Роттер в совершенстве владел немецким языком и знал военно-морскую терминологию, а также процедурные правила радиообмена немцев. Пользуясь своими знаниями, он проанализировал перехваченные немецкие военно-морские шифровки, транслировавшиеся мощной радиостанцией в Норддайхе[21]. Роттер определил, что для перешифрования своих кодированных сообщений немцы применяли довольно несложный алгоритм. Он научил коллег, как снимать перешифровку. В результате выяснилось, что в радиограммах из Норддайха содержалась разведывательная информация об английском флоте, но мало что сообщалось интересного про немецкий флот.
Однажды, зайдя в кабинет к Эвингу, Роттер заметил на его рабочем столе стопку перехваченных немецких шифровок, недавно поступивших В «Комнату 40» для прочтения. Роттер заявил Эвингу, что в короткие сроки мог бы наладить ежедневный перехват сотен военно-морских радиограмм Германии, но не в средневолновом, как сейчас, а в коротковолновом диапазоне. Эвинг поначалу не поддержал эту идею Роттера, поскольку опасался лишиться имевшегося источника пусть и не слишком обильного перехвата, поменяв его на «кота в мешке». В конце концов, после уговоров Роттера Эвинг разрешил на неделю перенастроить радиоприемники и антенны на станции перехвата в Ханстентоне для работы на коротких волнах.
Идея Роттера оказалась плодотворной. И вскоре в «Комнате 40» оказались в состоянии отслеживать местонахождение любых военно-морских кораблей Германии при условии, что они использовали одни и те же процедуры радиообмена, ключи и кодовые книги. Теперь, благодаря достигнутому успеху, сотрудники «Комнаты 40» могли сосредоточить свои усилия исключительно на перехвате и чтении военно-морских сообщений Германии. Вахтенное дежурство для поддержания оперативной связи с Военным министерством было отменено. Высвободившимся сотрудникам было поручено вахтенное дежурство в «Комнате 40» в целях отслеживания изменений в организации военно-морской связи Германии.
К этому времени отношения между «Комнатой 40» и дешифровальным подразделением Военного министерства стали довольно натянутыми. В первую очередь на этих отношениях негативно сказалось соперничество за первенство в добывании разведывательной информации. Потом они ухудшились еще больше, когда в Ханстентоне был прекращен перехват сообщений сухопутных войск Германии без объяснения Военному министерству, почему это было сделано.
6 ноября 1914 года сотрудники «Комнаты 40» переехали в комнату на первом этаже одного из зданий адмиралтейства, покинув наконец тесное помещение, которое делили с Эвингом и его подчиненными из службы общеобразовательной подготовки личного состава военно-морских сил. Неподалеку, в этом же здании, находились зал заседаний адмиралтейского совета[22], кабинет первого морского лорда и резиденция первого лорда. Переезд состоялся сразу после того, как парламентский и финансовый секретарь адмиралтейства[23] не смог попасть в кабинет к Эвингу, поскольку заранее не договорился о своем визите.
Через некоторое время и это новое помещение стало тесным для возросшего числа сотрудников «Комнаты 40». В остальном же оно было вполне пригодным для сосредоточенной и вдумчивой работы: выходило окнами в тихий двор и располагалось в стороне от шума и сумятицы, царивших в остальной части адмиралтейства. Такое расположение способствовало соблюдению режима секретности и позволяло спрятаться подальше от любопытных глаз.
Черчилль и Фишер, несомненно, знали от Оливера обо всем, что происходило в «Комнате 40». Они сразу же поняли, какой разрушительный потенциал в отношении военно-морских сил Германии таила в себе разведывательная информация, поступавшая из «Комнаты 40». И как важно было избежать малейших подозрений со стороны немцев, что криптографическая защита их линий связи была взломана англичанами.
Поэтому 8 ноября 1914 года Черчилль собственноручно написал инструкцию, которой в своей работе должна была следовать «Комната 40». Эту инструкцию он снабдил грифом «исключительно секретно» и передал на ознакомление Оливеру, занимавшему пост начальника военно-морского штаба, и Эвингу. В инструкции говорилось:
«Из числа военного персонала должен быть назначен офицер, желательно из военный разведчик, чтобы изучать все перехваченные и дешифрованные сообщения, не только текущие, но и прошлые, и чтобы постоянно соотносить их содержание с тем, что произошло на самом деле, ставя перед собой цель проникнуть в замыслы противника и доложить о них. Весь перехват должен храниться в особой папке под замком вместе с дешифровками, а все другие их копии должны быть собраны воедино и сожжены. Все новые сообщения должны помещаться в эту папку, и распоряжаться ею должен только начальник военно-морского штаба.
Назначенный офицер не должен исполнять никакие другие обязанности.
Я буду признателен, если сэр Альфред Эвинг примет участие в этой работе».
Инструкция была подписана инициалами УСЧ[24] и Ф[25]. Первая подпись была сделана от руки красными чернилами, а вторая зелеными.
