Он их путал. Говорил невпопад. Вместо спасиба доброго утра желал. А уже день.
Какое тут доброе утро, если солнце затылки жжёт.
Китайцы тоже мне маргиналы вместо «здрасьте» спрашивают: «а вы уже покушали?»
Культ еды у них, вот они и повёрнутые на этот предмет.
Я расшифровывал и отделял для Бима одно французское слово от другого не один раз, и не два.
Дюже надоело:
Говори всем мерси с эскьюзми и похрену. Нас тут никто не знает, потому и прикарябываться не будут. Какое им дело, что мы идиоты. Идиот, да идиот. Идиот он должен всегда извиняться и спасибо говорить. Что тут такого волшебного? В Париже таких болванов пруд пруди.
Опять сидим, сидим, опять ждём, ждём.
Щаща, говорит официант на ихнем языке.
Ещё сидим. Уже сердимся. И тут он пиво приносит. Мы: «спасибо, дорогой ». А многоточия вместо дополнительных слов чувствуются сильнее любого «спасиба».
«БлЪ последнюю» и «суку такую» вместо четвёртойшестой группы точек держим в уме. А лица насупленные, злые. Будто у себя на Осеньке сидим, бармена знаем, а он, тварюга, не чешется.
Наших «сук и продажных эрзацдевочек» в нашем молчании французу насквозь видно.
Но в глаз не даст. Мы же вслух не произносили.
Дааа. Там, во Франсии их грёбаной, тоже особо не торопятся с клиентами.
Не то, чтобы совсем ненавидят, но и не потакают дурным клиентским привычкам: типа если ты припёрся, то ты король, и перед тобой теперь на цыпочках ходи.
А ещё есть такое: «В слепом царстве одноглазый уже король». Вот и мы короли заезжие, одноглазые россияне.
Только голые и без прав.
А эти слепыши своей ущербности не видят: царство невежливых французских неторопыжек.
Наши официантши хотя бы страдают от собственной неповоротливости, и на них даже можно деревенски рыкнуть, и попросить жалобную книгу. И культурно написать в книге. Матом.
И на чай не давать!
Пьём, дальше молчим, других тем будто уж и нет: расстроились с такого обращения.
А это, промежду тем, показатель дружелюбности и цивильности народа в целом.
А у них подругому: приехали в гости живите по нашим законам. Но это их бин правильно.
А в уме жжёт: русскость виновата наша, или что? А мы ведь ещё трезвёхоньки!
Или он со всеми так.
Может эти, что рядом, тоже столько же ждали.
А сейчас им уже хорошо, и вообще они уже привыкли, и им пофигу.
Может сами, если в другом магазине или в другом кафе работают, ещё хуже медлят.
Пришли, времечко тикает, а они не торопятся, читают газетки, бабёнки мундштучками потукивают, глазки красят, любуются собой, других рассматривают.
Ни одной негритянки рядом, а нам обещали на каждом шагу по негритянке.
Бим очень хочет нынче, и додию хотел, негритянку, даже негритяночку половинчатую то бишь мулатка бы на крайняк сгодилась.
Сделал бы отбивную с неё. И холил бы её. Не хуже котлетки, так и сообщил товариществу.
И даже лишнюю банкнотку по этому поводу с собой взял.
И даже, вопреки обычаю, не вздрочнул с утреца.
Хотя мог и соврать:. С него не убудет. Но шансов с каждым бокалом всё меньше.
Но, опять же: как знать. Организм организму рознь.
Вот, к примеру, организм Егорыча, когда я это Егорыч, один. А у живого автора другой. А кто он, кстати, нынче?
Какой он и какой хер у него, не знаете? А какой у псевдонима? А у прототипа?
Блин! Вопрос до сих пор не проработан. А вопрос с херами немаловажен.
Ибо хер имеет рычаги не хуже, чем рулёжник в мозгу.
19. Бычки в кулачки
Не понимать. Нихт ферштее! Пепельницы нету. Лапша уже с сигарет свесилась. Всё равно нету пепельницы.
Официант мимо пробегает, мол: «Он понимает, что он АнуссКрыльями. И у него в баре Жопэ. Ну Французское Жопэ.
Как Анна Французская в Слоппи Джо, только настоящее жопэ! Задница, другими словами.»
[ Читал, сучонок, думаю я.]
Но это теперь.
А тогда мы сказали: «Чегооо?» и «сколь ещё ждать?».
Ну, некогда ему, говорит. И рукой по горлу. Занят он чрезвычайно. Он, видите ли, разносики разнашивает. Не до русских ему.
Показывает: вы пепел на улицу стряхивайте, это не страшно. Все, мол, так делают.
