальцем в сложенный надвое листок, лежащий на краешке стола, и грубо спросил:
Может, вот оно, твое стихоблудие?
Отведя в сторону «указующий перст», Карл Натанович схватил бумагу.
Точно, оно! радостно воскликнул он. Я нашел, нашел это место!
Ну нашел и молодец. Пошли харчеваться, желудок уже к спине прилип.
Липушка, иди, взгляни! засуетился доктор, не обратив внимания на недовольство парня.
Алимпия приблизилась к столу. Вырванная тетрадная страница. Скачущие по листу чернильные буквы с трудом складывались в слова, слова в предложения, предложения в стихотворение.
Прочти, дядя! попросила она. Сама никак не разберу.
Поправив пенсне, Карл Натанович начал читать. Сначала громко, затем все тише и тише, а потом и вовсе перешел на шепот:
Что ты хочешь мне сказать, протянув печально руку?
Черным мраком наказать? Сколько мне терпеть ту муку?
Сердце разорвала в клочья, истерзала душу в прах.
Вот и гроб уже заколочен. Боль утраты, ярость, страх.
Горький рок: в часовне белой, под придавленной плитой,
Ты лежишь в одежде прелой на перине земляной.
Два монаха преклоненных камнем замерли в стене,
В разумах их помутненных стон доносится извне.
Дрожь бежит под грузной рясой, прах летит с могучих плеч,
Будто ждали сего часа тело нежное извлечь!
Разом зажигают свечи, освещают Ведьмин трон.
Предвкушаешь нашу встречу, жаждешь показать мне схрон.
Знаю, где сусаль ты прячешь, сам ковал я тот ларец.
На картине обозначишь. Ключ хрустальный леденец.
Мрамор черного надгробья разверзается в ночи.
Взгляд коварный исподлобья страсть мою не облегчит.
Вслед тебе иду в могилу, погружаясь в смрадный тлен,
По костлявому настилу. Пред очами гобелен:
Тень неверная за дверью, враг хорониться иль друг?
Опасаться надо зверю, коль сразил его недуг.
Кровяные мысли прячет в свете дня алчный глупец,
Дикой злобою охвачен в полнолуние подлец.
Страшным ядом мозг пропитан, нет лекарства от него,
Век короткий нам отсчитан злата хочет одного.
Уберечь себя от зверя не смогли мы смерть взяла.
За великую потерю черным словом прокляла
Ненавистного злодея, неопознанную тварь,
Разумом кто не владея, с головой полезет в ларь.
Волдыри покроют тело, жаром выгорит нутро.
Вот душа уж отлетела ты придумала хитро.
Зачем тогда мне руку тянешь, уводя в кромешный ад?
Мне сердце больше не изранишь, я не вернусь уже назад.
Служить тебе я стану вечно, надену призрачный венец.
В сундук полез я так беспечно, теперь и я уже мертвец
Глава 5
Высокий каменный забор с облупившейся серой краской выглядел довольно уныло. Но особую тоску нагнетало само здание больницы, чьи очертания виднелись в конце длинной вытоптанной аллеи.
Кто-то девушку в ресторации зовет, а кто-то в богадельню, пробормотала Алимпия, всматриваясь вглубь парка. Огромная каменная глыба проступала мутными очертаниями в завесе моросящего дождя.
Впереди бодро шагал Егор.
Не желая отставать, она почти бегом припустила за парнем. Едва не поскользнувшись на влажной земле, врезалась с разбега в его широкую спину. Запах нафталина защекотал нос. Не сдержась, чихнула от души так, что на соседней улице собаки забрехали.
Ого, будь здорова, барышня! Коли так хворь выгонять, то болезни не видать, усмехнулся Егор. Вроде как пришли. Глянь, что на столбу написано?
Придерживая шляпку, она подняла голову на массивную колонну входного портика. Частые мокрые крапинки осыпали ее щеки.
Городская психиатрическая лечебница доктора психиатрических наук Генриха Кроненберга, бойко прочитала она вывеску и добавила от себя: Мы рады всем!
Что, так и написано?!
Ну, да так и написано: городская пси
Да не про то спрашиваю, досадливо перебил он, а про то, что они всем рады
Липа лишь задорно рассмеялась и, ступив на широкую ступеньку, обернулась.
Ты идешь? спросила она.
Но, приложив палец к губам, Кравцов осторожно отступил назад и двинулся за угол больницы.
В чем дело? громко спросила она, не желая выходить из-под навеса.
Топай сюда, тихо позвал он, только осторожно: здесь проволока, от собак бродячих верно.
Скорее, от бегунков, прошептала она, устремившись к нему.
Один черт.
