Я давно хотела тебя спросить кое о чем. Кажется, сейчас подходящий момент. Она глянула ему прямо в глаза. Ты позволишь осмотреть твою руку?
Смотри, если хочешь, сказал он с горечью, не заметив, что перешел на «ты». Я не возражаю. Сюда, дамы и господа! Самый момент посмотреть пип-шоу!
Он начал медленно снимать пиджак.
Она не ответила, явно оставив без внимания то, как он расстегивал воротник, ослаблял галстук и снимал хлопчатобумажную рубашку. Но она могла догадаться, каких мучений ему стоило выставить напоказ свое уродство.
Обнаженный по пояс, он повернулся к ней. Она начала осмотр с профессионально непроницаемым выражением лица. С первого взгляда, несмотря на жесткий самоконтроль, ее пробрала дрожь смятения. Как он и говорил и как она и опасалась, его левая рука была в тяжелом состоянии. Неподвижная и укороченная, на вид она была иссохшей, как ветвь старого дерева.
Пошевели пальцами, сказала она.
Он слегка пошевелил, с явным усилием.
Это уже кое-что, прокомментировала она с внезапным облегчением.
Какой в этом прок? тупо сказал он. Все это так безнадежно. Они все это видели доктор Инглис, Трантон, Дэвидсон. Я даже показывал руку профессору Ли два года назад в Фонде Уоллеса.
Помолчи, пожалуйста! прикрикнула она.
Ладно. Он с горечью посмотрел на нее. Продолжай урок анатомии.
Она начала мануальный осмотр, пальпируя кожу, мышцы, разминая затекшие суставы, заставляя его закрыть глаза, пока она проверяла кожную реакцию острием иглы. Вопреки своему настрою, он чувствовал скрытую силу и мастерство в каждом ее движении. Прошло много времени, прежде чем она закончила. Наконец она коротко сказала:
Одевайся.
А потом тихо добавила:
Дункан, я хочу, чтобы ты позволил мне оперировать эту руку.
Не было никаких сомнений в том, что она говорит всерьез.
Но я же сказал, что это бесполезно. Я выслушал дюжину мнений. И самого профессора Ли. Он сказал, что операция смертельно опасна, шансы на улучшение ничтожны.
Он прав в одном, сказала она все тем же монотонным голосом. Такая операция это большой риск. Если я потерплю неудачу она сделала паузу, ты можешь потерять руку. Она снова сделала паузу. Но я не думаю, что потерплю неудачу.
Он пристально посмотрел в ее бледное, бесстрастное лицо. Все его сомнения и разочарования поднялись в нем протестующей волной, а затем безмолвно отступили. Он почувствовал, что дрожит, как человек, стоящий на краю пропасти. Все еще не отрывая от нее взгляда, он спросил:
Почему ты хочешь это сделать?
Она нахмурилась. Ее тон был странно приглушенным.
Ты помнишь Пигмалиона? О, я думаю не о тебе, а о себе. Если я смогу выполнить эту операцию по сути реконструкцию и настоящую авантюру, это поможет не только тебе в работе со мной, это станет моим величайшим триумфом!
Напряжение отпустило его он чуть улыбнулся и сказал с ироничной решимостью:
Что ж, в таком случае хорошенько заточи свои инструменты. И если ты увидишь, что все идет не так, как ты хочешь, воткни ланцет мне в яремную вену. Я бесполезный болван у меня такое чувство, что лучше бы мне умереть.
Глава 23
Весна пришла рано. Старый серый город, оживший под своей новой зеленой мантией, никогда еще не выглядел так красиво. Дункан шел по Хай-стрит, боясь надеяться, что через несколько коротких дней он тоже может стать возрожденным и обновленным. Он вошел во двор больницы.
Согласно правилам учреждения, он должен был заполнить в регистратуре определенные бланки для того, чтобы быть принятым в больнице как пациент. Это была простая формальность. И все же выражение его лица стало жестким, когда он приблизился к канцелярии. Он постучался, вошел.
За столом, заваленным бумагами, сидел доктор Овертон, откинувшись на спинку кресла-качалки и положив ноги на подоконник. Рядом с ним на подлокотнике кресла примостилась сестра Доусон.