А мы: «Нет, нет, мы культурные люди, мы издалека не за этим ехали, четырнадцать тысяч километров на счётчике, нам поэтому пепельницу давайте».
А мы, надо сказать, у самого бордюра сидим. И прохожие через нас перешагивают. А мы им в ноги пепел трясь, трясь.
Бычки образовались в кулаке.
Надоело. Неудобно.
Тут я придумал, вернее, вспомнил, как у нас в Молвушке делают.
Тушу я бычок об торец столика а торец металлический и ставлю его торчком на стол. Стол вроде бы из пластмассы. Об него тушить греха не обернёшься.
Бим говорит:
Гут, Кирюха. Молодец.
И своего ужасного быка таким же манером хрясь.
Стоят бычки, не падают. Безветрие марки бриз.
Бим им пальцем грозит: «Стоять, женчины!» С низкой моральной ответственностью подразумевая женчин. А они бычки, а не коровки. Плевать ему.
Может, трубку покурим? Взамен типо, вспомнил ктото. Бим, наверно.
В обед покурим.
Рано ещё трубки курить, сказал я, мы тут быстро. Не надолго то есть: раскурить не успеешь, как уходить пора.
Ксаня говорит: «Так нельзя с бычками поступать: раскуривайте немедля трубку, а я вас при таком раскладе подожду».
А потом думалдумал, думалдумал, да после третьей думы чисто побабски очканул.
Обоссался то есть, и целовать сандалии полез: «И мне, говорит, оставьте курнуть. Я тоже, мол, хочу. Он, видите ли, тоже человек».
А мы посмеиваемся: «Держи в руке, говорим, свою пожелалку, а бычки в ширинку складывай».
Салфеток для бычков, вестимо, тоже нет.
А гостиница наша за углом в трёх шагах. Ксан Иваныч на этом основании говорит: «Стыдно». Увидят, мол, наши из гостиницы.
Мы:
Кто это, блин, наши? Что за наши, тут нет наших. Тут все чужие
Нет, считает Ксан Иваныч, вот эти «чужие наши» и опарафинят.
Именно опарафинят, говорил Ксан Иваныч, а не пожурят, или сделают вид, что не заметили. А сами заметят. И расскажут другим нашим хотэльным чужим. И ещё посмеются под вечернее винцо. На пятом, мол, или в четвёртом этаже они же точно не знают русские живут. Вглядитесь в них внимательней. Они ослы и грязнули. Ссут в трусы. Потом наспех стирают. И всей неумытой гурьбой вывешивают постиранное в окне.
На клёнах! кричу я. Я сегодня до ветки достал!
Ксан Иваныч не слышит: «И с французскими бабами, мамзелями, если точнее, нам тогда грозит полный облом.»
Мог бы сказать и круче.
А нас будто бы там ждут не дождутся, ага: русские ебаря, блЪ, понаехали в очередь, в очередь.
Ага, ждут нас там! Заждались уже.
Кисок перед зерцалами поглаживают Одной рукой. Другая на утюге. Под утюгом трусы со спецдыркой и клапаном. Шпарят, аж дым паром стоит!
А мы с Бимом не слушаемся Ксаши.
И одну за другой: хрясь бычка на торчок, хрясь, хрясь. Другого, следующего.
Курим подряд одну за другой.
Образовался лес таких бычков.
Сосновый бор, говорит Бим, экологический пабликарт.
Родное! Так коротко и ёмко сказал я, не привирая ни в одном слове.
Могу найти точное выражение, хотя всего лишь провинциал.
Но: талант. Хоть и провинциальный.
Ксан Иваныч насупленный. И в самом деле в карман бычки складывает.
Мог бы и в кошелёк, в самый важный отсек.
Мы посмеиваемся: «Да что ты, Ксаня, дескатьмол, олух ты, мол, небожительный».
Ксаню прорвало: «А идите вы все в жопу». Так и сказал, даже особо не матерясь.
Он же в гостях у дружественной ему страны.
Дальше можно не ходить: можно обломиться.
Потом нахмурился больше обычного, дёрнулся, покраснел, и весь свой набор из кармана и выставил.
Стало два бора и один кедровый лес.
Пиво закончилось.
Ещё попросили, подождали принесли ещё.
Весь стол уже в стоящих бычках. Вокруг бокалов. Это типа Алтайских кряжей.
Тайга, блин, уже, из бычков!
Бурелом, а не лес! ветер подул. И мы снова лес восстанавливаем. И добавляем новья.
Время, господа!
Нам счёт, пожалуйста, месье, сказал Ксаня.
Это гарсон, а не мосье, поправил Бим.
Ксан Иваныч даже не улыбнулся, хотя всё пиво выпил и ещё вдобавок расхвалил.