Пойдем внутрь? Зябко тут. Генрих пунктуальность ценит превыше всего, а мы и так поздно вышли как бы ни прогнал.
Не боись не прогонит, дядька твой словом поручился.
Чего тогда стоим?
Тс-с, слышишь?
Алимпия замерла. Лишь шелест листвы, мокнущей под дождем, да шумное дыхание Егора.
И-и-и-ха-а-а, и-и-и-ха-а-а, откуда-то сверху донесся протяжный крик.
О, опять! насторожился Кравцов. Я сперва подумал, что почудилось ан нет. Гляди вон туда, под самую крышу!
Липа испуганно поежилась, но послушно задрала голову вверх. Толстые решетки на редких оконных проемах, за которыми темнота. Только на самом верху, под свисающим карнизом, в узкой бойнице мелькнула едва заметная полоска света.
Пойдем, Генрих ждет, едва слышно выдохнула она и потянула его за рукав. Не наше вовсе дело, что здесь творится
***
У парадного подъезда их уже поджидали: высокий мужчина в накинутом поверх халата черном пальто нервно курил папироску, стряхивая пепел на лестничные ступени, и приземистая дама в накрахмаленном капоре медицинской сестры, которая что-то ему выговаривала, сокрушенно покачивая головой.
Липа прислушалась.
Дорогая Руби, вы просто глупая курица, и ваши нотации бессмысленное занятие, потому как против природы не попрешь, произнес мужчина.
Но не так явно, Генри! громче, чем следовало, возразила ему дама. Вы теряете авторитет среди пациентов, не говоря уже о персонале.
Займитесь лучше своими клизьмами и не лезьте, куда вас не просят!
Но ваша матушка просила присмотреть за вами! Как бы чего ни случилось
Шли бы вы на процедуры, отрезал мужчина, выпустив ей в лицо дым. С завтрашнего дня я освобождаю вас от данного моей матери обещания!
Какой же ты глупец, печально произнесла дама и, качнув капором, скрылась в здании больницы.
Оставшись один, мужчина глубоко затянулся, но, заметив визитеров, отбросил щелчком папироску и, невзирая на дождь, бросился навстречу, благоухая цветочным одеколоном и махоркой.
Милости прошу, госпожа Алимпия! воскликнул он и приложился к ее руке мимолетным поцелуем. Его чисто выбритые щеки лоснились синевой, а черные, как смоль волосы отталкивали дождевые капли, словно гусиное оперенье речную влагу. А вы господин э-э-э Он повернулся к насупившемуся Егору.
Краниц, буркнул Кравцов. Курт Краниц.
Да-да, господин Краниц, произнес мужчина, поигрывая бровями. Курт, значит Карл очень точно описал вас, молодой человек. Чуть прищурившись, он оглядел Егора с головы до ног, словно прикидывал мерки для пошива костюма. А я Генрих Кроненберг, а вместе мы, надеюсь, одного поля ягоды, нервно рассмеялся он, дернув тонкими усиками. Но довольно церемоний, и добро пожаловать, в мою обитель заблудших душ! Взметнув полами пальто, он взбежал по лестнице и предупредительно распахнул дверь.
Что он лепит?! с глухим раздражением бросил Кравцов. Какие ягоды?! Может ему в харю дать?
Не сейчас, прошептала Липа, только все испортишь. Идем же! Она подхватила его под руку и потащила к парадной.
***
Полутемный коридор последнего этажа, освещенный тусклыми масляными лампами. Вдоль правой стены стальные двери с врезными глазками. На каждой двери массивный навесной замок в металлической скобе засова.
Перекинув через руку пальто, впереди бесшумно скользил по мраморным плитам Кроненберг. За ним, крепко держа под локоток запыхавшуюся Алимпию, громыхал хромовыми сапогами Егор.
Небольшая комната в конце коридора, куда привел их Генрих, выглядела настолько несуразно по сравнению с общепринятым представлением о рабочем кабинете главного врача, что вызвала искреннее недоумение о ее предназначении в стенах больницы. Бордовые атласные портьеры ниспадали широкими воланами до самого пола, полностью загородив окна. На огромном письменном столе вместо ожидаемого завала важных бумаг и медицинских справочников, лишь банка с высохшими чернилами, да серое гусиное перо, вставленное в стеклянное горлышко. Изящная оттоманка в тон портьерам придвинута резной спинкой к обоям изумрудного цвета. Тут же кофейный столик с краснощекими яблоками в хрустальной вазочке и разноцветными монпансье в жестянке. И совсем уж неуместным выглядел старомодный шифоньер, из створок которого стыдливо выглядывала кружевная штанина дамских панталон.
