Какую есть, красивую, уродину,
Как будто оголить глухие стены.
Есть город, есть страна,
Вокруг леса и тёмные озёра.
Есть люди, живность, бог и сатана,
Правители, кураторы, позёры.
Есть место сцена книги,
Теперь внедряется фантазия.
Не домыслы и разные интриги,
Земные безобразия.
Фантазия от слова: «Нереальность»,
Простая выдумка из параллели.
Какая-то приятная сакральность,
Как пальма посреди метели.
Основой легли чувства человека,
Их параллельностью богатство.
Не инвестиции и ипотека,
А волшебство, подобно святотатству.
Должна быть мистика, немного фарса,
Щепотку запредельных дум.
Внедряя киберпанк в пределы дартса,
Без суеты, без траты непомерных сумм.
Есть в книге героиня женщина обычная,
В семье случилось горе, родственник усох.
Такая ситуация немного личная,
Не то, что таракан на кухне сдох.
Но дама не впадает в ступор,
Не выжигает сердце изнутри.
Ей каменные стены дом, не хутор,
Философы психологи щебечут до зари.
Решает мысль о познании себя,
Понять, и разобраться, есть ли путь без боли.
Жить в смерти, жизнь любя,
И переваривать стезю без сахара и соли.
Находит мастера, обычного системщика,
Который, тайно, людям помогает.
Он роль играет необычного приемщика,
Товары официально, а под полом, что лагает.
А это, как известно чувства человека,
Те милые засранцы, что по жизни за руку.
Для всех, как вечность, одному в пределах века,
То перец, то из мёда патока.
Тот мастер лекарь душ заблудших,
Внештатный мозгоправ подполья.
Он из династии волшебников, конечно, лучших,
В народе знали бы, всадили б колья.
Колдун предложит даме маленький обмен:
Она ему, что ценно для родной семьи.
Он начисто сотрёт из тела гадкий плен,
Да из ума он зачерпнет весь разум попадьи.
Не долго думала, в себе отчаявшись,
И согласилась на обмен сомнительный.
Забыв про церковь, не раскаявшись,
Отправилась в поход души, безмерно длительный.
Тут странности пошли у автора,
Он начал ощущать её в своём нутре.
Он превратился из бумажного оратора,
В монаха, что зрит небо, будучи в горе.
Сны начали являться из-под одеяла,
С какой-то рябью, глитчем и водой.
Сознание неведомой дырой зияло,
А мысли воевали пламенной ордой.
Все сновидения у Саши были наяву,
Как бы ни странно это прозвучало.
Его психоз мог занять целую главу,
Нам лучше бред весь промотать сначала.
Естественно, трусишка разум испугался,
И стал бояться уходить во сны.
Глаза слипались и краснели не справлялся,
И каждый раз он засыпал, увы.
И всё по новой, сон, как явь, а явь помехой,
С шумами и полосками, как в телике.
Со временем, он наблюдал утехой,
По снам гулял, как цирковой медведь на велике.
Привык, узнал, и полюбил присутствие,
Там всё являлось творческой абстракцией.
И даже замечал своё отсутствие,
Бессонницу, как разовую акцию.
Такое иногда случается,
Когда людишки жить обычно не хотят.
Днём все ворчат, творить не получается,
В кровати ночью гении творят.
Что происходит, милый? Мама беспокоится.
Ты мало ешь, и погостить не ходишь.
А Саша лишь обнимет и от слов умоется.
Ты за нос меня что ли водишь?
Так мать не дождалась ответа,
Ведь сын мечтал лишь об одном:
Когда приедет в сны карета,
И разум высший притупится дном.
Дно для системщиков обуза,
А высший ум система вычислений.
Как знания в пределах вуза,
Без душ и прочих вдохновений.
Ночь, хотя, нет вечер, да он самый,
Наш Александр руки потирает.
Ни алкоголь, ни вечера, ни дамы,
Он кроме снов теперь иного и не знает.
Ложиться, даже в новенькой пижаме,
Как будто к празднику готовится.
Реальность дней сегодня в пилораме,
Санёк во снах своих покоится.
Знакомый лик, красивые глаза.
Он узнаёт своё творение.
Она, как чаровница егоза,
Как мёд, вино, клубничное варенье!
Та самая, что героиней стала,
Его большого, первого романа.
Наверно, жизнь его устала,
Раз сон в реальность он внедрил, да без обмана.
Да, и в реальности он тоже был:
Записывал, что ночью видел, пробуя.
Он в двух мирах прекрасно жил,
У творческих людей манера жить особая!
