За исключением Би? переспросил Пирс.
Это моя жена, пояснила Айона. Мы вместе уже тридцать пять лет. Поженились сразу же, как такие браки стали законными. Би любовь всей моей жизни. А вы женаты?
Да. Мою супругу зовут Кандида.
Ничего себе! Это же грибок, который вызывает молочницу! воскликнула Айона.
Можно подумать, что называться Би лучше! «Би-би» не имя, а автомобильный гудок, ха-ха-ха! Вообще-то, на самом деле Кандида это имя древней святой, пояснил Пирс, повторив слова, которые часто слышал от жены. В переводе с латыни, между прочим, означает «белоснежная».
Тогда это какая-то расистская молочница. И почему это, интересно, белый цвет является синонимом чистого, невинного, девственного, тогда как черный символизирует враждебность и депрессию?
Айона сердито посмотрела на Пирса, словно это он изобрел язык.
Поезд замедлил ход. Никогда еще Пирс так не радовался, увидев проплывающие за окном буквы «СЕРБИТОН».
Подходя к вокзальной стоянке, он нажал кнопку на брелоке, заставив свой автомобиль «порше-каррера» мигать фарами и всеми сигнальными огнями. Пусть прохожие видят: это идет успешный человек.
Пирс думал о правде, которую ненароком выплеснул в вагоне. Когда же он начал ненавидеть свою работу? С какого года, с какого месяца? Этого Пирс не знал. Все это проникало в него постепенно и касалось не только работы, а и всего образа жизни, личности, системы убеждений. И опутывало его изнутри, словно щупальца гигантского паразита, которого невозможно удалить, не убив одновременно и хозяина. Если теперь он больше не был биржевым торговцем, тогда кто же он такой?
Его работа имела несомненные плюсы. Без неправдоподобно высокой зарплаты и бонусов, к которым Пирс успел привыкнуть, он бы не смог ежемесячно вносить плату за «порше», не говоря уже об ипотечном кредите за дом. Два года назад они переехали из Уимблдона в менее престижный Сербитон, поскольку Кандиде захотелось иметь бассейн, теннисный корт и отдельное жилье для гувернантки.
Со сменой карьеры кое-что стало бы Пирсу не по карману. Вернее, кое-кто. Его жена. Подобно элитным автомобилю, костюму и часам, Кандида была символом статуса. Жена-приз. Доказательство того, что у него все получилось; вишенка на торте его новой, впечатляющей жизни.
А теперь вишенка затвердела, став куском цемента. Ловушкой, удерживавшей Пирса в той жизни, которая успела ему опостылеть.
Айона
Айона хорошенько подышала на пластинку, протерла ее рукавом и опустила на диск проигрывателя.
Дорогая, ты помнишь эту песню? спросила она, оборачиваясь к Би.
Долли Партон. Слушая ее, я всегда вспоминаю вечер, когда ты впервые получила работу в журнале. В каком мюзикле я была тогда занята?
В «Отверженных», подсказала Айона, беря Би за руку и кружа ее в такт музыке. Третья проститутка и случайная гостья на свадьбе. В антракте я проникла за кулисы, и мы в гримерной праздновали мою новую работу. Помнишь?
Еще бы не помнить! Мы с тобой занимались любовью за стойкой, увешанной французскими мундирами. В свадебной сцене я пропустила свою реплику, отчего вся хореография пошла коту под хвост!
Би запрокинула голову и засмеялась, превратившись на мгновение в ту женщину, какой она была около тридцати лет назад.
Покупка дома оставила обеих на мели, и потому Айона не могла поверить своему счастью, когда ей предложили за деньги ходить на разные торжества и затем писать про это. Хобби, на которое она тратила почти все время, неожиданно превратилось в профессию.
А помнишь, как мы с несколькими девицами из труппы отправились на обед? спросила Айона. Я тогда забралась на стойку бара и выплясывала. Каблучки у меня были шесть дюймов. И хористки из «Отверженных» пели «С девяти до пяти». Помнишь?
Айона говорила, а Би умело кружила ее в танце. Танцуя, они никогда не могли договориться, кто кого ведет.
Разумеется, Долли пела о жизни, длящейся с девяти утра до пяти вечера, тогда как Айона работала преимущественно с девяти вечера и до пяти утра. Сколько энергии у них было в те дни! Правда, они и спали тогда до полудня, а то и дольше.
Я тут взялась наводить порядок в ящиках письменного стола, сказала Айона. Она разжала руки. Долли закончила петь, и оркестр доигрывал завершающие аккорды песенки. Ты не представляешь, что я там нашла. Сунув руку в сумку, она достала серебристую прямоугольную коробочку. Смотри!
