Иван, здесь, в совете, собрались великие люди, с легкой иронией начал он. И тебе придётся уступить этому Смирись, Иван! Ради дела «всей земли»
Ладно, Дмитрий Михайлович, пробурчал Биркин и вышел из воеводской.
* * *
И вот собрался очередной совет. Биркин явился на него с сотниками и полковыми головами, с которыми пришёл из Казани, с крутыми малыми.
Товарищи, обратился он к собравшимся, когда ему дали слово. В Нижнем советом «всей земли» я был выбран в помощники к Пожарскому. И я требую, чтобы эта же должность была за мной и здесь!
Сядь, Биркин, отдохни! не дав ему договорить, жёстко осадил его Василий Морозов.
Его поддержали братья Шереметевы:
Ишь, чего захотел!
Биркин побледнел. Рядом с ним заволновались его сотники. Кто-то из них выбежал из приказной. В избе поднялся шум. Провинциальные дворяне вскочили со своих мест, яростно жестикулируя, бросая недобрые взгляды на бояр и князей, уже засевших в совете.
Дмитрий Черкасский попытался унять наиболее крикливых. Но его никто не слушал. Куракин тоже не смог успокоить казанских. Да и у него, уже далеко в преклонных годах, не было охоты ввязываться в чужую драку. Сюда его прислал из Москвы Мстиславский, чтобы он набрал войско. Но он, посчитав, что ему выгоднее, примкнул к ополчению
А возле приказной, во дворе, стали собираться служилые из Казани. Подходили всё новые и новые. Становилось тесно и в то же время тревожно. Здесь что-то назревало Боярские сотни, пришедшие с Куракиным, тоже стали собираться здесь же, на дворе. К ним примкнули служилые из сотни Артемия Измайлова, которых тот привёл в помощь Пожарскому из Владимира.
Всё грозило перерасти в столкновение. Вот здесь же, на дворе.
И князь Дмитрий обратился к Биркину:
Иван, не доводи до крайности, до крови! Я прошу тебя, одумайся!.. Здесь не Нижний! в сердцах вырвалось у него.
И Биркин понял, что Пожарский сам оказался оттеснен здесь от дела, которое начал вместе с Кузьмой Бояре, окольничие, князья нахрапом брали высшие должности и здесь, разбирали места ещё не состоявшегося государственного порядка.
А во дворе уже во всю слышалась перебранка между сотнями служилых. Звякало и оружие. Кто-то, похоже, бежал до своих, за помощью. В полках седлали коней, садились на них.
Дмитрий Михайлович! обратился Биркин к нему. Пошли во двор! Тебя только послушаются! Иначе не миновать беды! И всё из-за вот этих..! тихо процедил он матерное слово, косо глянув на заседавшую верхушку совета в избе: на Морозова, Куракина, других
Они вышли к служилым. Шум и крики затихли нескоро, хотя все видели, что Пожарский и Биркин вышли из приказной избы. Вместе с ними вышел и Пронский.
Драка всё же вспыхнула У ворот столкнулись какие-то подвыпившие боярские дети со стрельцами. Появились и смоленские.
Яков и Михалка тоже оказались здесь, во дворе, в гуще событий. С ними пришли Никита Бестужев, Битяговский и Уваров Гришка.
Послышался звон сабель
Пётр Пронский с чего-то стал разнимать их, уже зная одного из них, сотника.
Тухачевский, усмири своих! крикнул он ему.
Смоленские растащили по сторонам дерущихся
Товарищи! бросил призывно в гущу служилых Пожарский. Вот этого нам только не хватало! На радость нашим врагам, полякам, «литве» той же, что сидит в Кремле! Этого вы хотите?! Тогда деритесь между собой!.. Вместе надо стоять! За землю, за дома наши, за детей, жён и стариков! Всё надо претерпеть ради этого! Всё!.. Потом уже, когда освободим землю, Москву, города наши, тогда и решим: кто кого будет выше!
Его послушались И драка прекратилась, не сразу, но прекратилась.
Я сообщу всё Шульгину! резко заявил Биркин Пожарскому. Пусть знает, как встретили здесь казанских служилых!
Князь Дмитрий поморщился. Ему, в общем-то, был понятен гнев Биркина. Но и знал он, что тот же Василий Морозов, который сейчас сидит здесь, в Ярославле, на воеводстве, недавно был воеводой в Казани, а при нём был дьяк Шульгин, сейчас захвативший там всю власть. И Василий Морозов не посмел вернуться в Казань, зная, что там сидит худородный дьяк, и его поддерживает всё население. И сковырнуть его, Шульгина, там нет возможности. Сейчас да, а вот как станет порядок, тогда и полетит дьяк с того места.
В этот день всё обошлось благополучно. Но раздражение осталось.
Биркин отписал обо всём в Казань, Шульгину. И тот от имени казанского городского совета отозвал из Ярославля казанских служилых. Основная масса их подчинилась Биркину, и он увёл их обратно домой.
По этому поводу князь Дмитрий тотчас же встретился с Мининым. Дело с их ополчением грозило провалиться из-за того, что происходило сейчас здесь, в Ярославле.
Кузьма, нам придётся смириться!.. Ради всей земли, ради страны!..
За него князь Дмитрий был спокоен. Этот посадский, когда речь шла о благе страны, мог перешагнуть через себя.
* * *
Так, в подготовке, строительстве приказов, в склоках, порой и в драках, время подошло к весне. Наступил апрель.
К этому времени уже был готов и план борьбы против польских отрядов, рыскающих по всем окрестным замосковным волостям, собирая корма для сидевших в Кремле и голодающих гусар.
В совете «всей земли» разгорелись споры: как вести себя по отношению к казачьим таборам под той же Москвой, да и вообще ко всем казакам.
Князь Дмитрий, встретившись с Мининым, тоже стал обсуждать с ним этот вопрос.
Ляпунов жил в дружбе с казаками того же Трубецкого и Заруцкого. А они раскатали вон как его!.. А эти-то! показал князь Дмитрий в сторону Приказной, которая была где-то там, за стенами их избы, где сейчас собрались Куракин и Черкасский со своими ближними. Ни в какую! Казак он враг! Вот их правда-матушка! Я же поостерегся бы говорить так сейчас, когда мы здесь, а казаки там под Москвой!.. Вот войдём в Москву, всё успокоится, тогда можно и порядок наводить! сжал пальцы в кулак князь Дмитрий.
И Минин понял, что Пожарский, хотя и выглядит добреньким, вежливым и покладистым, на самом же деле не такой. И дай ему власть, государить в Москве, то неизвестно как он себя покажет.
* * *
В апреле же пришло новое тревожное известие. Пришло оно письмом с Белоозера. Зачитывал его Василий Юдин. Из письма следовало, что в Новгороде митрополит Исидор и князь Иван Одоевский зовут шведского короля Густава Адольфа на новгородское княжение. Это дело в прошлом году начинал Ляпунов. За тем и посылал в Новгород воеводой Василия Бутурлина. Но тот сбежал оттуда, когда де ла Гарди стал доискиваться города.
Какое такое княжение! В Новгороде Великом оно и отроду не бывало! встревожился Василий Юдин. Поляки с Владиславом своровали! Так и шведы своруют со своим королевичем!
Здесь, в совете, не было единства.
Пожарский стал доказывать советчикам, что нельзя сейчас заводить драку со шведами, пока не освободили Москву Так можно и надорваться
Кузьма заикнулся, что хорошо бы обмануть шведов, потянуть время, в протяжку повести дело. Его поддержал Пронский. Он, князь Пётр, появился здесь, в Ярославле, вместе с Долгоруковым. Что принесло его сюда: на эту тему он ни с кем не откровенничал. Отшучивался
Морозов стал развивать предложение Кузьмы, отправить в Новгород посольство. Небольших людей. Пусть поговорят, хорошо поговорят. И скажут, что ополчение будет просить об этом совет «всей земли»: как на то «земля» скажет. Избрать ли на царство Московское одного из шведских королевичей, какого король Карл укажет.
Решено было послать провинциального дворянина.
Пожарский велел дьякам подыскать такого.
Юдин тут же сообщил, что есть такой: Степан Татищев. Тот ходил с посольством Василия Голицына к Сигизмунду.
С этим согласились. С Татищевым решено было отправить сто человек: показать этим размах их ополчения и того, что они здесь, в Ярославле, представляют «всю землю».
Василий Юдин управлял здесь Поместным приказом. Дело это было для него знакомое, ещё по прошлому, в бытность Шуйского. И он вёл его хорошо. Нареканий на него ни у кого не было. Да и Пожарский ценил его как толкового дьяка.
Перечисляя как-то дела Пожарскому, которые требовалось решить, Юдин обратил внимание на одно из них.
Вот ещё такое письмо пришло, Дмитрий Михайлович! Пишет сосланный Гришкой Отрепьевым в Соловецкий монастырь бывший казанский царь Симеон Бекбулатович. Ну, тот, который у Грозного был великим князем! А затем Грозный, когда натешился чудачеством, назвал его тверским царём!..
А за что Лжедмитрий сослал его?
Он обличал его в принятии латинской веры!.. Так вот, он, постриженный под именем инока Степана, просит освободить его от соловецкого жития! Стар он уже, слеп. Невмоготу ему там!
Надо уважить старца! расчувствовался князь Дмитрий, тронутый судьбой невольного старца. Кузьма, проследи за этим! велел он Минину. Перевести старца Степана, по его челобитью, в Кириллов монастырь. Отпиши об этом игумену на Соловки. Да чтобы проводили старца до Кириллова, сдали там игумену и покоили бы его по монастырскому чину!..
В Ярославле, в ополчении, понимали также, что надо как можно скорее избрать законного царя.
Чтобы земля стала! говорил чуть ли не на каждом заседании князь Дмитрий.
И на одном из заседаний постановили, чтобы города прислали свои решения приговоры, кого хотят в государи. И прислали бы они их, эти приговоры, со своими представителями, чтобы на совете наметить кандидатуру государя. В соборной грамоте, которую оформили дьяки ополчения, не было ничего о боярах, сидевших в Кремле, и выступавших против них ополченцев.
Соборную грамоту князь Дмитрий, хотя и был главой ополчения, подписал десятым, после Морозова, Долгорукого, Головина, Одоевского, Пронского, ещё и других, и даже после Мирона Вельяминова Этого требовало местничество. И оно получило свое Кузьма же оказался в этом ряду ещё дальше князя Дмитрия, пятнадцатым, и за него руку приложил князь Дмитрий
Ляпунов-то обличал тех, кто в Кремле сидит, заодно с поляками, сказал Кузьма. А здесь, в соборной грамоте, ни слова о них! Всё свалили на одного Михаила Салтыкова!
Он осуждающе покачал головой.
Великих бояр нельзя отстранять от избрания царя! резко заявил Иван Шереметев.
Ну да тихо пробормотал себе под нос Кузьма. Ему было понятно, что тот же Иван Шереметев отстаивает это из-за того, что его родственник, Фёдор Шереметев, сидит сейчас в Кремле с «литвой». Да и Черкасский родня Филарету! А брат того и сын сидят тоже в Кремле, при великих боярах.
Но Шереметева поддержали все князья, окольничие, стольники. И это раскололо совет.
* * *
Их стояние здесь, в Ярославле, затянулось. И Пожарский, встречаясь с Мининым, каждый раз подбадривал его, да и себя тоже, что они вот-вот, наконец-то, выступят.
Опять этот архимандрит, Дионисий! поморщился князь Дмитрий, получив письмо из Троице-Сергиевой обители. Торопит: пора-де и выступать к Москве! Она-де всем голова! Как будто мы не знаем этого!.. И ещё: возлюби ближнего, как самого себя! Какое лицемерие!.. Они сами там, по монастырям, передрались между собой! А тут поучают!..
Он не заметил, что говорит, как тот же Кузьма.
Он устал от склок и дрязг, которыми жил Ярославль последние месяцы. Хотелось чистоты, забыть в походе, на природе, о том, что происходило здесь. В этот день он обошёл полки, стоявшие постоем на посаде и в самом городе. То, что он увидел, насторожило его. Всюду была скученность, вонь от нечистот. Ополченцы, грязные, немытые, выглядели неважно, появились завшивевшие.