Так вот, его ночная героиня,
Предел мечтаний всех писателей!
Она теперь читалась, словно линия,
Сюжетная, читателям, как соискателям.
Её далёкое и интригующее путешествие,
За горизонт, к познанию себя,
И автору досталось, как нашествие,
Но ненавязчиво, тихонечко любя.
По книге мастер посылает даму в джунгли,
Там есть шаман, что дыры зашивает.
Не дырки, где попали угли,
А общий разум, в космосе, что проживает.
Он был ей шагом вглубь очередным,
И Александру, также, параллелью.
Был для него сей смысл подставным,
Под коркой, ласковой свирелью.
И получается, что оба в путь собрались,
У каждого своя реальность.
Возможно, даже не встречались,
Причина есть, но точно уж не дальность.
Мир сна и книги, мир реальности земной,
Два континента с мостиком из хрусталя.
Свободный вход, немой конвой,
Два озера, а меж поля.
К чему сравнения звучат?
К тому, чтобы понять сознание!
Два сердца разный ритм стучат,
Но об одном всё это знание.
Один писатель, и героиня тоже,
Но, неизвестно, кто, кого придумал.
Не зря они уж так похожи,
Один обзор, один и угол.
А по-простому это он один,
Один, в себе и в героине книги!
Обзор, который всем необходим,
Понять: мы все в одном, и без интриги!
По Саши всё понятно,
Что в стадию вошёл другую.
И описал себя так внятно,
Да с ударением, смакуя.
Бывает так, когда о прежнем позабыл,
И человеческий напряг исчез.
Был круг одноповторности, и сплыл,
Как будто ум неведомый пролез.
И по-другому быть не может!
Как создавать всё новое в старье?
Жизнь из нулей не сложит,
Она встречает, как портье.
А там, естественный отбор,
Кому даны все силы и упорство.
Воронка, некий общий сбор,
А главное, работа, без притворства.
Отказ от мира с семьями,
Уход с животного загона,
Не в пользу вещества под теменем,
А в прок, небесного для трона.
Того сознания из космоса,
Что вне ума от человека.
Которому нет дела до воды и колоса,
До жизни с смертью, мерой века.
Так будни протекали Саши,
Он телом на земле, сознанием в романе.
Не пил вина, не ел и каши,
Как будто прикоснулся к пране.
А что с героями романа?
Там тоже всё по аналогии.
У героини зажила живая рана,
К походам попривыкли ноги.
Шамана встретила в Перу,
Прониклась шармом джунглей.
Ей гуру подошёл к нутру,
В прах чувства, бывших углей.
Огарков тех, которые от смерти,
Её больную душу прожигали.
Она, как камень, даже впредь,
Подобного все ищущие ждали.
Что примечательно не колдуну,
Он даму излечил без снадобья.
Не опускал наркотиком ко дну,
Он ум светлел, словами радуя.
Простые разговоры, чистый быт,
Лес, воздух, горы до небес.
Какой привычной жизни стыд,
В которой вера и аптека, будто вес.
Шаман ей говорил на ухо,
Тихонько, не тревожа остальных.
Обычно просто, очень сухо,
Не обсуждая всех больных.
Не говоря, как в мире тяжело,
Не прославляя жизнь и смерть.
Он, словно говорил: «Алло»,
Уму, которому всё нужно греть.
Всё понимать, осознавать и видеть,
По кругу просветления искать.
Да скромно так, чтоб не обидеть,
Как будто в краже кур таскать.
Шаман все истины в простом давал,
Что твёрдость разума успех.
Самокопание такой обвал,
Из множества подножек и помех.
Наш Александр создавал истории,
Про героиню и шамана,
И думал: «Почему же в горе я?»
Роман не просто, был, как рана.
Писатели истории дают,
Скрывая то, что их по праву.
Секреты там и здесь суют,
Как будто кто-то скажет: «Браво!»
А нужно излагать всё проще,
Как думаешь, и про себя.
Ум легче, если тощий,
Он жизнь покажет, но любя.
Таких писак простите люди,
Они заумны, только начиная.
Хотя, решать лишь вам, вы судьи,
А здесь история иная.
Писатель Саша стал писателем,
Не от того, что славы захотел.
Он был простым в себе искателем,
Поверх себя в рассказ свой улетел.
Но незадача, в книге просто
Шаман ту женщину прозрел.
А сам же автор был, как хвост,
Свой хвост, который он и ел.
Как змей восточных сказок,
О мире в замкнутом пространстве.
Из гримов и притворных масок,
На сцене, в цирковом убранстве.
