Он сидел на школьной крыше и думал об этом. Думал, а на лист скетчбука неровно и пестро ложились закатные мазки. Не то чтобы Дэн любил пейзажные этюды, люди привлекали его больше. Но этот вид зеленая горжетка парка, радужные самоцветы многоэтажек, инопланетный шпиль Останкинской башни ему нравился. Он пообещал себе вылезти сюда еще накануне. Сам не узнавал себя: где его желание неукоснительно соблюдать все на свете правила? Как-то быстро новая школа его изменила.
Правда, изменила. Он даже готов был признаться, что слегка влюбился в нее. В ее необычные лица, в зеленые стены и свет на плохо положенном линолеуме. В столовские бутерброды с колбасой, которые обожала Марти. В дурацкую стенгазету «Голос». И
Красиво! раздалось за спиной. Очень-очень! А вот это кто?
Дэн едва не подпрыгнул и обернулся, в первый миг порываясь дать деру. Замкнуло: голос был девчачий, а в мозгах панически мелькнуло: «Неужели Славик?» Нет, не охранник-бульдог, который тоже, кстати, оказался ничего. Это Ася стояла рядом и рассматривала страничку скетчбука, уперев руки в колени. Ветер развевал ее светлые, пахнущие лимоном хвостики, кидал правый Дэну прямо в лицо. Он не смел пошевелиться. И зачем только Ася сюда влезла, как?
Это, повторила она и ткнула пальчиком в две сидящие на ближней крыше фигуры. Что за дядьки?
Дядьки. Дэн улыбнулся. Он действительно это сделал бездумно пририсовал на скетч сторонних персонажей. Собственно, Квай-Гона и Оби-Вана. Они сидели и смотрели на Останкинскую башню.
Джедаи, осторожно пояснил он. Ася моргнула. Рыцари света. Из кино. «Звездные войны». Там еще мечи такие лазерные.
Ой, да, слышала, задумчиво сказала она. Надо тоже посмотреть
Посмотри! От волнения Дэну самому неловко стало. Могу тебе диск дать, там все части, и старые, и новые, и
Угу, Ася сказала это с запинкой. Если Макс захочет, я попрошу. Он вроде тоже собирался давно. А у меня даже проигрывателя нет. Она опять помедлила, явно жалея, что призналась. Кошмар, да? Я будто нищенка какая-то
Что ты! поспешил возразить Дэн. Да и зачем вообще он? Так у нас есть, но стоит пылится, мы мало пользуемся. Я купил диск, просто потому что это мое любимое кино.
Ася улыбнулась тепло, благодарно, но с тем самым взглядом, где «Я не хочу про это больше говорить» не прочтет только дурак. И Дэн замолчал. Ох, как же нравилась ему эта девчонка, похожая на хрустальную фигурку он пока не понимал, какое это «нравится» когда хочется встречаться или рисовать. И старался не думать.
Можно посмотреть, что у тебя там еще? Она кивнула на рисунок. Давно попросить хотела, стеснялась.
Дэн поспешил передать скетчбук, и Ася, присев рядом, зашелестела страницами. На каждой задерживалась взглядом, приметила и «электричечные» виды, и Чубаку в цветочном венке, и Оби-Вана с мечом, и свой портрет, и портрет Марти. «Класс, класс» завороженно повторяла она. Одна из страниц вся была изрисована портретами директора в профиль, в анфас, в полный рост. Почему-то Дэн рисовал его всегда в форме красноармейца, а один раз изобразил даже на коне, с шашкой.
Ничего себе, сказала Ася. Мне кажется, ему бы понравилось. Но с чего ты вдруг его? Ну вообще? Он даже по коридорам редко ходит, тот раз был исключением.
Просто кажется, он мировой дядька, ответил Дэн, подумав. Хорошо понимает детей. А мне захотелось понять его. Мой способ такой.
Ася посмотрела на него вдруг очень серьезно, даже испуганно. Как на колдуна.
Правильно понял. У него самого семьи нет, тихо произнесла она, дергая себя за хвостик. Не завел, в Чечне был долго Он нас любит. Не то что Наталья Сергеевна.
Дэн вздохнул. Ася не знала о дрожащих объятиях тети Наташи. Как и о том, что у нее, по словам мамы, дочка умерла в восемь лет. Поехала в лагерь на море и утонула.
Она хорошая, сказал он. Просто другая. И она вас, кажется, тоже любит.