Так это же Диктатор! воскликнула Би.
Журнал выделил Айоне служебную машину с водителем, который возил их с Би по вечеринкам, а под утро доставлял домой, в Ист-Моулси. Диктофон всегда лежал рядом с ними на заднем сиденье машины. Покинув вечеринку, Айона и Би записывали на миниатюрные кассеты все услышанные сплетни, а также свои впечатления о гостях и торжестве в целом. Айона прозвала диктофон Диктатором. Для журнальных статей ей требовалось как можно больше подробностей, а они быстро забывались, тем паче что после выпитого у них с Би заплетались языки и обеим ужасно хотелось поскорее оказаться дома и завалиться спать.
У тебя остались пленки? спросила Би.
Думаю, большинство отправилось в журнальный архив, но одну я нашла. Девяносто третий год. Хочешь послушать?
Би кивнула. Она уселась в кресло и скинула туфли. Айона прищурилась, нашла кнопку воспроизведения и нажала на нее.
«Итак, мы только что покинули торжество по случаю открытия возрожденного ресторана Квальино, услышала она собственный голос. Казалось, он звучал из другого мира. Наверное, так оно и было. Говорят, Теренс Конран ухлопал на реновацию целое состояние. Дорогая, сколько он потратил?»
«Точно не знаю. Но наверняка миллионы. Или даже миллиарды. Словом, тьму-тьмущую денег», послышался ответ.
Так это же я! пискнула Би.
Естественно, ты. Тише! Давай слушать дальше.
«А кто там был?» послышался мужской голос.
Твой водитель! Как его звали? спросила Би.
Даррен, пояснила Айона.
«Там были ВСЕ, ответила молодая Айона, но большинство сплетен касалось тех, кто там НЕ БЫЛ. Мы ждали появления принцессы Ди, но она так и не приехала. По слухам, она жутко разозлилась на журналистов из Дейли миррор за публикацию ее снимков из спортзала».
«И ей есть на что злиться, вставила молодая Би. Она же упражнялась на снаряде для снижения веса. На том, что позволяет работать над внутренними частями ляжек. Ох, Даррен, видел бы ты ее промежность! И не скажешь, что принцесса!»
«Дорогая, промежности есть даже у принцесс. Ее засняли в трико и эластичных шортах. Да уж, отнюдь не Шарон Стоун в Основном инстинкте. Но я все равно не понимаю, чем это помешало ей появиться на столь знаменательном событии», сказала молодая Айона, которой, по мнению Айоны нынешней, не хватало умения проявлять эмпатию.
«А что вы там ели?» продолжал допытываться Даррен.
Он всегда был трезвым и до противного ответственным. Айона подозревала, что журнал специально проинструктировал водителя по части таких вопросов, чтобы они с Би не забыли поведать Диктатору все важные подробности.
«Громадные блюда с дарами моря! ответила молодая Айона. Креветки, лобстеры, крабы, устрицы. И все в ледяной крошке. Я отвела душу, наевшись до отвала. А тебе понравилось, Би?»
«Не особенно. Слишком много ног, за исключением устриц, у которых их вообще нет», заявила молодая Би, заставив нынешнюю Би хмыкнуть.
Айона остановила запись, поскольку Долли уже запела другую песню. Она подошла к креслу, подняла Би на ноги, крепко обняла и уткнулась подбородком ей в плечо.
Дорогая, они собрались меня уволить, сказала Айона, произнося слова куда-то в пространство за спиной Би.
Да как они смеют, черт их побери? спросила та. Айона почувствовала, как у любви ее жизни от негодования напряглись все мышцы на спине. Ты же звезда их журнала!
Была когда-то, но теперь погасла, вздохнула Айона.
Ты всегда будешь моей звездой, возразила Би. Всегда. Самой яркой звездой на небе. Как называется самая яркая звезда?
Сириус.
Так вот, ты будешь моим Сириусом, сказала Би.
Сириуосно? пошутила Айона, еще крепче обняв Би и заставив себя рассмеяться, чтобы не расплакаться.
Санджей
08:19. Нью-Малден Ватерлоо
Едва войдя в поезд, Санджей услышал пронзительный свист. Но это свистел не кондуктор в свой свисток. Для такого свиста нужно вложить два пальца в рот и хорошенько дунуть, как фермер, который подзывает овчарку. Санджей и другие пассажиры в вагоне дружно обернулись в поисках источника свиста. Им оказалась Айона. Она размахивала руками, подзывая парнишку к себе.
У Санджея забурлило в животе, ибо, как и две недели назад, в то «виноградное» утро, рядом с Айоной сидела Девушка-из-Поезда. Вот он, его шанс. На этот раз он не оплошает.