Он поделил реальность и фантазию,
По маленькому опыту ваять.
Воздвигнув странную оказию,
Героев и себя немного разделять.
Его роман с сюжетом философии,
Давал понять, что наболело.
Он организму был, как кофе,
Творить задуманное смело.
Шаман и мастер трансформации,
Познание себя и путешествие,
Являлись должной пролонгацией,
А не внезапное нашествие.
Всё выдуманное, было из реальности,
Жизнь человека путь из книги.
Осталось смыть все сальности,
Из сердца выкинуть интриги.
И жизнь придумала процесс,
Раз Саша не внимал простое.
Завуалированно сунула прогресс,
Не объяснив, где, как и что такое.
Не стала больше разъяснять,
Как автору последовать за книгой.
Он и людей не мог объять,
Подозревая всё интригой.
Писать ты будешь очень долго!
Жизнь показала язычок.
Ты будешь в сене, как иголка
Себя поймай-ка на крючок.
Познай, что так дано с рождения,
Но только в самый день последний.
Пройди весь путь до исцеления,
Узри, что факты, как и бредни!
Я не могу сказать тебе,
Как волшебство вогнать в реальность.
Подобно, как сказать себе:
«Волшебное, и есть реальность»
Я знаю, что я чародейка,
От этого, могу творить.
Мой взор, как в огороде лейка,
Для жизни новой я могу полить.
Дать зарождение и рост,
Цветение и аромат весны.
Потом устроить водный пост,
Испепелить и мощь сосны.
Я пожелала, всё исполнилось,
Другие попросили, я дала.
Людским глазам я молния,
Под небом я скала.
На деле, мир мой точность,
Прямая мысль создавать.
Сухая я, иль сочность,
Мне среднее нельзя давать.
А люди коробушки рассуждений:
Возможно, может быть, наверно.
Мир подозрений и сомнений,
То хорошо, то скверно.
Как можно создавать в сомнениях,
Быть волшебством, не зная?
Вся жизнь проходит в блеяниях,
Фантомно, только тая.
У героини был шаман,
И мастер чувственной стези.
Но только дымка, как обман,
Души и разума УЗИ.
Посредники от волшебства до тела,
Как деньги, семьи и животные.
Как отдых, вера, дело,
Извне к себе, как нити сводные!
Но Саша, обретя такие знания,
Их не увидел, жизнь сказала:
«Раз слепы, всем вам наказание,
Искать себя с вокзала до вокзала.
Одной страны, и города того же,
Одной земли, и в космосе одном.
Вы разность видите в одном и том же,
Во сне живите, жизнь смотрите сном!»
Так и решилась участь творчества,
Писать, как будто создавая мир иной.
Но проповедуя пророчество,
От смерти к жизни, лишь одной.
Разбил писатель сказ на части,
Роман был очень продолжительным.
Он в двух словах мог описать все страсти,
Но ум людской немного мнительный.
Ему всё кажется, что мало,
Не очень полный пересказ.
Поэтому, под кожей сало,
До унитаза унитаз.
Часть первая сулила слёзы,
Нытьё и жалобы людей.
Мольбы, рыдания и грёзы,
Как будто вой лесных зверей.
Вторая находила лекарей,
И мозгоправов очень чутких.
Их лозунг, как у пекарей:
«Избавим вас от спазмов жутких!»
Они конечно же в сторонке,
А подопечный сам лечился.
Как бога видеть по иконке,
Он в каждом точно растворился.
По третьей части виден путь,
От сердца и до сердца,
Один лишь дом, как тело суть,
Одна душа, как в космос дверца.
Четвертая пора домой,
Туда, где были все вначале.
Весной и осенью, да летом и зимой,
Всегда, как в замкнутом причале.
А был ли путь? Или стоит всё статью?
И все движения, как иллюзорность?
Вот мне узнать бы!
Съедал писатель свою скромность.
Роман написан, жизнь идёт.
А что писатель? Как успехи?
Он смастерил страницам переплёт,
На разворот коллаж свой для потехи.
Нашёл редакцию без платы,
Отредактировал, как мог.
И выпустил, лишь ожидая даты,
Стал славу кликать, он как бог.
Мол, я и так светило, коль
Само собой, я гений по нутру.
А позже глаз увидел боль:
«Ваш рейтинг скачек это ноль».
Про книги на бумаге он и не мечтал,
Что будут покупать вначале.
Чего он точно не познал,
Читать не жаждали и в виртуале.
Поставил ценник он: «Бесплатно»,
Халявный бонус, это главное.