Ася потупилась. Ей это шло: опущенные ресницы, склоненная голова, румянец. Тоже просилось опять на бумагу, особенно рядом с резкими, отталкивающими чертами Марти. Поняв, что слишком пялится, Дэн торопливо уставился на свои кроссовки. Дурак
Она считает, вдруг горячо заговорила Ася и почти силой сунула скетчбук обратно ему в руки, что мы должны быть жутко сильными. Вопреки всему. Идти вперед, как эти все пионеры и комсомольцы из «Завтра», все быстро позади оставлять. Девочки-амазонки, мальчики-паладины, даже если
Она замолчала, споткнувшись о какие-то слова. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями, но, видимо, она с ними не собралась. Сказала только:
Она вела у нас с пятого класса. Лорку знала, Лорка рассказы писала
Дэн понимал: Ася просто хочет выговориться. Наверное, ей все равно, что прозвучит в ответ, и лучше промолчать. Возможно, Ася говорила за весь класс, как самая чувствительная. Пусть так.
На похоронах она была. Голос дрогнул. У нее такая шляпка с вуалью. Я стояла рядом, видела, она плакала. Но потом она с сочинением этим Она резко встала и даже топнула ногой. Такая жестокая! Зачем так?
Да, отвечать было бессмысленно. Есть вещи, которые лучше просто пережить, как грозу или шторм, и сохранить в себе, но осмыслить позже. Что-то подсказывало Дэну, что Марти не так далека от правды. Что с этой погибшей девочкой дело не только в скорби по человеку, еще недавно сидевшему за соседней партой, но и в шестом коне.
Прости! Ася точно очнулась. Загрузила тебя, да? Зря я. Я вообще-то к тебе поднялась, чтобы вытащить, боялась, ну, вдруг тебя поймают А сама ною.
Как она заблуждалась! Это не было нытьем. А сердце от бесхитростного «Я к тебе поднялась» потеплело так, что и до щек жар добрался. Нет, сейчас ничего дурацкого, влюбленного. Просто по-человечески стало хорошо. Как когда Марти в день знакомства, после четвертого урока, вдруг сунула ему в руку тот самый, явно у кого-то стащенный бутерброд и грубовато спросила: «Не жрал небось сегодня?» Или когда ее приятель Макс на первой физре, видя, что у Дэна нет пары, чтобы перекидываться баскетбольным мячом, сам встал с ним, а Асе сказал: «Ты, зай, в стенку покидаешь немного, хорошо?»
Не переживай, он улыбнулся. Заканчиваю скоро. Проводить тебя?
Очень хотелось услышать «да», но Ася помотала головой.
Не надо, спасибо. Я Макса жду вообще. У него баскет.
А-а-а Призрачное тепло схлынуло, а Ася как ни в чем не бывало продолжила:
Потом мы на дачу, ну, шашлыки, последние груши на деревьях
Осенняя красота. Новая улыбка вышла натянутой.
Осеннее обжорство! Ася этого не поняла, засмеялась и мило сморщила нос.
Ну кому что. Дэн все не сводил с нее глаз. Не мог. Ладно привет ему.
Ася глянула на маленькие часики-жучка на цепочке. Дэн вспомнил, как грустно она стояла в уголке и кидала мяч в стенку, пока Макс Гордеев не давал ему, Дэну, чувствовать себя совсем ущербным лохом. И устыдился.
Да, передам. Ася поправила хвостики. Пора, ладно. Удачи, Данила!
В этот раз он все сделал, чтобы она тоже почувствовала тепло его слов.
Спасибо. И тебе удачных
Обжорств?.. хихикнула Ася.
Красот! рассмеялся Дэн.
Она побежала к люку, а Дэн еще долго слышал ее звонкий удаляющийся смех. Ничего не мог поделать, было досадно, что она уходит, уже думая о своем, и что ее не нужно провожать. Дэн закрыл скетчбук: больше не рисовалось. Да и становилось прохладно.
Он встал и опять глянул на теряющий краски город. Хлопнула школьная дверь, вскоре из ворот вышли Ася с Максом. Он поцеловал ее в нос и накинул ей на плечи куртку. Ася крепко обняла его; они двинулись по улице, счастливо растворенные друг в друге. По пути они спугнули хромого ворона. Тот отпрыгнул, разразившись карканьем.
Карканьем, похожим на голос Марти.
* * *
Птица тяжело взлетела, села на провода и внимательно, по-человечески уставилась на Дэна. Но едва ли тот обратил на это внимание: он сейчас видел лишь размытую полоску фонарей и светлые развевающиеся волосы Аси.
26.05.2006. Кирилл Романов
Честно, я испытал экзистенциальный ужас, услышав все это: про дупло, капсулу и тем более, простите, этрусков, пришельцев, храмы в общем, нетленность нашей графомании. Мое мнение глубоко непопулярно, но вот оно: пытаясь создать что-то такое нетленное, до фига важное, люди и плодят мусор. Вечные вещи немного про другое, поэтому я, подумав и поняв, что Макса все же (пусть и довольно неуклюже) люблю, решил относиться ко всей этой задумке с дневником попроще, примерно так
«Окей, мне для выработки неразборчивого врачебного почерка тоже нужно где-то тренироваться».
Начну с того же, с чего Марти (окей, признаюсь, я тоже жулик-засранец, который счел необходимым прочесть предыдущие записи). Обо мне тоже ходит по миру много разных историй. Я их коллекционирую. Бойтесь, ребята, самые ценные экспонаты могут оказаться правдивыми. А могут и нет.
Есть, например, вот та, что я гей и тайно хочу сменить пол.
Или та, что Его Честь (то есть мой отец) чуть не забрал меня из института, узнав, что я с парой приятелей пытаюсь повторить эксперименты Демихова, то есть сделать из двух живых собак одного двухголового пса. Или две еще школьные байки: в одной я синтезировал забористую дурь в кабинете химии и распылил на дискотеке, из-за чего все стали изображать зомби и кусать друг друга, а в другой, вместо того чтоб решить проблему травли словами, а не кулаками, поймал кого-то из обидчиков, приковал в туалете к батарее и пригрозил отыметь ручкой от швабры.
Конечно же, я не буду их рассказывать, потому что это дичь. Как минимум в том туалете не было швабры, ее держали в подсобке, от которой у меня не было ключа. И вообще насилие, тем более ректальное, не метод. Но я увлекся.
Моя любимая история безобиднее. Она про то, что Марти, вот та самая Марти, которая одним гадает на жениха, а других кормит колбасой, моя невеста. Насколько она правдива думаю, только потомки и узнают, я ведь сам еще не в курсе. Но ее я расскажу.
А почему нет? Ты же с детства про них говорил! Созданы друг для друга!
Отец вещал горячо и убежденно, пыхтя и, может, даже в кресле подпрыгивая. Кирилл подслушивал лениво и равнодушно. Разговор напрямую касался его судьбы и не представлял собой ничего ценного. Как и все подобные разговоры.
Слав, это ж не значит, что я сейчас ее замуж отдаю, вяло отбрыкивался собеседник. Голос у него был низкий, рокочущий, но очень растерянный. Она в десятом! И потом Табличка «Моя жена ведьма» тебя не пугает? Вы верующие вроде
Моему такая и нужна, чтоб дурь выбила! горячился отец. А ведьма ну, не темная же. Вероника по-доброму ворожит, знаю, она коллеге моему помогала, и вообще
На другом конце провода отчетливо вздохнули.
Сла-ав ну что ты вообще подорвался? Да, бывают в жизни огорченья: рождаются дети с мозгом. Но Кир у тебя что надо. Я не так чтоб понимаю всю эту современную вседозволенность, но он вполне себе мужик! Клятву Гиппократа вон соблюдает
С преподавателями спорит! Отец явно начал загибать пальцы. Девушки постоянной нет! Вечно подписывается на какие-то мутные авантюры и эксперименты! Кирилл мысленно закатил глаза, вспомнив, что Шерлок Холмс вообще лупил трупы тяжелыми предметами. А эти их студенческие оргии в стиле древних греков? Каждую пятницу! Он там сосется невесть с кем, я фотки видел
Фотки. Подсунул кто-то из завидовавших «несправедливым» пятеркам. Мрази.
А то ты молодым не был и я тебе пиздюлей за курение травы не вламывал! расхохотался собеседник. Кирилл окончательно понял, кто это, и теперь пытался вспомнить имя. Лукин. Дядя Вова? Дядя Дима?
Владушка, прозвучало столь нелепо, что Кирилл едва не фыркнул, а может, и фыркнул. Ну попробуем, а? Ему правда надо. Какая-нибудь положительная девушка. Он не дал перебить. Ну или не положительная, а хоть такая же твердолобая.