Генрих кивнул на оттоманку, приглашая визитеров присесть. Сам же остался стоять посреди комнаты, сбросив пальто на письменный стол.
Леденец хотишь? предложил Егор, придвигая конфеты поближе к Липе.
О, прошу прощения, эти конфеты давно засахарились, воскликнул он, резво подскочив к столику. Позвольте, я принесу вам другую коробочку свежайших!
О, нет нужды, доктор Кроненберг, мило улыбнулась Алимпия, проводив глазами исчезнувшую в кармане врачебного халата жестянку. Сегодня я свою порцию сладостей уже получила. Мне хотелось бы поговорить о Гекторе. Как он? Можем ли мы навестить его?
Гм, загадочно промычал Генрих и заправил за ухо смоляной завиток. Медленно подошел к письменному столу и с явным удовольствием уселся в кожаное кресло, вытянув длинные ноги в сторону дивана. К сожалению, сейчас Гектор вряд ли будет вам полезен, сказал он. Видите ли, его возбужденная психика требовала незамедлительного успокоения и в сию минуту находится под воздействием нейролептиков. Баронет вяло реагирует на окружающих, больше спит. Седативный эффект препаратов положительно сказывается на его лечении, временно купируя остроту воспоминаний, неразрывно связанных с испытанным стрессом.
Ну и чего мы тогда припёрлися? спросил Егор, углядев застрявший в шифоньере лоскут. На штаны исподние глаза пупырить?!
А хоть бы и на белье, расплылся в довольной улыбке Генрих, приласкав нежным взглядом обтянутые курткой бугристые мышцы Кравцова. Не желаете ли составить мне компанию на завтрашнем дефиле в галерее мадам Корнет? Вход по спецпропускам
Это чё такое?! захлебнулся негодованием Егор, вырываясь из успокаивающих объятий Алимпии. Ты меня чё того самого собрался?!
Пф-ф-ф! Немедленно надул щеки Кроненберг и, подавшись вперед, вкрадчиво произнес:
Смею предположить, что вы, господин Краниц, слишком увлеклись народным творчеством в местах не столь отдаленных. Так сказать, углубились, прощу прощения за каламбур, корнями в испражнения земли нашей матушки, что не может не вызвать у меня резонного вопроса: каких кровей будете, майн херр?
Выпучив в бешенстве глаза, Егор едва ли мог говорить.
Пришлось Алимпии вмешаться в разговор.
Генрих, будьте благоразумны! воскликнула она. Ваши провокации толкают Курта на необдуманные поступки. О! Должно быть, вы проводите новые исследования? Помнится, мне дядя что-то рассказывал «Клинико-биологическое исследование инверсии психосексуальной ориентации у мужчин», если не ошибаюсь?
Браво, сударыня! воскликнул психиатр и захлопал в ладоши. Готов облобызать вашу ручку!
В другой раз. И каков результат?
К моему великому сожалению, работа еще не закончена, и мне не хотелось бы преждевременно оглашать скоропалительные выводы. Вас удовлетворит такой ответ, прекрасная Алимпия?
Вполне.
Однако полагаю, что господин Краниц находится в некотором замешательстве. Не возражаете, если я коротенько поясню некоторые аспекты своего вынужденного поведения?
Да не надо ничего пояснять, пробурчал Егор, с хрустом разломив краснощёкое яблоко на две половинки. Этот голубиный перевертыш скоро довыделывается со своими инверсиями психосексуальной ориентации.
Ого! А вы не такой уж простофиля, каким кажетесь, дорогой Курт, рассмеялся Генрих. Браво и вам! Но лобызать вас все же не решусь, даже не настаивайте.
Умолкни, грусть! Чеши про убогого.
Как скажете, любезный, посерьезнев породистым лицом, ответил психиатр. Итак, эмоционально неустойчивая психика фон Грондберга подверглась сильнейшему потрясению. Возможно, в анамнезе больного присутствует сильный ушиб головного мозга с не выявленным вовремя сотрясением, а возможно и психологическая травма стала катализатором эмоционального взрыва.
Сильный ушиб прошептала Липа. А почему сейчас нельзя установить причину? Неужели Гектор настолько плох? Как скоро он выздоровеет?
Прошел довольно короткий период времени всего лишь сутки, для выяснения обстоятельств возникновения психогенного шока, но одно могу сказать достоверно, что реактивный психоз имеет обратимый характер, и в случае положительной ремиссии выздоровление баронета можно ожидать, гм скажем, через год.
Через год?! Так долго?!
Это в лучшем случае, дорогая Алимпия. Но случаи, как известно, бывают разные, и, вполне возможно, что вы значительно раньше получите то, за чем пришли.