Обозревая через месяц статно,
Он обнаружил тоже самое.
Плохой из Саши менеджер,
Он не умеет творчество толкать.
Пустует тихо мессенджер,
Никто не хочет Сашу знать.
Да, первоначальная задумка,
Создать мир для покоя вечного.
Как с личными вещами сумка,
После ухода быстротечного.
Создать мир в личных книгах,
И обретя там божий дар,
Посты занять в крупнейших лигах,
Спустить из прежнего весь пар.
Забыть ту нищету земного шара,
Все сложности и трудный путь.
И во главе божественного дара,
Создать реальность, лично в суть!
Конечно, всё звучит помпезно,
На деле, просто он хотел продлить
Жизнь тленную, и безвозмездно,
Создать мир новый, там и жить.
То место, как бы после смерти,
Тот уголок, что рисовал, живя.
Хотите нет, хотите верьте,
Он честно думал, лишь любя!
Жизнь странная теперь,
Семьи нет, одинок.
В мир человеческий закрыта дверь,
Мотать писательский придётся срок.
Нет лишних денег, с работой не везёт,
Еда по выходным, как праздник.
Но совесть сильно не грызёт,
Внутри вселился творческий проказник.
Всё в мире, в свете, за пределом,
Благоволит к писательству его.
Жизнь наградила этим делом,
Как будто он рождён лишь для того.
Всё отнимает, средства в норму,
Есть голод, холод и стремление.
Свободный график, тапки в форму,
А главное, ума благословение!
Раз так, начну я книгу новую!
Решил писатель, между прочим.
Придумал даже тему годную:
Запечатлеть навечно очи.
Он говорил про тех людей,
Что без внимания остались.
Без его ласки и идей,
Он про семью, они реальностью являлись.
Хотел, раз не сейчас, то в ином мире,
Создать портрет их навсегда.
А что мешало, выставить, как в тире,
И расстрелять, исчезнет всё тогда.
Такой, немного неуверенный исход,
Как будто сил и смелости чуть-чуть.
Переписать попроще код,
Закинуть в виртуальность суть.
Тем более, что разницы и нет,
Где настоящее, а где абстракция.
Тьма тоже самое, что свет,
Недвижность, что реакция.
Добром и чуткостью назвал,
Отдал все чувства сердца.
Все слёзы и улыбки там позвал,
Реакция сильнее перца.
Опять описывает поиски,
Конечно же себя, через других.
Какие-то людские происки,
В конце, для мирных дел, благих.
За архетип героя сказа,
Он взял реального сынишку.
Нет большего экстаза,
Увидеть там парнишку.
В реальности мешает дурость,
И человеческая подлость.
А в творчестве ликует мудрость,
На нет исходит гордость.
В беспамятстве герой живёт,
Работает прислугой людям.
Он спину на кого-то гнёт,
Подносит чай на блюде.
Но как-то раз, он свет увидит,
Немой, и очень слабый блик.
Поймёт, что жизнь свою он ненавидит,
Не просто это будет бзик.
Он осознает, что другой,
В какой-то жизни, но не в этой.
Искать он будет путь иной,
Во мраке, и в истоках света.
Потом, он вспомнит сына,
Мальца, которого растил.
Сравнит, что ум не больше дрына,
Он так легко всё упустил.
У Саши схожая дилемма,
Он между двух миров залип.
Возможно, и обычная проблема,
Но кажется, что он один так влип.
Живёт у бездны на краю,
А там, за горизонтом человечество.
Они все, будто бы в раю,
Икона их отечество.
Но так у всех, всем жизнь, как сон,
А за его пределами, как будто истина.
Всем людям низенький поклон,
За их обман себя, навечно, видимо.
Писатель думал, что его проблема,
Покруче, чем у книжного героя.
Но одинакова везде система,
У разума частиц, жужжащего, у роя.
Все ищут сыновей, и слёзы льют,
Те рядом, хоть рукой подай.
Одни в петлю, другие пьют,
Тут третий зарычал, четвёртый не рыдай.
Глупцы! Всего-то нужно рядом быть,
И не придумывать проблемы.
Неинтересно по течению проплыть,
Всем хочется в обход построить схемы.
Короче, в книге разворот сюжета,
Герой включает мозг, проснувшись.
Он вылезает из штанов с вельвета,
И начинает тыкать ум, уткнувшись.
Жизнь человека, словно календарь,
Работа на кого-то до мозолей,
Души хватает на простой фонарь,
На выходной, поспать, нет больше воли.
Шалаш с названием: «Жильё»,