Э-э, «Владушка» точно, Владимир Петрович! явно опешил. Слав я, конечно, понимаю, что ты двести лет судействуешь и света не видишь, но вот то, что ты описал, твердолобая плюс твердолобый коктейль Молотова наживую.
Кирилл представил, как Его Честь рвет волосы воображаемого судейского парика. Обычно добиться желаемого у него получалось куда быстрее. Наконец отец вздохнул, явно посчитал немного в уме и сделал то, что делал крайне редко, заюлил:
Ну-у-у-у-у эх. Тогда, Владушка, я вас просто приглашаю на дачу. Всех. Мы дом новый отгрохали, а ты не видел еще, думаем даже пруд копать попозже
Не могу, довольно нервно отрезал Лукин. На делах сижу. Сложные фигуранты. Надо оперов прикрывать и следаков за яйца держать, а то прессуют суки всякие, чтоб своих подследственных отмазать
А ты мне сук списочком, отец понизил голос, и снова Кирилл едва не хмыкнул. А ну как с кем помогу, ниточки подергаю Голос крепнул: он сел на своего конька. И да, раз ты в такой жопе, чего жену-то не вывезти да дочку?
И все-таки да. Отец умел убеждать.
У нас охрана, сладенько продолжил он. И воздух! Машка моя рада будет, она же с тоски загибается без подруг. Речка, шашлычки, клубника, все такое!
Хм. Ну все. Лукин определенно уже реагировал иначе, прикидывал варианты. Я поговорю, Слав. Может, правда выпну красавиц. Но ты там сильно не напирай, а то
Не буду, обещаю! Отец врал. Кирилл это знал. Но если сойдутся если сойдутся, то это будет
Кирилл, небывало раздраженный всеми этими «если», хотел было повесить трубку и выматериться в стену, но не успел: телефон буквально завибрировал от смеха.
Ох, Славка судя по тому, что ты не заметил, как сынко пыхтит, мне лучше дополнительно послать к тебе спецназ для охраны. На них-то шашлыка хватит? А клубники?
Они заржали уже хором. Кирилл почувствовал себя лишним и трубку все-таки повесил. Вот же клоуны Он устало пересек комнату, завалился на кровать, стряхнув с нее пару медицинских книг, и стал смиренно ждать. Кара не задержалась: дверь распахнулась уже минут через десять, без намека на стук, и отец в любимом халате «а-ля буржуй», с благородной пепельной сединой в бакенбардах и недобро похрустывающими кулаками показался на пороге.
Ты подслушивал я не постучал, безапелляционно отрезал он. Ну сразу же ясно: судья.
Ты там пытаешься меня с кем-то страхать я не желаю слышать об этом, не шевелясь, откликнулся Кирилл.
Отец скривился: обожал вот эти ханжеские «не матерись», «полегче», «что за слова, ты же мужчина», «стыдоба». Но отвечать не ответил, и Кирилл попытался атаковать сам:
Слушай, это новое что-то. Когда тебя учеба моя волновала и то, что я иногда позволяю себе развлечься на вечеринках Всего раз в пару недель. Нельзя же вечно зубрить.
Вы там обжимались-лизались, тут же набычился отец и соизволил-таки зайти, прикрыть за собой дверь. В простынях расхаживали, как кучка психов, вино
В хитонах, мирно поправил Кирилл. По заветам Гиппократа. И во внеучебное время. А обнимашки-поцелуи ну сыграли в бутылочку разок, детство заиграло
Они с отцом вздохнули хором хотя и по очевидно разным причинам. Посмотрели друг на друга, и тот завел пластинку по новой, только уже тише и как-то просительнее, что ли? Словно все понимал-принимал. Но для Кирилла это дышало скорее опасностью.
Мне не нравится твой досуг. Не нравится твоя упертость и юмор висельника. Не нравится, что ты приползаешь с засосами на шее. И он помедлил, вздохнул более шумно и вдарил-таки по больному. Мне не нравится, сын, что у тебя нет друзей. Вот главная вещь, которая меня бесит. И беспокоит.
Здесь ему разумнее было бы надеть каску или хотя бы судейский парик, но он не надел стоял так, с седой головой и торчащими всклокоченными баками. Смотрел вишневыми глазами в такие же вишневые глаза. Кирилл поморщился: накатила откуда-то иллюзия, что он видит свое постаревшее отражение. Которое жалеет для него даже восклицаний, какими сыпал, беседуя с любимым-обожаемым одноклассником.