Получив инструкцию от Черчилля, Оливер сразу же распорядился, чтобы ее отправили для ознакомления Реджинальду Холлу, недавно назначенному начальником военно-морской разведки. Холл ответил Оливеру:
«Я проконсультировался с Эвингом и предлагаю назначить казначея флота Роттера для выполнения только этой работы и никакой более (ведь именно он взломал немецкий шифр). В настоящее время работа организована следующим образом. Весь перехват сразу же по получении подвергается дешифрованию и переводу. Немецкие сообщения подшиваются в дело и хранятся под замком. Туда же попадают их переводы. Они копируются в двух экземплярах один доставляется курьером лично начальнику военно-морского штаба, другой начальнику военной разведки. Таким образом, обеспечивается немедленная доставка полученной разведывательной информации людям, наделенным соответствующими полномочиями. Начальник военно-морского штаба может сразу же предпринять необходимые действия, а начальник военной разведки сравнить ее с информацией из других источников. Копия, переданная начальнику военной разведки, хранится под замком и предназначена только для его ознакомления. В ближайшее время эта копия будет отправляться ему в запечатанном конверте с надписью «Подлежит вскрытию только адресатом». Подчеркиваю, что передача для ознакомления начальнику военно-морского штаба и начальнику военной разведки всего дела с перехватом и переводами вместо копий отдельных сообщений приведет к существенным задержкам и, ввиду большого количества поступающих сообщений, не избавит от необходимости делать их копии. Поэтому я предлагаю продолжить эту работу под руководством сэра Альфреда Эвинга в том виде, как описано выше».
Описанная Холлом схема работы с немецкими дешифровками прекрасно устраивала Черчилля и Фишера, поскольку позволяла им оперативно знакомиться с разведывательной информацией, полученной в «Комнате 40», и хранить ее в строжайшем секрете. Но имелись у этой схемы и существенные недостатки, которые с течением времени становились все более заметными.
Во-первых, согласно инструкции Черчилля, Эвинг и сотрудники «Комнаты 40» фактически делались подотчетными только Оливеру. А их взаимоотношения с Холлом, наоборот, никак не конкретизировались, хотя было бы вполне естественно подчинить «Комнату 40» военно-морской разведке. Оливер был слишком занятой человек, чтобы полноценно руководить «Комнатой 40» и следить за эффективностью ее работы. Да и сам он заявил, что такую выдающуюся личность, как Эвинг, было бы неправильно подчинять даже начальнику военно-морского штаба. В результате Эвинг ни перед кем не отчитывался за свою работу, что не шло на пользу делу и могло привести к возникновению разногласий с Холлом, который непосредственно отвечал за сбор военно-морской разведывательной информации из разных источников. Ситуацию дополнительно осложнял тот факт, что в военно-морской разведке никто, кроме Холла, не должен был знать о существовании немецких дешифровок. Это лишало военно-морскую разведку ценного источника информации, каким было чтение немецких шифрованных сообщений.
Во-вторых, в своем стремлении держать в строжайшем секрете работу, которая выполнялась в «Комнате 40», Черчилль и Оливер зашли слишком далеко. Согласно их распоряжению, о «Комнате 40» знали только первый лорд, первый морской лорд, второй морской лорд, парламентский и финансовый секретарь адмиралтейства, начальник военно-морского штаба, его консультант, начальник военно-морской разведки, начальник оперативного отдела военно-морского штаба, его заместитель и три вахтенных военно-морских офицера. Возможно, что Черчилль рассказал про «Комнату 40» тогдашнему премьер-министру Англии. Но вряд ли в курсе ее существования были члены военного комитета английского кабинета министров[26]. Ведь по мнению кадровых военных, политикам и дипломатам никогда не стоило доверять подобного рода секреты.
C другой стороны, даже самая ценная разведывательная информация не была способна принести пользу, если ей не удавалось найти практическое применение. Поэтому было большой ошибкой возложить на высших чинов английского адмиралтейства, обремененных решением тысяч других, не менее важных задач, ответственность за использование содержания перехваченных и прочитанных военно-морских шифровок Германии. Эти люди были не в состоянии уделять достаточно внимания «Комнате 40». В результате вместо того, чтобы стать полноценной разведывательной организацией, «Комната 40» непозволительно долго оставалась в личном распоряжении верховного военно-морского командования Англии.
