И все ожидания, связанные с освободительной войной, разбились у стен Константинополя, который русским войскам запретили брать. Александр II остановил русские войска, исполнив свои тайные договоренности с европейскими лидерами (имеется в виду так называемое секретное Рейхштадтское соглашение 1876 года). И это выглядело как предательство.
Но это еще не всё. В Сан-Стефано подписан мирный договор с Османской империей, но это не устраивает европейских лидеров, и они настаивают на пересмотре итогов нашей войны! И власть снова идет на это! В итоге состоялся позорный Берлинский конгресс 1878 года, ставший русским унижением, названный позже катастрофой.
Кто создал эту катастрофу? Русский солдат? Нет. Это сделала недальновидная, потерявшая связь с народом, ищущая одобрения у западных элит, власть. И ответственность целиком и полностью лежит на Александре II, царе-освободителе, продавшем Аляску, который своей недальновидностью, своим соглашательством и потаканием интересам западных лидеров, позволил обнулить результаты Балканской войны, позволил состояться унижению России.
Так была остановлена, начавшаяся с благородного порыва, добыть свободу, защитить братские славянские народы, «русская весна» XIX века.
Могла ли Россия миновать революционную трансформацию? Думаю, что у нас был такой шанс. Но он был упущен.
После катастрофы 1878 года Достоевский перестал писать о русской идее, как и о решении Восточного вопроса. Владимир Соловьев призывает едва ли не к духовному самоубийству, отказу от национальных интересов, и называет это русской идеей. Розанов бросает убийственное: «для меня вечная Ночь переносимее, нежели мысль, что из России ничего не выйдет.. А кажется ничего не выйдет». Конечно, не они одни думали так. Приведены именно эти мыслители, поскольку в XIX веке они писали о русской идее, а мы разбираемся в идейных исканиях христианских мыслителей, посвященных поиску и формулированию Идеи. Потому так важно видеть и понимать: что было сказано, что было найдено, или же, что, возможно, было утрачено.
После катастрофы 1878 года мы видим крах ожиданий, крушение надежд. Николай Федоров размышляет на тему общечеловеческого дела, поэтому его можно «вынести за скобки».
Христианские религиозные мыслители перестали искать возможность обновления остывшей идеологической формы (как писал Достоевский: «война освежит воздух, которым мы дышим и в котором мы задыхались, сидя в немощи растления и в духовной тесноте»).
После позорной сдачи национальных интересов, в России усилились революционные настроения. В 1881 году Александр II погибнет от рук революционеров народовольцев. И совсем скоро Российская империя всколыхнется, обрушится и восстанет новым государством, поразив весь мир.
А пока Россия застыла в каком-то странном состоянии. Вектор движения потерян. Ощущается идейная опустошенность, выраженная Розановым в одной фразе: «А кажется (из России) ничего не выйдет». Достоевский говорит о «немощи растления и духовной тесноте». В книгах пишут, что Россия потеряла идею Петра I и Екатерины II [9] А Достоевский писал, что отказ от решения Восточного вопроса способен «вдребезги разбить Россию».
Ф. М. Достоевский: «Восточный вопрос есть исконная идея Московского царства, которую Петр Великий признал в высшей степени и, оставляя Москву, перенес с собой в Петербург. Петр в высшей степени понимал ее органическую связь с русским государством и с русской душой. Вот почему идея не только не умерла в Петербурге, но прямо признана была как бы русским назначением всеми преемниками Петра. Вот почему ее нельзя оставить и нельзя ей изменить. Оставить славянскую идею и отбросить без разрешения задачу о судьбах восточного христианства значит, всё равно что сломать и вдребезги разбить всю Россию». [10]
Это состояние ощущают многие: кто-то отчетливее, кто-то как смутную тревогу. Александр Блок в 1906 году пишет статью «Безвременье», где изображает ужасную паучиху, окутавшую всё своей паутиной. Вчитаемся в его строки:
А. Блок: «Но и Достоевский уже предчувствовал иное: затыкая уши, торопясь закрыться руками в ужасе от того, что можно услыхать и увидеть, он все-таки слышал быструю крадущуюся поступь и видел липкое и отвратительное серое животное. Отсюда его вечная торопливость, его надрывы, его «Золотой век в кармане». Нам уже не хочется этого Золотого века, слишком он смахивает на сильную лекарственную дозу, которой доктор хочет предупредить страшный исход болезни. Но и лекарственная трава Золотого века не помогла, большое серое животное уже вползало в дверь, нюхало, осматривалось, и не успел доктор оглянуться, как оно уже стало заигрывать со всеми членами семьи, дружить с ними и заражать их. Скоро оно разлеглось у очага, как дома, заполнило интеллигентные квартиры, дома, улицы, города. Все окуталось смрадной паутиной; и тогда стало ясно, как из добрых и чистых нравов русской семьи выросла необъятная серая паучиха скуки
Паучиха, разрастаясь, принимала небывалые размеры Люди стали жить странной, совсем чуждой человечеству жизнью. Прежде думали, что жизнь должна быть свободной, красивой, религиозной, творческой. Природа, искусство, литература были на первом плане. Теперь развилась порода людей, совершенно перевернувших эти понятия и тем не менее считающихся здоровыми. Они стали суетливы и бледнолицы. У них умерли страсти, и природа стала чужда и непонятна для них. Они стали посвящать все свое время государственной службе и перестали понимать искусства. Музы стали невыносимы для них. Они утратили понемногу, идя путями томления, сначала Бога, потом мир, наконец самих себя». [11]
Нельзя согласиться с тем, что Достоевский стремился «закрыться руками» от наступающего будущего. Тут иное: произошло не перерождение человека, а потеря смысла, угасание миссианского огня, потеря цели. Возникла идейная пустота, которую русские христианские философы не смогли наполнить новым содержанием.