Кузьма, надо расселить ратных куда-нибудь! вернувшись в приказную, отдал он распоряжение Минину. Хотя бы по ближним деревенькам!.. И как можно скорее!..
Но они опоздали с этим. В начале мая появились первые больные. Затем их число стало быстро расти. Какая-то зараза, похоже, стала перекидываться из одного полка в другой. В полках запаниковали, когда в один день сразу умерло несколько человек. Из города побежали те, кто не выдержал, испугался.
Поветрие!.. Зараза! пошло гулять по полкам.
В Ярославле стало тревожно. И не только в полках, но и среди жителей тоже. К середине мая уже едва успевали хоронить умерших. Началось повальное бегство из города.
Князь Дмитрий собрал воевод, взял с собой Минина и дьяков и пришёл в храм Святого пророка Ильи, на площади города.
Батюшка! обратился он к протопопу. Тебе не нужно говорить, что творится с ополченскими! Как помочь людям?! Остановить поветрие!.. Помогай! И из иных церквей призови для службы!
Хорошо! согласился протопоп. Проведём крестный ход! Отслужим молебен! Да поможет нам Господь!.. И да будет суждено свершиться праведному делу!..
И вот из храма пророка Ильи выступила процессия духовных и ополченских. Несли икону Спаса, синолойные [13]кресты, пели псалмы От храма процессия двинулась в сторону воеводской избы. Прошли мимо церкви Иоанна Златоуста. Там ударили в колокола, к процессии присоединились ещё горожане, священники. Мимо воеводской прошли дальше, к церкви Леонтия Чудотворца, затем к стоявшему тут же собору Успения Пресвятые Богородицы. Там их тоже встретил перезвон колоколов. Оттуда, повернув направо, прошли мимо церкви Торской Богоматери и далее повернули к церкви Николы Рубленого. Везде их встречали и провожали колокольным звоном. У каждой церкви к процессии присоединялись всё новые и новые священники, с иконами послушники, монахи, простые горожане, посадские, крестьяне. Процессия росла, удлинялась, превращалась в людской поток, набиравший силу против морового поветрия, чтобы всем миром одолеть его Прошли Подзеленские ворота, затем мимо дворов, поставленных в каком-то пьяном беспорядке. От церкви Архистратига Михаила они повернули снова направо и двинулись к монастырю Преподобного Феодора, обошли вокруг него. После этого процессия направилась к Углическим воротам, выходящим на посад. За этими воротами они обошли вокруг церкви Рождества Богородицы, а уже от неё пошли к церкви Богоявления Господня. Вот только теперь процессия начала обходить посадские постройки, на которых разместились на постой полки ополчения.
Яков Тухачевский и Михалка Бестужев со своим двоюродным братом Никитой Бестужевым, а к ним пристали и все их приятели, смоленские, затесались в процессию ещё у воеводского двора. И сейчас они наблюдали, как батюшка из храма Пророка Ильи кропил и кропил каждое строение, каждый двор и избёнки, что попадались им на пути. А за ним едва поспевал юный отрок с ведёрком святой водицы
Обойдя посад, затем крепостные стены города, процессия вошла в город через Семёновские ворота и по Пробойной улице вернулась назад, к храму Пророка Ильи.
Смоленские служилые изрядно устали оттого, что пришлось тащиться вокруг всего города и по посадам. Постояв, поговорив ещё немного у воеводской избы, издали наблюдая, как Пожарский даёт какие-то распоряжения собравшимся вокруг него начальным людям, они гурьбой двинулись уже ставшим для них привычным путём к себе, на посадские дворы.
Через неделю мор пошёл на убыль. А ещё через неделю прекратился совсем.
Выбрав время, князь Дмитрий и Кузьма пришли в храм Ильи. Поблагодарив батюшку за помощь, они передали ему небольшую сумму на храмовые расходы.
Всё, что можем, извиняясь, сказал князь Дмитрий. Сам понимаешь, отче, нужда в деньгах в ополчении великая!
Благодарю, Дмитрий Михайлович, сказал батюшка. А на эти деньги поставим церковь ему, нашему Спасителю
Князь Дмитрий и Кузьма простились с протопопом, вышли из храма, остановились.