Молоденькая была, глупая, а он красивый, видный, умел ухаживать. Вот польстилась на смазливость.
Бывает.
Опостылел он, сказала она с задумчивым холодком, словно с чурбаном жила, домой идти не хотелось. Без него дышать легче стало, свободу почувствовала.
Но сын-то безотцовщиной остался фактически. Значит, в воспитании его будет определённый пробел, который может осложнить ему взаимоотношения в человеческой среде.
Это так, к сожалению. И финансово Илюшу одной тяжелей поднимать; но я стараюсь за счёт сверхурочной работы, чаще всего ночной; какой-никакой, а всё доход.
А как сынишка? Один же остаётся!
Если меня нет дома, он у бабушки, мамы моей ночует.
Бывший не помогает?
Нет. А я не подаю на алименты. Из принципа. Коль сама отважилась на развод, мне и расхлёбывать.
Проведывает Илюшу?
Опять же нет. Возможно, потому, что сынок очень похож на меня и ни одной его черты.
Прозвучало ещё несколько фраз; она что-то спрашивала обо мне, я отвечал, не раскрывая своей подлинной сути эмигрантской. Общение с ней, созерцание больше исподвольное женственной, с небольшой пухловатостью фигуры доставляли немалое удовольствие; я ежеминутно отводил глаза, чтобы не выдать себя, бросая взгляды то в окно, то ещё куда.
Попутчица была, подчёркиваю, хороша собой: высокая, ладная, особенно завораживали полные бёдра почти идеальной формы, милое лицо светилось радостью жизни.
Незаметно, с нарастанием, появилось влечение к ней; она почувствовала мою устремлённость и, пожалуй, ответила бы моему порыву; глаза её томно заблестели, грудь неровно вздымалась. Мы были одни, дверь заперта, и нам никто бы не помешал.
Однако я быстро укротил забурлившую кровь. Изменить Наташе?! Чтобы потом до конца своего века чувствовать себя словно испачканным в чём-то мерзостном и осознавать последним негодяем?.. Нет, такой номер не пройдёт.
Уловив мой изменившийся психоэмоциональный фон, Саша тоже быстро остыла.
Ф-фу, вот наваждение! сухо, с отчуждением и вроде бы не к месту тихо воскликнула она, проведя по лицу ладонями, но я понял её.
С этого момента я жёстко держал себя в руках, проявляя только дружеское внимание.
Позже, оценивая своё ошеломительное настроение в те мгновения, я пришёл к выводу, что грубо ошибался: на меня просто воздействовал дамский парфюм, помноженный на привлекательность его обладательницы, и никакого ответного чувства не существовало даже в малейшей степени. И что скорее всего мне тоже досталась бы пощёчина, как и тому деревенскому вахланищу. И в добавление презрительное отношение на весь остаток пути.
Наконец, последнее: она напоминала мою супругу, даже запах духов был тот же, наверное, это сбивало с толку. В Торонто я не знал куда деваться от множества поклонниц, млевших от моего ресторанного пения и настроенных романически, но никогда и мыслей не возникало о близости с какой-нибудь из них. Любовь дорогой Натальи Павловны была превыше всего, остальное выглядело бы лишь имитацией её с неприятным тошнотворным привкусом.
За окном смеркалось. Всё сильнее хотелось есть. Я предложил сходить в вагон-ресторан и хорошенько закусить там, на что Саша прямо сказала, что для подобных заведений у неё нет денег.
Не беда, ответил я, все расходы беру на себя.
В таком случае я стану должницей, а это никуда не годится, и вы это прекрасно понимаете.
Напротив это я буду обязан вам. Не скрою, вы мне интересны как личность. И вы напоминаете мою жену, которую я безумно люблю.
Поколебавшись немного, она жеманно повела плечами, сказала: «Ой, что я делаю, сумасшедшая!» и согласилась. Мы прошли в ресторан, находившийся через вагон, и сели за свободный столик.