Пиво как пиво.
Лучше б красного вина попросил.
Ждём.
Приходит.
Рассчитались.
Ксаня показывает гарсонумосье: «бычки куда?» Типа нам неудобно, мол. Мы, мол, чистюли. Приехали из Эко Рашской Вобласти.
Официант ухмыльнулся, глянул по сторонам. И рукой хлесть!
И все бычки переместились мухами, всей стаей, стадом, лесом, бором: на проезжую часть!
Ну не фига!
Это потому, что дорога не их территория, догадался Ксан Иваныч. И высказал мысль вслух. Как только гарсон отошёл.
Их территория только до бордюра, уточнил Бим ксанину догаду.
А там уже федералы, федеральевая земля, сказал я. Не подумав, ляпнул. Лишь бы брякнуть ляпа.
Федералы! Тут муниципалитет, а не федералы. И не путать с кантоном, поправил Ксан Иваныч.
Кантон гондон почти.
И я надорвал живот.
А Ксан Иваныч юмора не понял и продолжил.
А Бим понял, но тему не подхватил.
Красная линия проходит по бордюру, рассказывает Ксан Иваныч, он же архитектор, а что? а правильно делают. Если у них такое правило сорить, то сорить надо на чужой территории. А не на своей. У них межевание чётче. Лучше, чем у нас.
А как у нас?
А у нас по тротуару до ближайшего газона, а у них по бордюру дороги. Вот как.
И совсем будто некстати так заявляет, а ято знаю почему: «Завтра с утра идём на Монмартр. Знаменитую гору смотреть будем».
А что это? Как переводится? Неужто «Гора Большого Мусора»? спросил Бим.
Район такой. В виде горы. Просто гора, а на ней СакреКёр.
Мы с Бимом насторожились:
Где эта гора? Что за санкрекёр? Пирожные, печенюшки?
Заколебал своей эксклюзивной едой.
И так в каждой стране.
А их было девять подряд.
Есть заставит свой санкрекёр.
Это рядом, сказал Ксан Иваныч, от гостиницы рядом. На северозапад надо идти. Я там был в прошлую поездку (где только Ксан Иваныч не бывал!), я всё тут знаю.
Так, может, тогда уже не пойдёшь? Зачем два раза ходить. Мы одни сходим.
Пойду хоть лестницы туда ведут крутые. У меня, понимаете ли, сердце.
И у меня сердце, пожаловался Бим. А автомобили как туда ездют?
Для них для жителей крутые улицы. А для машин серпантином. Вот и пойдём по этим серпантинам на художников смотреть И молчать!
Что? взвились мы.
Это такой план, рыкнул Ксан Иваныч, самовлюблённо, императорски, будто ЖД от Москвы до Питера линейкой нарисовал, Николай этакий! план есть такой. Утверждённый план. Есть. Да! Есть уже. Я вчера всё За всех Продумал. Вот!
Надо же выдумщик какой, с вечера за нас планы продумывать!
Мы твой план не согласовывали, сказали мы с Бимом, почти один в один.
Ксан Иваныч впялил в нас рентген.
Был бы пистолет, пистолетом бы причудливо пригрозил.
Двое послушно сжались: вместо революции.
И были разжалованы тут же: в рекруты.
Плохой способ сопротивления соглашаться с деспотом.
Ксан Иваныч расправил огромные, поинтеллигентному слегка ожиренные рамены свои.
По фотографиям я бы и не подумал, что Монпарнас на горе, сказал я.
Монмартр! крикнул Ксан Иваныч, молчите уж ну что за тупые волосатые. Люди блинЪ Буркнул в себя, добивая: «Мнят себя архитекторами, а»
А не Монблан? вдогонку, когда уже и так всё было ясным, как божий день, дурканул обосранный провинциальный волосатик Порфирий Сергеевич БимНетотов.
Ну, молчите, а? Ну, право, что за идиотов привёз, возмущается настоящий звездатый, и притом умнющий орхитектор всея провинций, по имени Ксан Иваныч Клинов.
Мы пожали плечами:
Привёз, так терпи.
Уже и кураж чтоль запрещён?!
Вот так, в общем. Задумайтесь, русские граждане: над проблемой мусора.
А особенно: с кем едешь на отдых!
Мусор можно превратить в яркую туристическую особенность и смеяться над этим.
А вот с кем едешь это трудно поправляемая проблема!
20. О Мистере Пне
Короче, с Бимом мы договорились так: курить будем исключительно в окно, а не в помещении.
Бычки складывать на карниз, там щель глубокая не выдует, а перед отъездом соберём всю эту кучку, сколько там?
Ого, уже пачка растыкана.
И всё, заметьте, Порфирий, ты засёк? ещё родное: из России: Винстон и Бимовские Нексте.