Что-то было угадано. Были высказаны интересные мысли. Но они так и остались мыслями, не повлиявшими на жизнь русского народа. Истративший свое миссианское топливо русский исторический проект, по образному выражению Блока, покрывался паутиной. И Блок восклицает в конце своего повествования: «Кто же будет рвать паутину?»
А. Блок: «А что, если вся тишина земная и российская, вся бесцельная свобода и радость наша соткана из паутины? Если жирная паучиха ткет и ткет паутину нашего счастья, нашей жизни, нашей действительности, кто будет рвать паутину?
Самый страшный демон нашептывает нам теперь самые сладкие речи: пусть вечно смотрит сквозь болотный туман прекрасный фиолетовый взор Невесты Ночной Фиалки. Пусть беззвучно протекает счастье всадника, кружащего на усталом коне по болоту, под большой зеленой звездой. Да не будет так». [12]
Оказавшись в состоянии «безвременья», в идейном вакууме, потеряв цели, утратив идею Петра, или как выразился Федор Достоевский, в «немощи растления и духовной тесноте», как бы в некой паутине, Российская империя начала постепенно дрейфовать в сторону революции.
В дальнейшем мы еще обратимся к творчеству Александра Блока. Но прежде предлагаю совершить небольшой экскурс в историю, назад к истокам.
Ведь что такое русская идея? Если это цель, чья цель: интеллектуальной элиты, или русского народа? Если это цель русского народа, то она должна быть простой и понятной любому крестьянину, любой бабе на базаре. Разве нет?
И если это некая движущая сила, придающая импульс движению русской истории, то может ли быть, чтобы её не существовало прежде XIX века?
Многократно цитировавшийся нами ранее Ф. М. Достоевский, указывает на глубинные корни русской идеи, которые, по его мнению, восходят к Петру I, и даже ранее к Московскому царству. [13] Поэтому мы с вами вглядимся в историю, чтобы попытаться увидеть русскую идею там: ее возникновение, становление, и понять причины идейного угасания, произошедшего к концу XIX века. То есть, попытаемся сделать то, что не удалось нашим выдающимся мыслителям XIX века.
Источники
1.8 Солидаризационное развитие человечества
Перед экскурсом в прошлое, предлагаю ознакомиться с одним из многих вариантов современного понимания русской идеи. В данном случае, определение дано доктором исторических наук профессором, членом-корреспондентом РАЕН В.Э.Багдасаряном
«В чем сущностно заключается русская идея, какое ее прочтение давали? Не смотря на то, что различались подходы, в отношении того, откуда берется эта идея, различался и язык зачастую, аргументация, удивительное дело, что все мыслители с разными позициями, сходились в одном: русская идея это идея солидаризационного развития человечества. Здесь важна каждая составляющая, каждый компонент этой формулы.
Первая составляющая солидаризация. Это идея, выдвинутая в XIX веке, с таким поименованием как соборность. Соборность это особое духовное единение. Это даже не просто социализм социализм как преобладание общего над частным это даже не просто коммунизм, это духовное объединение. .
Вторая составляющая человечества. То есть, не просто солидаризация одного народа, нации и тем более этноса, а это идея объединения человечества. Это миссианский компонент русской идеи это идея спасения, спасения человечества. Здесь принципиально важно не господство, а спасение. Это прямо противоположно идее мирового господства <.>
Третья составляющая развитие. Идея развития на основе солидаризации. Запад предложил идею развития на основе конкуренции. Россия, русская идея предложила другую модель развиваться не на основе конкуренции, а на основе солидаризации». [1]
Действительно, у многих мыслителей, писателей и философов, размышлявших о русской идее, мы можем встретить нечто общее: а именно, единение человечества на принципах любви, братства, или для совершения общего дела (Федоров), как некое идеальное будущее, и даже как некую цель для всего человечества.