Застигнутая врасплох, медсестра покраснела, а Овертон досадливо поморщился.
О! Это ты, Стирлинг!
Сестра Доусон соскользнула с кресла, заправляя волосы под шапочку, а Овертон повернулся к ней с властным видом:
На этом все, медсестра Доусон. Раскладки меню можете принести попозже.
Хорошо, доктор.
Подожди, Стирлинг, протянул Овертон, не двигаясь с места. У меня где-то были эти чертовы бланки. Знаешь, тебе очень повезло, что ты получил направление в палату Анны, когда у нас столько тяжелых случаев.
Дункан сильно прикусил губу:
Я вполне осознаю заурядность своего случая.
О, не пойми меня неправильно, выдал Овертон свою привычную покровительственную улыбку. Просто даже и не надейся, что она сможет что-то сделать с твоей рукой!
Я и не надеюсь, не без яда ответил Дункан. Я ложусь сюда, чтобы просто отдохнуть.
Очень смешно! Тем не менее я должен отдать тебе должное, Стирлинг. С Анной Гейслер у тебя полный успех. Она, эта маленькая леди, много где бывает. Поверь мне, Овертон многозначительно ухмыльнулся, уметь вертеть хвостом это важная штука!
Дункан напрягся. В этом намеке было что-то настолько низкое, настолько отвратительное, что он был готов вышвырнуть Овертона с кресла.
Давай покончим с моим оформлением! У меня еще столько дел перед госпитализацией.
Не спеши, дружище. Овертон нервно поигрывал с линейкой. Разве у тебя нет амбиций?
А у тебя нет? спросил Дункан.
А ты как думаешь? Овертон снова улыбнулся. Разве я не унаследовал их от своего отца? Ты же знаешь, что он начал строить новую гидроэлектростанцию в компании «Сила и свет Линтона» для половины восточных графств. Боже, старина заработает миллион! Вот и я такой же, Стирлинг. Я должен быть признан, обо мне должны говорить на самом верху.
Губы Дункана скривились в саркастической усмешке.
Мы все позеленели от зависти, глядя на твою работу здесь.
Бог ты мой! Овертон снисходительно усмехнулся. Это просто трамплин для моей карьеры. Далее я отправляюсь в больницу Виктории в качестве заместителя главного врача. Затем я буду в Эдинбурге в Фонде Уоллеса! Он сделал выразительную паузу. Доктор Инглис большая шишка в тамошнем Комитете, а миссис Инглис мой очень хороший друг. С моими мозгами, влиянием и связями я ставлю пять фунтов против шиллинга, что через пять лет я буду директором этого Фонда.
Дункан вызывающе посмотрел на него своими темными глазами. У него было дикое желание принять пари. Но он просто сказал с холодной иронией:
Главное, высоко метить.
И смотреть, куда ноги несут.
Овертон бросил линейку на стол и принялся возиться с необходимыми бланками:
В основном мои несут меня в нужные гостиные. Так вернемся же к дамам! Как ты, наверное, просек, когда вломился сюда, тут далеко не все время посвящено деловым отношениям. Такие же, стало быть, шашни и у тебя с Анной. Что ж, внеси вот сюда свое имя. Я прослежу, чтобы тебе дали место.
Глава 24
Заполнив и подписав бланки, Дункан в холодной, темной ярости покинул канцелярию. Наглость Овертона, его самодовольное, эгоцентричное тщеславие всегда сводили его с ума. Пошлое предположение об интимной близости с Анной добило его. Он сердито попытался забыть об этом.
Но Овертон не забыл. У Овертона был длинный и злой язык. Вскоре история о планируемой операции, получившая соответствующий комментарий, стала широко ходить по Сент-Эндрюсу. Для любителей скандалов это было лакомое блюдо. Два дня спустя миссис Инглис остановила Дункана, когда он в полдень шел из своей клиники.
Я слышу много разговоров, сказала она нравоучительным тоном, о тебе и докторе Гейслер. Это правда то, что все говорят?
А что все говорят? возмутился он.
Она смущенно помялась:
Ты всегда с ней, сказал мне доктор Овертон. Не выходишь из ее комнаты.
Напрасно вы слушаете наглое вранье.
Она покраснела:
Он считает своим долгом проинформировать меня. Скажу прямо это не пойдет на пользу твоей карьере. Я обсудила это с мужем.
Дункан был в бешенстве, тем более что теперь до него дошло, насколько неумно он, скорее всего, вел себя в своих платонических отношениях с Анной. И миссис Инглис, державшая декана под каблуком, была той женщиной, которая могла серьезно испортить жизнь.
В таком настроении шагая по Хай-стрит после встречи с миссис Инглис, он увидел вдалеке кряжистую фигуру в твидовом пиджаке, склонившуюся над прилавком книжного магазина Леки. Его сердце встрепенулось, он забыл о своих тревогах и ускорил шаг. Это был старый доктор из Страт-Линтона.
Мердок! Как здорово вас здесь увидеть!
Мердок слегка напрягся, чуть дольше, чем было необходимо, смотрел в открытую книгу в руках, затем коротко ответил:
Добрый вечер.
Я надеялся, что наткнусь на вас, продолжил Дункан, чтобы объяснить то недоразумение
Мне не нравятся объяснения, отрезал Мердок. И чем меньше слов о каком-либо недоразумении, он перевернул страницу тома, тем быстрее все налаживается.
Но, честно говоря, настаивал Дункан, вы просто не понимаете. Я собирался написать. Послать письмо Джин
Мердок повернулся и впервые посмотрел Дункану прямо в глаза. Он почему-то казался старше, его лицо стало еще морщинистей, глаза более запавшими, но его голос был тверд, как металл.
На твоем месте я бы не беспокоился насчет письма. Я довольно разборчив в том, с кем переписывается моя дочь.
Глава 25
Ошибки быть не могло. Услышав такое оскорбление, Дункан покраснел, как будто старик ударил его.
Значит, до Мердока тоже дошел слух! Дункан постарался взять себя в руки. Помня обо всем, что старый врач сделал для него, он попытался избежать окончательного разрыва.
Между доктором Гейслер и мной нет ничего, кроме самой искренней дружбы. Она делает все возможное, чтобы вылечить мою руку, ставя на кон всю свою репутацию.
Она уж точно поставила на кон репутацию, рявкнул пожилой доктор.
Вы старый глупец, с трудом сглотнув, выдавил из себя Дункан. Предвзятый старый глупец!
Может, оно и так! прорычал Мердок. Потому что когда-то я думал, что ты мужчина. Я думал, в тебе есть выдержка, мужество и хорошая шотландская смекалка. Вот где я был глупцом. Теперь я знаю, что ты всего лишь комнатная собачка для расфуфыренной иностранной шлюхи! Между нами все кончено.
Повернувшись к Дункану спиной, старик неуклюже взял другую книгу и свирепо уставился на нее.
В сгущающихся сумерках Дункан не мог видеть, что пальцы Мердока дрожали так сильно, что едва удерживали трепетавшую книгу. В его собственном сердце были только боль и чувство мучительной несправедливости. Что ж, теперь эта глава закончилась. Отныне он вычеркнет Страт-Линтон из своей жизни. Он развернулся и, не сказав больше ни слова, быстро зашагал по темнеющей улице.
В четверг, два дня спустя, он сдал свои последние экзамены. В тот же день ясный, свежий день, наполненный надеждой и обещанием разгара лета, с большими пушистыми облаками, плывущими по голубому небу, он оказался в палате Анны для предстоящей операции.
Глава 26
Шесть недель спустя, лежа в своей узкой больничной палате, Дункан с трудом повернул голову на звук шагов в коридоре. Он был так слаб, что это казалось абсурдом. Он и представить себе не мог, какие разрушительные последствия окажет операция на его организм.
Ему сказали, что он провел на операционном столе целых четыре часа. В течение нескольких дней его подташнивало от эфира. А потом начались боли, от которых он содрогался вся левая сторона его тела превратилась в стену живого огня.
Анна прооперировала не только мышцы, кости и суставы, но и нервные сплетения, эти сложные пучки, выходящие вместе с крупными сосудами из подмышечной впадины. Никакой опиат не мог полностью снять агонию этих измученных нервов.
По ночам он часто молился: «Боже, теперь, когда я знаю, что такое боль, теперь, когда я понимаю, что такое страдание, я стану лучшим врачом, если справлюсь!»
Дверь тихо открылась, и его медсестра сказала:
К вам посетитель, мистер Стирлинг. Она обещает, что не задержится надолго.
В следующую минуту в дверях появилась Джин.
Она принесла в душную палату сладкое дыхание гор. К резким запахам антисептиков примешался дух сосны и болотного мирта, мыла и древесного дыма. Она застенчиво вошла, в своем простом коричневом платье на голове небрежно надетый берет, в руках свертки. В теплом взгляде ее молодых глаз были неуверенность и острая тревога.
Джин!
Дункан! воскликнула она. Ты ужасно худой!
Она подошла к нему.
Я ужасно рад тебя видеть, Джин. Я думал, ты бросила меня навсегда.
Он протянул свободную руку другая лежала на кровати в похожем на коробку гипсе и крепко пожал ей пальцы.
Я приехала в город за покупками. Я должна была тебя увидеть, несмотря на то что вы с отцом страшно поссорились.
Как поживает твой отец? спросил он, хотя с горечью решил, что между ним и Мердоком все кончено.
Ее глаза затуманились.
Не слишком хорошо. Ему ведь в любую погоду приходится отправляться на вызовы, а о себе он не может позаботиться. У него бронхит в тяжелой форме. И потом, в последнее время он так расстроен из-за новой плотины, которую начали возводить на озере Лох-Линтон, с электростанцией, глиноземным заводом и всем прочим хуже не придумаешь, дымящие трубы, которые погубят красоту долины.
Он посмотрел в ее озабоченное лицо:
За этим планом стоит человек по имени Овертон?
Она кивнула:
Отец уже настроил его против себя. Я я почти напугана. Тут она поспешно сменила тему. Но я пришла сюда не для того, чтобы говорить об отце и его проблемах. Дункан, скажи мне, все будет хорошо?
Он снова пожал ее пальцы:
Это я скоро узнаю. Сегодня они снимают гипс.
О, я уверена, что все будет хорошо. Мне трудно это говорить Она запнулась. Но каждую ночь я лежала без сна, думая, надеясь, что твоя рука поправится.
По крайней мере, ты, он не мог удержаться от замечания, не против доктора Гейслер.
Она открыто посмотрела на него:
Я за любого, кто делает тебе добро, Дункан.
Повисла неловкая пауза, пока Джин не выложила все, что принесла: домашнее желе и булочки, которые, как она надеялась, ему понравятся. Затем она рассказала об их старом автомобиле и о ее новом выводке цыплят, о последних новостях в Страте, о Хэмише, об охоте, которую сэр Джон Эгль планировал на двенадцатое число, о сыне сэра Джона, Алексе, который вернулся из Оксфорда, чтобы побороться с нежелательным планом электрификации. Несколько раз она спохватывалась, что утомляет его, и порывалась уйти, и каждый раз он настаивал, чтобы она осталась.
Когда наконец она встала, он сказал, опустив глаза:
Джин, я бы все отдал, чтобы ты была моей сестрой.
Поправляйся быстрее, поспешно отвернувшись, прошептала она. Это все, что имеет значение, Дункан, дорогой!
Ее визит невероятно ободрил его.
Глава 27
Ровно в три часа дня доктор Гейслер со старшей медсестрой явились к Дункану с судьбоносным визитом.
Ну что ж! воскликнула Анна, присаживаясь на край кровати и оглядывая его бинты. Кажется, у тебя на щеках действительно появилось по пятнышку румянца. Она отвела взгляд от замурованной руки и улыбнулась. Сестра, дайте мне, пожалуйста, стамеску. И продолжила, адресуясь к нему: Ты нервничаешь?
И она начала осторожно раскалывать тяжелый гипс.
Дункан облизнул пересохшие губы:
Это ты должна нервничать.
У меня нет такой слабости, возразила она. Я попросила принести реостат для измерения электрической активности твоих мышц.
Когда стали отваливаться куски гипса, он почувствовал приступ слабости. После всего, что он пережил, ему было не по себе от непреложной стремительности происходящего. Он едва сдерживался, чтобы не попросить их отложить это, подождать до завтра, когда ему все-таки придется узнать нечто лучшее или худшее.