Бим засёк.
И выкинем, как полагается, в урну, сказал я.
Правильно. Пусть вуйка работает.
Кто это вуйка?
Ну уборщица ихняя. Типа официантки, только по дому. По хотелю то есть.
Чёт я ни одной вуйки не видел.
Они днём приходят, когда мы смываемся.
Оплочено!
Они ебутся?
Почём я знаю ебутся, наверное.
Урна в туалете. Туалет там это не просто туалет, а целая комната со своим окошком и приличным холльцем
Во! Хольц приплёлся!
Где сейчас этот Хольц?
В Молвушке.
Пиво допивает и скоро спать пойдёт.
А мы тут.
А он там.
А мы ещё не пили с утра.
Какие молодцы.
А вот сегодня по культурному: попробуем догнать упущенное
Но нет же! Бим всю нашу утреннюю культуру попортил: он полез в авоськи и глотнул из личного, поутрешнего спецзапаса.
***
Вчера было так нашпиговано пивной цивилью, что русским показалось избытком. И они сумели воздержаться.
Потому для сна стало пользительно.
Не надо вскакивать в туалет и будить друзей шлёпаньем тапками.
Тапки в гостинице есть.
А неплохо бы тапки с собой забрать. Это размечтался Бим. Я в тапках на Эйфеля пойду.
А бревното твоё типа Пень в багажнике он. А машина в гараж ду норде, напомнил я.
Эзэ, протянул Бим, Точно! Ксань, а пойдём сначала в И не успел сказать, как
Как Ксан Иваныч сразу всё понял. Вскочил со стула и взъерошился: «Никаких брёвен! Ради твоего бревна в гараж не попрусь!»
Вот те, называется, и друг.
Бим тыщи километров бревно вёз. Он живой, он его друг Пень. А в самом Париже его и его лучшего друга «прокатили».
И кто прокатил? Да сам Клинов. Ксан Иваныч. Лучший друг Бима!
Вот же чёрт, как вышло!
А я тогда не пойду на Эйфеля, обиделся Бим. Надеясь нас разжалобить, что я там без Пня и валенок буду делать?
Но, попёрся. Но не в валенках, и не в тапках. Забыл перед походом одеть, или лень было подниматься в номер, хотя в отеле был лифт.
Его сандалии уже грязные. И всегда трут ноги, хоть и растоптанные. А тут абсолютно мягкая, белоснежная бязь!
И нет хозяйской надпечатки. Только намёк: с улицы Маргариток, мол, тапки, дом номер, ресторация рядом, можно в тапках сходить, и ещё напротив две, и за углом. Тоже в тапках, не развалятся, асфальт ровный.
Вот такой тапочный намёк.
Можно брать, говорят в некоторых гостиницах, за них вы уплатили, а реклама по миру пойдёт.
Будто за халявными тапками в Париж теперь всё рванут.
Бим, перед тем, как зашмыгнуть в гостиничную дверь, заглянул за угол, ворвался в магазин, растолкал прилавочный народ, и купил себе литр пива.
Это меньше его часового минимума.
Все аж удивились экономии.
Я решил, что у Бима заканчивался суточный евровый паёк.
Это мне на утро, примиренчески сказал он, в «швинский» стол такого добра не включат.
Точно, не включили в шведский стол пива. Но: за отдельную плату было и пиво, и вино, и прочие напитки.
ПЛЮС ПАРИЖУ!
Запишем плюсик в блокнот.
21. О псевдороманах
Итак, Бим всегда спит голым. 1/2 Эктов про это уже писал.
Кажется, романсус [романсес ли] называется «За гвоздями в Европу»
Хотя, блин, какой это романсус так себе солянка и обман зрения.
Все в Угадайке плюют на этот романсус, бля. Пазлы какието Рваные. Для помойки само то.
И читают его только потому, что меня знает полгорода. И им любопытно, каким образом я там «ссу на Мрассу», и какого размера у меня член.
Я тоже эти пазлы [в романсусах правильно говорить «пазлусы»] надо же слово такое придумать «пазлы» от слова «****ы» [соответственно «пёздусы»], да ладно уж, просто читал.
/Чёрт, эту фразу с «пёздусами» чистоплюи в редакциях и в ОК ещё припомнят./
От корки до корки, и несколько раз причём.
Искал ложь и карандашом подчёркивал преувеличения.
Конечно, там есть частица правды. Потому что я ему тому 1/2Эктову подробно рассказывал многое. Включая способ прикрепления палатки к земле: гвоздями. Но не пригодился вариант, ибо палатку так и не раскинули ни разу.
А он, сволочь, или кто он там, записывал всё в свой грёбаный диктофон.