А Федор Михайлович Достоевский прямо назвал единение человечества русской национальной идеей.
«Все у нас, несмотря на всю разноголосицу, всё же сходятся и сводятся к этой одной окончательной общей мысли общечеловеческого единения. Это факт, не подлежащий сомнению и сам в себе удивительный, потому что, на степени такой живой и главнейшей потребности, этого чувства нет еще нигде ни в одном народе. Но если так, то вот и у нас, стало быть, у нас всех, есть твердая и определенная национальная идея; именно национальная. Следовательно, если национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем, прекратив все раздоры до времени, стать поскорее русскими и национальными». [2]
И многие исследователи отмечают эту общую черту. Автор книги «Русская идея и ее творцы» Арсений Гулыга пишет по этому поводу:
А. Гулыга: «Русская идея это предчувствие общей беды и мысль о всеобщем спасении. Она родилась в России, но опиралась на западную, прежде всего немецкую философскую культуру. Ее источники: русский исторический опыт, православная религия, немецкая диалектика. Русская идея имела целью объединить человечество в высокую общность, преобразовать в фактор космического развития». [3]
Но он же задается логичным вопросом: почему идея объединения и спасения человечества называется русской?
А. Гулыга: «Остается ответить на вопрос, почему идея объединения и спасения человечества называется русской? Случайно ли, что она родилась именно в нашей стране, или существует глубинная связь между перечисленным комплексом идей и жизнью русского народа?» [3]
Поставив логичный вопрос, Арсений Гулыга не отвечает на него. Впрочем, пытается связать это с жизнью народа. Ведь очень важно понимать, что русская идея не может быть лишь неким интеллектуальным конструктом, теорией, рожденной пусть даже каким-то гениальным умом. Она может быть взята только из среды народа, иначе это не русская идея, а нечто иное (взгляд отдельного мыслителя, солидаризационная мысль группы мыслителей).
И я не случайно привел одно из пониманий того, чем может являться русская идея (по мнению Багдасаряна В. Э.) Вслушайтесь в эту формулу: «солидаризационное развитие человечества». Если бы мы пытались понять, о чем писали мыслители XIX века, то да, возможно. Мы видим общие черты в их размышлениях, в части, обращенной в будущее. Мыслители приходят к тому, что человечество должно развиваться солидаризационно. Замечательно. Но можно ли назвать эту мысль искомой русской идеей? Ведь русская идея должна, как мне кажется, быть близка и понятна всем, а не только элите.
Давайте представим разговор двух солдат Российской империи, пытающихся осмыслить: чего ради на земле существует наша страна, чего ради они служат царю и Отечеству, «не жалея живота своего».
Так ведь без нашего народа, человечество не объединится, вероятно, должен сказать один.
И не будет развиваться, видимо, добавит другой.
Нелепый разговор, не правда ли? Понимаете? Если это национальная или русская идея, то она должна быть: во-первых, проста, во-вторых, понятна, в-третьих, амбициозна! А как иначе?
В. Э. Багдасарян создал хорошую компиляционную формулу. И как было уже сказано, многие исследователи, анализирующие работы мыслителей XIX XX века, исследующих данный вопрос, увидев эту общую черту, решают, что это и есть русская идея.
Вот похожий взгляд, высказанный доктором филологических наук, профессором Петром Евгеньевичем Бухаркиным, автором работы «Русская идея в русской литературе». [4]
П. Е. Бухаркин: «Можно сказать, что именно соборность лежит в основе самореализации Русской идеи. [5] <.> Получается, что сама от себя, то есть в своих манифестациях в словесном искусстве, Русская идея говорит в самых конечных (а иногда и смазанных) пределах о соборности». [6]
Русская идея, по мнению профессора Бухаркина П. Е., в той или иной степени говорит о соборности. Причем понятие это сложное и не поддающееся четкой формулировке:
П. Е. Бухаркин: «Соборность понятие сложное и многообразное, могущее быть по-разному интерпретированным и способное оборачиваться различными своими сторонами. Более того, из-за своей предельной ёмкости она не поддаётся жёсткой логической формулировке». [6]
В данной работе встречается интересное определение национальной идеи, вообще:
П. Е. Бухаркин: «Любая национальная идея, в том числе и русская, является, в конечном счёте, выражением общенациональных представлений о смысле существования своей страны, её назначения и роли в мировой истории». [7]
Замечательно. Мы ищем общенациональное представление о смысле существования страны и роли России в мировой истории. Общенациональное! То есть, всеобщее, понятное всем, принятое всеми, или хотя бы большинством. И оно не может быть банальным. Ведь если так, то и роль России в мировой истории банальна. А банальное не вдохновляет, а значит, не может служить искомым «метафизическим топливом», позволившим славянским племенам объединиться и создать величайшую империю; «топливом», позволившим возродить могучее государство, причем, дважды в истории: