Традиция это передача огня, а не поклонение пеплу
Густав Малер
Культуру часто противопоставляют естественному состоянию человека. Действительно, жизнь в культуре означает выход из единения с природой, поскольку предполагает воздействие на неё, окультуривание. Мы не можем точно узнать о причинах возникновения культуры. Существует не одна гипотеза и даже теория её возникновения, но, может быть, наиболее близкой к истине является та, которая говорит о частичной утрате гоминидами естественных инстинктов, присущих животным. «Отступление от инстинкта и противопоставление ему себя образует сознание, считал Карл Густав Юнг. Инстинкт представляет собой природу и жаждет природы. Сознание, напротив, может желать только культуры или её отрицания» [39]. Ослабление инстинктов может быть связано с тем периодом, когда прачеловек перешел к стадному существованию. Вероятно, существование в стаде привело к господству промискуитета неупорядоченным половым отношениям в ограниченной группе (стаде), что вело к вырождению и утрате здоровых инстинктов. Происходившие мутации и стремление выжить вели к подражанию тем животным, неповрежденный инстинкт которых был образцом поведения, увеличивающего вероятность выживания. (Об особой способности человека к подражанию говорил ещё Аристотель: «люди тем ведь и отличаются от остальных существ, что склоннее всех к подражанию, и даже первые познания приобретают путем подражания» [40]. Современная наука подтверждает это: в мозге обнаружены так называемые зеркальные нейроны, которые, как считают некоторые ученые, отвечают за подражательство. По аналогии происходило то, что Тойнби называл «Вызов Ответ».) Утрата инстинктов была вызовом, подражание через запоминание становилось первичным «ответом». Но имитируя утраченные связи с природой, прачеловек уходил от неё всё дальше, начинал придумывать тогда, когда прямое подражание не приносило пользы или становилось невозможным. Он создавал свою «вторую», искусственную природу культуру. Таким образом, экзистенциональный кризис прачеловека привел к появлению уникального явления, равного которому нет в природе культуры. То есть культура родилась в кризисе, и кризис стал её постоянным спутником.
Этот процесс аллегорически описан в Библии: съедение запретного плода познания и есть момент появления разума и начала создания культуры, а последовавшее изгнание из рая отчуждение от природы и переход к творчеству и труду, страданиям и фрейдовым неврозам.
Развитие культуры привело к двум другим феноменам: разделению труда и возникновению собственности (которая впоследствии разделилась на личную и частную). То есть собственность есть порождение культуры, а не цивилизации. Может быть, именно поэтому в тех случаях, когда та или иная цивилизации гибли, собственность как часть культуры продолжала существовать. Конечно, попытки присвоить и сохранить что-либо существуют и у животных (птицы и некоторые насекомые охраняют своё гнездо, собаки «метят» территорию и т. д.), но только человек ещё в древности начал присваивать ему не принадлежащее сознательно, а не подчиняясь инстинкту. Собственность одно из самых древних и ярких проявлений творчества, создававшихся человеком в ареале его культуры. И именно собственность предопределила последующие кризисы: как в экономике, политике, идеологии, так и опосредованно в самой культуре.
Возникнув, культура продолжила своё постепенное развитие, усложняясь и восполняя потребности человека. Она заменяла утрачиваемые инстинкты, которые начинали ею уничтожаться. «Как только жизнь возвысилась над чисто животным состоянием до некоторой духовности, писал Георг Зиммель, а дух, в свою очередь, поднялся до состояния культуры, в ней обнаружился внутренний конфликт, нарастание и разрешение которого есть путь обновления всей культуры» [41]. В то же время культура, вытесняя инстинкт и вступая в противоречие с изначальной природой человека, порождала внутренний конфликт, который Фрейд обозначил как невроз. Вместе с тем культура становилась условием, так сказать, «средой» возникновения труда, где примитивная мысль, логос, вела к творчеству, т. е. созданию внеприродного, искусственного сначала примитивных орудий, а затем и первобытного искусства. Так как продукты труда имели очевидные преимущества, труд стал необходимостью, а затем просто имманентным человеку, его естественным состоянием. Культура дала человеку шанс на выживание и, даже не сознавая этого, он продолжил её развитие. Вместе с тем, эволюция культуры, её усложнение в меняющихся условиях неизбежно вела её к кризисам.
Кризис культуры наступает, как указывал ещё Питирим Сорокин, при смене одной формы культуры другой. Так, переход от каменного века к медному, а затем к бронзовому, представлял собой переход от прямой обработки камня к освоению металла. Последнее требовало творческой мысли и новых навыков ведь в природе готовый металл не встречается. Медь, а затем бронза вытеснили каменные орудия, что можно выделить как первый кризис в истории материальной культуры, сопровождавший, через замену старого способа производства новым, смену одних материалов другими, что привело к существенным изменениям в самóй материальной культуре, а также социальной жизни. То же самое происходило и в культуре нематериальной: наскальная живопись уступила место изделиям из сплавов с орнаментом и изображениями животных и людей. Здесь ярко прослеживается приход нового, сопровождаемый умиранием старого, существовавшего тысячелетиями. Это и есть кризис культуры: открытия в металлургии привели к отказу от культуры каменного века и переходу на более высокую ступень развития периода освоения металлов. Фактически этот взрывной переход к металлу привел к появлению городов и цивилизации через кризис культуры к началу цивилизованного периода существования человечества. Цивилизация и культура стали существовать настолько близко, что впоследствии все точки кризиса они проходили вместе.
Одной из главных характеристик культуры являются приоритеты набор тех ценностей, которые определяют эпоху. Это могут быть искусства и философия, как в Афинах, власть и экспансия, как в Риме, Бог и служение Ему в Средневековой Европе, прогресс в Европе Нового времени или деньги в Соединенных Штатах Америки (Джон Дьюи, например, писал, что «наша американская культура в значительной степени культура финансовая») [42]. Впрочем, особое отношение к деньгам присутствует ещё с античных времен, а в США оно просто нашло своё самое яркое выражение. Надо подчеркнуть, что именно буржуа сделали деньги объектом поклонения, фетишем, наделенным магической силой. Деньги стали накапливать ради них самих, они превратились в самоцель, источник удовлетворения и смысл жизни. Деньги появились в культуре, но отделились от неё и стали её антиподом. И как кто-то метко заметил, придут буржуа и культуру затопчут. Дальнейшее показало, насколько это оказалось справедливым замечанием: пришли и уже почти затоптали. Наука, производство, техника, а зачастую и искусства стали отделяться от культуры и даже противостоять ей. Особенно это стало заметно в Новейшее время. Но чему удивляться в мире, в котором «порвалась дней связующая нить»? [43]
Если культура в начале своего развития была формой создания материальных ценностей, то в дальнейшем она стала источником ценностей духовных.
Культура представляет собой как бы узел связи, который координирует взаимодействие различных проявлений человеческого бытия в определенный исторический период. Вряд ли можно представить античную культуру при машинном производстве, так же как невозможно сосуществование импрессионизма и компьютеризации. Если Карл Маркс говорил о соответствии способа производства и производственных отношений, то можно утверждать, что определенной материальной культуре должна соответствовать и специфическая духовная. И, соответственно, кризис материальной культуры, выражающийся в переходе от одного общественного уклада к другому, сопровождается кризисом духовным. А кризис культуры неизбежно порождает кризис цивилизационный, т. е. кризис всех сфер и проявлений человеческого бытия. Однако Шпенглер считал, что именно кризис цивилизации приводит к смерти культуры, но это представляется слишком драматичным выводом. Духовная культура может плавно перетекать из одного своего проявления в другое, иногда даже в свою противоположность, в антикультуру. И в этом отличие культуры от цивилизации: последняя развивается скачкообразно, дискретно, она умирает, но тут же может воскреснуть в другом обличье. Или умирает, оставив после себя памятники, которые, как творения греков, смогут ещё долго оказывать влияние на другие цивилизации. Упадок культуры, её закат, по Шпенглеру, наступает на стадии цивилизации. Именно тогда в обществе начинают преобладать, господствовать рациональность, прагматизм, власть денег во всех проявлениях человеческого бытия. Наступает время, когда политика становится определяющим видом деятельности, а деньги, наряду с оружием, главным инструментом её осуществления. Для культуры, по его мнению, в целом характерна высокая духовность, а цивилизация означает своего рода деградацию духа, уход от её истоков. Многое из того, о чём думал Шпенглер, находит своё отражение в наше время.
Развитие культуры это движение, но оно не всегда идет вперед, по восходящей. Так в Древней Греции вторжение дорийцев привело к упадку культуры ахейцев на целых пять веков, а после разрушения Рима в средневековой Европе настали «темные века». Развитие культуры идет нелинейно и те зигзаги, которые делает история, иногда пагубно сказываются на культуре. Но это неизбежный процесс. Взлеты и падения характерны не только для социумов, государств, цивилизаций, но и для культуры, развитие которой зависит от тех образований, которые она же и породила. В целом культура динамична, но когда она исчерпывает свои возможности, когда перестает соответствовать своему времени, развитию общественных отношений, начинается застой и она переживает очередной кризис, преодолев который обновляется и идет дальше. Или погибает.
Глубокий кризис общества затрагивает все сферы, все связи цивилизационных и культурных процессов. Но, разрушая определенные сложившиеся устои, кризис создает предпосылки для обновления, появления новых форм и новых ценностей культуры. Вероятно, это имел в виду Питирим Сорокин, который в начале ХХ века писал: «Многие ценности современной культуры едва [ли] заслуживают того, чтобы за них бороться. Большая часть их уже умерла и только ожидает приличествующего захоронения. Их исчезновение скорее благо, чем потеря для человечества; скорее освобождение культуры от яда, чем её обнищание» [44]. Такого же мнения придерживался и Ортега-и-Гассет: «Не знаю почему, но слово кризис всегда ассоциируется с чем-то очень грустным. А ведь кризис это глубокое, интенсивное изменение: он может также знаменовать собой и начало лучших времен» [45] Без кризиса, как это ни парадоксально, культура, во всех своих проявлениях, может закостенеть, застыть как картинка, и, лишенная динамической составляющей, погибнуть. А гибель культуры означает и исчезновение её носителя, человека, потому как без культуры человека нет.
Культура порождение человека, и она же его хранитель. Уничтожить её значит вернуться, в лучшем случае, в состояние дикости со всеми вытекающими последствиями. Таким образом, кризис культуры так же необходим, как стирка белья: без этого оно быстро приходит в негодность и отправляется на свалку. Весь вопрос в том, что, принимая кризис культуры за данность и объективную необходимость, невозможно предсказать, что будет с культурой, когда кризис закончится. «Непредсказуемость изменение, реализуемое в порядке взрыва» [46], считал Юрий Лотман. Изменения в культуре в момент кризиса действительно носят взрывной характер, и поэтому они непредсказуемы. Какой будет её форма? Какими будут идеи? Какими духовными ценностями будет руководствоваться общество? Ответы на эти вопросы приходят позже, когда наступает время стабилизации.
Каждой эпохе присуща своя особенная культура, со своими идеями, средствами выражения, своим уровнем развития, своими богами и кумирами. У греков это была идея бытия, воплощенная в пантеизме, пластических формах и сценических образах. После кризиса, вызванного падением Рима, на средневековом Западе воцарилась идея Единого вседержителя, единой строгой морали, целью которой было свободное подчинение воплощению вселенского Добра, тем не менее карающего за ослушание. Плавное, почти невидимое перетекание культурной парадигмы к постулатам Возрождения привело к другой культуре, обожествлявшей Природу, но не отрицавшей Бога. Естественность во всех своих проявлениях ставилась во главу угла, и это привело как к великим достижениям в искусстве, так и к абсолютному цинизму (Макиавелли, Борджиа).
Переход к Новому времени также сопровождался кризисом как цивилизации, так и культуры. Состоявшееся накопление капитала, перспективы развития производства, сдерживаемые устаревшими политическими и социальными отношениями, с неотвратимой неизбежностью вели к переменам в обществе. Революции в Нидерландах, Америке, Франции и Англии несли с собой общественные изменения, новый дух предприимчивого, нагловатого, меркантильного и не очень образованного человека дух капитализма. «За каждым новым переворотом стоял совершенно новый, вполне определенный идеал освобождение личности, господство разума над жизнью, прогресс человечества на пути к счастью и совершенству, так видел цели общества этого времени Георг Зиммель. А из этого идеала возникали очертания новых, подспудно подготовленных к появлению новых форм» [47]. Кризис феодальных отношений привел к смене отношений как на политическом уровне, так и в экономике и культуре. На историческую сцену вышел буржуа с его безграничным стремлением к обогащению, индивидуализмом, т. е. прикрытым красивыми лозунгами эгоизмом. Культура, не материальная, а духовная, тоже не могла не измениться.
XVI (Нидерланды) и XVII (Англия) века обозначили грядущий переворот не только в экономике, но и в духовной сфере. Идеи просвещения окончательно нарушили равновесие божественного и человеческого. Духовно они подготовили Европу к великому политическому кризису и экономическому и культурному перевороту. Человек, развивая каноны Возрождения, через Просвещение начал отрицать свою ничтожность и величие Бога.
В прекрасном XIX веке Европа полыхала, а Латинская Америка освобождалась от пут Испании, Англии, Франции и Португалии. Стремление к свободе стало всеобщим и казалось, что освобождение человека близко, и оно выведет людей на дорогу, ведущую к светлому будущему. Получилось всё с точностью до наоборот порабощение масс стало ещё более бесчеловечным. И это вызвало переворот в культуре. «Весь XIX век при разнообразии своих духовных движений, писал Зиммель, не выдвинул всеобъемлющей, господствующей идеи. Ограничиваясь исключительно человеком, XIX век создал понятие общества как подлинную реальность жизни, а индивид стал рассматриваться как простой продукт скрещения социальных сил или как фикция, подобная атому. С другой стороны, именно теперь выдвигается требование растворения личности в обществе, так как подчинение ему есть нечто абсолютное, заключающее в себе нравственное и всякое иное долженствование» [48]. То есть в результате кризиса XVIIIXIX вв. возникла новая культурная парадигма, и очередной перелом наступил в ХХ веке, точнее с началом Первой мировой войны.