Сашу испугали высокие цены в меню, но я успокоил её, сказав, что для меня такие расходы всего лишь мелочь.
Моё портмоне набито крупными купюрами, сказал я, улыбаясь и не сводя с неё взгляда. И на банковской карте немалая сумма.
Вы что, хвастаетесь?!
Нет, просто даю понять, что за тип перед вами и чего от него следует ожидать.
Увидев, что я валяю дурака, она рассмеялась и от этого ещё больше похорошела. Она понимала, что нравится мне, и вела себя немножко игриво, не замечая этого.
Заказали ужин с учётом наклонностей моей спутницы.
Точно ли вы тренер по самбо? проговорила она, вскинув на меня свои чудные глаза. Впечатление, что ваш заработок на чём-то другом, более весомом.
Нет, милая Саша, просто я тренирую очень богатых людей, и они щедро оплачивают мой труд.
В Торонто мне довелось провести несколько платных уроков рукопашного боя для миллионеров, увлекавшихся боевыми искусствами, так что я не слишком кривил душой.
Трапеза прошла в сопровождении непринуждённой беседы. И мы выпили по бокалу красного креплёного вина.
Из всего, что говорила моя новая знакомая, особенно запомнились слова о том, что наша встреча не случайна, что она предопределена свыше и послужит крутым поворотом в её судьбе.
Не знаю почему, но я уверена в этом, с непонятной радостью и просветлённым лицом сказала Саша в заключение. Вы убедитесь, что я права, увидите сами. Мои предчувствия никогда не обманывают меня.
Я не стал разубеждать её. Пусть тешится своими иллюзиями. Вот приедем, разбежимся в разные стороны и больше не встретимся никогда. И забудем друг о друге.
Однако дальнейшие события показали точность женской интуиции.
Ночью, в купе, устроившись на правом диване, она спросила перед сном:
Скажите, как вы встретились с Натальей Павловной? Как это происходило, если не секрет?
Наша встреча была случайной, ответил я со своей полки. Как случайно многое другое, определяющее жизненные повороты, включая самые крутые, как вы сказали в ресторане. А потом она спасала меня от преследования бандитов.
Девушка спасала вас, столь отважного человека, способного постоять не только за себя, но и других!
Их было много, а я один. И они были вооружены. Наташа приютила, спрятала меня на своей квартире. Я пробыл у неё трое платонических суток.
О, как романтично! А кто она по профессии?
Художница. Исключительно талантливая. Она пишет картины фантастической красоты.
Я начал рассказывать о живописи Натальи Павловны, особенностях её мастерства. И о том, как позже, в процессе развития знакомства с ней, покупал её полотна и что они представляли собой, остановившись более подробно на последней из них под названием «Возрождение», но скоро понял, что моя попутчица заснула.
Улыбнувшись про себя, я повернулся лицом к стенке и тоже быстро отдался во власть Морфея. И мне приснился сон, почти в точности повторявший один из эпизодов моего пребывания на Ближнем Востоке.
Тогда мы четверо во главе с капитаном Борисом Александровичем Храмовым, командиром нашей группы спецназовцев, сопровождали караван верблюдов до оазиса Эль-Хамала, в пределах которого находился городок с тем же названием.
Каждый из нас был одет в шаровары, длинную светло-бежевую рубаху с просторными рукавами, на голове бело-красный платок в клеточку, закреплённый жгутом из коричневых ниток.
В определённой степени этот арабский головной убор и наряд защищали от палящих солнечных лучей. Точно такая же одежда была и на шестерых погонщиках двугорбых, мехаристов по-здешнему. Мы мало чем отличались от них, потому как были загорелые до черноты по причине длительного пребывания под южным светилом. И наши спутники с заметной военной выправкой тоже были вооружены автоматами.
Храмов, получив приказ на эскортирование, отобрал троих бойцов, в числе которых оказался и я.
Короткие сборы: проверка снаряжения, оружия, боеприпасов, подгонка непривычного облачения, получение продовольствия и питья на несколько суток и караван двинулся.
Нам предстояло миновать двести шестьдесят километров по пустыне, являвшей собой открытую каменистую местность, перемежавшуюся гравийными участками и изрезанную редкими долинами с сухими руслами рек. Последние заполнялись водой только во время сильных зимних дождей, исключительно редких.
Пейзажи не самые радостные и в определённой степени однообразные. Температура же воздуха при зависшем над головой солнце зашкаливала за сорок пять градусов. И вся дорога на высоте семьсот-восемьсот метров над уровнем моря.
Караван небольшой, всего восемнадцать верблюдов. Что за груз несли на своих спинах «корабли пустыни», никто из нашей группы не знал. Вероятней всего, это было оружие. А может, какой-то драгметалл. Или и то и другое. В нашу задачу входило только обеспечение его сохранности.
За день проходили около сорока километров.
На третий день, в первой его половине, на нас обрушился самум, песчаная буря. Плотная стена мельчайших частиц песка и пыли, ударившая с юго-востока, была, наверное, высотой несколько сот метров, а может, и более километра, на глаз трудно было определить. Небо окрасилось в тёмно-красный цвет. Атмосферная температура поднялась градусов до пятидесяти. Лицо секли бесчисленные песчинки и обжигал неистовый ветер. Все надели респираторы и герметичные очки.
Верблюды инстинктивно двинулись напролом через этот ад, и мы, погонщики и спецназовцы, последовали вместе с ними, преодолевая сопротивление ветра.
Песчаные или пыльные бури, наносившие ощутимый ущерб хозяйственной деятельности, типичное явление на Ближнем Востоке. Но в последние годы их повторяемость и сила сделались беспрецедентными.
С наступлением темноты верблюды остановились, и люди устроились на ночлег. Арабы своей группой прилегли за туловищами верблюдов, спасаясь так от урагана.
Мы четверо по другую сторону каравана. Трое легли спать. Один на посту. Через два часа его сменил другой боец.
Ещё ночью, незадолго до рассвета, погода внезапно успокоилась, и наступило полное безветрие. С первыми лучами солнца караван снова тронулся в путь. Скорость движения на уровне человеческой ходьбы.
О чём я думал, созерцая мрачные ландшафты? О разном. Мысль такая штука, которая способна охватить мгновенно и прожитую жизнь, и человеческую цивилизацию, и мироздание на расстояния миллиардов световых лет всё, что было и что есть, созданное неизвестным могучим Создателем.
Но больше всего я предавался размышлениям о скором через месяц окончании моей контрактной армейской службы. О том, что сразу же поеду в родной Ольмаполь, где меня ждут моя мать и Томочка Манеева, девушка необыкновенной красоты и чудесных душевных свойств.
С Томочкой я был знаком ещё с подростковых лет. Она нередко присоединялась к нашей дворовой компании, когда я, аккомпанируя себе на гитаре или аккордеоне, пел разные блатные песни. В то время она была почти что ребёнком и не вызывала к себе никакого интереса.
И вот новая встреча. В мой очередной отпуск. Теперь это была особа, от которой глаз невозможно было отвести.
Мы столкнулись с ней на Мелких песках, главном городском пляже. Она была в купальном костюме, и её фигура привораживала своим совершенством и эротичностью.
Девушка поздоровалась со мной, я ответил. Но я не сразу узнал её, так она расцвела и похорошела, превратившись в настоящую красавицу. От прежней угловатой подростковости, у неё не осталось ничего.
Она же сказала:
Помните меня? Я Тома Манеева. Я всё восхищалась, как вы во дворе дома играли на аккордеоне. И наслаждалась вашим чудным пением.
Если откровенно, я глаза вытаращил от удивления, глядя на неё, такую пригожую.
Мы как-то сразу разговорились, и слова наши были такими задушевными, проникновенными! Не думал никогда, что могу быть столь медоточивым.
Потом сделали заплыв чуть ли не до середины Ольмы. Она быстро плавала брассом, и было приятно и интересно видеть, как она выбрасывает перед собой сильные загорелые руки.
Вечером мы снова встретились. Ночь провели вместе в пустой квартире её родственницы. Жарким объятиям не было конца. У неё была исключительно упругая кожа, в складку невозможно было собрать, даже на животе, что указывало на отличное крепкое здоровье и один из признаков долголетия.
Когда я сказал об этом, она рассмеялась и сказала сквозь смех:
Насчёт долголетия верно. Моей прабабушке девяносто два года, а она ещё управляется по дому и копошится на даче. Бабушке шестьдесят пять, провизор, занимается вопросами снабжения местных аптек надлежащими лекарствами и совершает ежедневные пятикилометровые пробежки. Маме сорок пять, а она почти на одно лицо со мной; мы с ней словно две сестры-близняшки.
Расстались мы только утром солнце уже высоко поднялось над городскими кварталами.
Наши свидания продолжались до конца моего отпуска.
Мне нравилось в ней всё, до кончиков ногтей на ногах. Её ангельский голос доставлял неизъяснимое наслаждение. Случалось, одолеваемая вспышками чувственности, она громко стонала или кричала, и тогда я обескураженно шептал ей:
Тише, тише, голубонька, соседей разбудишь, нельзя так.
В ответ она только смеялась и говорила:
Нет, можно и так ни в чём не хочу сдерживать себя. Ох, как мне хорошо с тобой!
Я улыбался и без конца целовал её грудь, бёдра, живот и плечи. Всё её тело бесчисленно исцеловывал.
Я ещё девчонкой мечтала, что выйду за тебя замуж, ещё говорила она. И нарожаю тебе кучу детей.
После свидания я шёл отсыпаться. Она же отправлялась на работу. За три недели наших встреч девушка похудела килограммов на пять. Из-за постоянного недосыпания прежде всего.
Мы договорились, что поженимся через год. Когда закончится мой армейский контракт. И что у нас родятся четверо детей две девочки и два мальчика. Нам ещё было неведомо, что волны провидения прибьют меня совсем к другому берегу и наши мечты так и останутся мечтами.
Когда я уезжал на службу, Томочка провожала меня на перроне железнодорожного вокзала, обнимала, целовала и плакала, словно прощалась навсегда.
Ближе к полудню в северо-восточной части неба послышался характерный звук вертолётных двигателей, и далеко над горизонтом показались две идущие уступом, быстро приближающиеся точки, вскоре превратившиеся в воздушные машины со сверкающими на солнце лопастями над фюзеляжем.
Вожатый каравана его звали Джафар дважды отрывисто крикнул, верблюды остановились, погонщики бросились врассыпную и приготовили оружие.
Капитан Храмов тоже скомандовал нам рассредоточиться и быть наготове.
Я прилёг за огромным валуном, защищавшим в какой-то мере. Храмов справа в нескольких шагах за каменным же выступом.
Вертолёты быстро приближались на высоте примерно триста метров. Через оптический прицел различились лица пилотов первой машины.
Моя «Гюрза» была заряжена патронами с бронебойными пулями. В своё время по ходу снайперских учений я прошёл программу отражения атаки противника с воздуха на наши боевые порядки. Сейчас происходящее отчасти напоминало условия минувшей подготовки, и многие свои действия я выполнял автоматически.
Летательные аппараты замедлили скорость. Левый пилот первого из них был похож на знаменитого французского актёра, забыл его фамилию, красавец да и только, наверняка он был любимцем женщин. Бронебойная пуля легко пробила бы бронированное стекло. В прицел было видно, как там, в высоте, стрелок повёл стволом крупнокалиберного пулёмёта, наводя его на цели внизу.
Это был неприятель, и намерения его не вызывали сомнений.