Вносить изменения в схему работы с немецкими дешифровками начали практически сразу после того, как Черчилль написал свою инструкцию. От идеи заставить Роттера единолично изучать весь прочитанный военно-морской шифрперехват Германии для оценки его значимости быстро отказались. Роттера решили оставить там, где его работа приносила наибольшую пользу взламывать немецкие шифры. Холл нашел замену Роттеру в лице коммандера[27] Герберта Хоупа. До этого назначения Хоуп вместе с двумя другими коммандерами занимался нанесением на карту координат немецких военных кораблей по имевшимся разрозненным сведениям, полученным из разных источников. Эта работа была скучной и однообразной, и, как сказал сам Хоуп, с ней вполне могли бы справиться три канцеляриста весьма средних способностей. Впоследствии Хоуп вспоминал:
«Для начала Холл внушил мне, что я должен хранить все в строжайшей тайне, а затем проинформировал, что в адмиралтействе читают сообщения немецкой телеграфной радиосвязи, и что первый лорд приказал назначить военно-морского штабного офицера для анализа этих сообщений и извлечения из них полезной информации. И я получил это назначение. Мне выделили маленький кабинет в западном крыле здания адмиралтейства и сказали, что будут приносить туда немецкие сообщения для анализа. В последующие несколько дней мне поступало по шесть сообщений ежедневно. Они были малозначительными и не очень понятными. Я постарался как следует их изучить и со своими пометками отправил капитану Холлу. Позднее я узнал, что от Холла они попали к морскому лорду, а от него начальнику военно-морского штаба. Сейчас я понимаю, что на этой ранней стадии мои пометки были очень непрофессиональными и не по существу, они только прибавили хлопот начальнику военно-морского штаба и заставили его с предубеждением (в дополнение к другим побудительным причинам) относиться к моей работе и ко мне. Я понял, что если хочу сделать свою работу полезной, то абсолютно необходимо установить тесный контакт с теми, кто присылал мне немецкие дешифровки, и попасть в святая святых, где производилось дешифрование. По этому поводу я обратился к капитану Холлу, и хотя он согласился со мной, но ничем не смог мне помочь, поскольку не руководил процессом чтения немецких шифровок, а те, кто руководил, сочли это нецелесообразным, учитывая необходимость соблюдать величайшую секретность. Некоторое время я провел в одиночестве, но однажды дверь в мой кабинет открылась и вошли лорды Фишер и Хершелл. Выяснилось, что последний хотел передать мне для анализа очередное немецкое сообщение, но не знал, где меня найти, и бродил по коридорам здания адмиралтейства, пока случайно не встретил лорда Фишера, который, когда узнал, в чем дело, сказал: «Ага, я в курсе, где сидит Хоуп, сейчас я вас туда провожу». Прежде я никогда не встречался с лордом Фишером. Он спросил про мою работу. Я воспользовался представившейся мне возможностью и сказал, что хотел бы установить более тесный контакт с дешифровальщиками. Лорд Фишер вполне со мной согласился и пообещал распорядиться, где и когда это произойдет. А еще он приказал мне ежедневно по два раза приносить ему немецкие сообщения с моими пометками. Я продолжал эту практику в отношении его преемников Генри Джексона и Джона Джеллико. Наконец, 16 ноября 1914 года я приобщился к заветной тайне. Так я начал свою работу в сфере, которая, пожалуй, была уникальной, завораживающе интересной и вступил в тесный контакт с самыми прекрасными людьми, каких только можно было встретить».
Хоуп идеально подходил для своей новой должности. Он был спокойным, тихим и непритязательным. Хоуп не знал немецкий язык, не разбирался в криптологии и в радиосвязи. Но, как позднее вспоминал Уильям Кларк, в начале 1916 года поступивший на службу в «Комнату 40», если кто-то приносил Хоупу новый вариант немецких радиопозывных, то даже при особой тщательности проработки вопроса он часто не соглашался с этим вариантом и предлагал свою версию. И практически всегда оказывался прав. Его оценки ситуации никогда не вызывали возражений у коллег. И если бы высшее военно-морское командование не пренебрегало этими оценками в угоду собственных суждений, то, возможно, что морские сражения Англии с Германией имели бы значительно больший успех.
Будучи военно-морским штабным офицером, Хоуп обладал профессиональными знаниями, которых не было у гражданских служащих «Комнаты 40». Он стал первым аналитиком в «Комнате 40», занимавшимся обработкой разведывательной информации, которая содержалась в немецких дешифровках. В 1917 году Хоуп получил новое назначение на военный корабль в Адриатическом море и был награжден орденом за боевые заслуги, а впоследствии дослужился до звания контр-адмирала. Он являлся фактическим руководителем «Комнаты 40». Признавая большой вклад Эвинга, Деннистона и гражданских служащих в достижения «Комнаты 40», следует учитывать, что эти достижения были бы невозможны без трех кадровых военно-морских офицеров Холла, Хоупа и Роттера.
29 ноября 1914 года Черчилль подписал еще одну инструкцию, которой должна была руководствоваться «Комната 40»:
«Перехваченные телеграммы не должны копироваться, за исключением случая, когда делается единственная копия для циркулярной рассылки, о чем ставится отметка в секретном деле. Коммандер Хоуп должен изучать телеграммы с целью выявления обобщенной схемы действий противника и для отслеживания, насколько добытые разведывательные сведения в прошлом подтверждались проверенными фактами. Но ему не следует в письменном виде делиться своими соображениями по поводу каждой полученной телеграммы и излагать ее основное содержание. Перехваченные телеграммы должны направляться напрямую начальнику военно-морского штаба, который будет помечать, кто с ними будет знакомиться дальше первый морской лорд или сэр Артур Уилсон. Подразумевается, что доставка перехваченных телеграмм адресатам не задерживается в случае их временного отсутствия на рабочем месте».