Санджей направился к ним, изо всех сил стараясь двигаться непринужденно, отчего следил за движением каждой мышцы тела.
Как всегда, Девушка-из-Поезда держала книгу с торчащей из нее кожаной закладкой. Чувствовалось, что с книгами она обращалась бережно, не позволяя себе загибать страницы или, хуже того, мять и ломать переплет.
Доброе утро, Айона! поздоровался Санджей, изображая невозмутимого Джеймса Бонда, приветствующего мисс Манипенни.
Санджей, дорогой, ответила Айона, пересаживая любимицу к себе на колени, садитесь. Лулу совершенно не против того, чтобы уступить место героическому медбрату. Правда, моя милая? Так она научится делиться с другими. Кстати, Лулу, это называется «горячий стул». Такие вот дела, сказала она собачке, которая вовсе не обрадовалась переменам.
Молодой человек сел на освободившееся место и попытался привести хотя бы в относительный порядок свои мысли, напоминавшие стадо испуганных овец.
Санджей, познакомьтесь. Нашу попутчицу зовут Эмми. Ее имя пишется с двумя «м», продолжала Айона, указав на Девушку-из-Поезда. Итак, у нее появилось имя. Почти палиндром, но не совсем.
«Что еще за палиндром?» подумал Санджей. Слово было похоже на название лекарства, но ему такие лекарства не встречались.
А я вас помню! сказала Эмми и улыбнулась, отчего на щеке появилась ямочка. Сегодня ее волосы были завязаны в пучок, но несколько прядок выбивались. Вы тот удивительный медбрат, что спас пассажира, который чуть не умер прямо у меня на глазах!
Санджей почувствовал, что краснеет. Он попытался пробудить в себе вибрации героя, но, похоже, сейчас больше напоминал смущенную мисс Манипенни, нежели невозмутимого Бонда.
Не правда ли, он действовал просто потрясающе? спросила Айона, словно гордая мамаша, чье чадо участвовало в рождественской постановке. Санджей, Эмми занимается рекламой в Интернете. Она проделывает всевозможные умные штучки с сайтами и соцсетями, продвигая крупные бренды, которые хотят завоевать внимание молодежи.
И Айона выразительно посмотрела на парня. «Теперь ваша очередь сказать что-нибудь интересное», говорил ее взгляд.
Надо же, пробормотал Санджей.
В общем-то, моя работа по значимости не идет ни в какое сравнение с вашей, заметила Эмми. Вы ведь спасаете человеческие жизни. Я видела это своими глазами. Вы действовали так спокойно и сосредоточенно. Я же просто мотивирую потребителей, чтобы они покупали больше стирального порошка или туалетной бумаги. Представляю, какое удовлетворение испытываете вы, помогая людям, правда?
Да, пожалуй, кивнул Санджей.
Молодой человек пытался отыскать в памяти подходящий случай из своей практики, где он предстал бы сильным и заботливым. Героическим, но скромным. Он уже приготовился заговорить, как вдруг глаза Айоны округлились, и она задергала головой. Никак у нее припадок? Нет, она пыталась что-то ему сообщить. Санджей беспомощно воззрился на спутницу, пытаясь разгадать этот шифр движений. Айона явно старалась помочь бедняге, но ее усилия лишь усугубили его волнение.
Почувствовав резкий удар в лодыжку, Санджей вскрикнул и недовольно посмотрел на попутчицу. Та, еще сильнее выпучив глаза, кивала головой в сторону окна. Санджей повернулся направо. До этого он даже не видел мужчину, сидевшего рядом с ним: отчасти потому, что смотрел на Эмми, а отчасти из-за невзрачности самого пассажира.
Санджей давно заметил, что в вагонах ездит «костюмная бригада»: юристы, банковские служащие, финансисты и так далее, склонные одеваться более или менее одинаково. Все они носили серые или темно-синие костюмы, одноцветные или полосатые рубашки спокойных тонов и ботинки броги. Некоторые пытались выделиться, блеснуть оригинальностью или индивидуальностью, надевая галстуки с замысловатым узором, носки с яркими полосками или дизайнерские запонки, словно бы желая заявить окружающим: «Я интереснее, чем вы думали». Но только не этот пассажир. Он явно не был поклонником диковинных галстуков. И одевался так, будто хотел полностью слиться с толпой. Большинство мужчин с возрастом приобретали характерные черты внешности: носы картошкой, желваки или волосатые уши. У этого человека не было ничего подобного. В нем вообще не было абсолютно ничего примечательного или запоминающегося.
Только сейчас Санджей заметил открытую коробку для ланча, стоявшую перед его соседом. Там лежали сэндвич, банан и плитка шоколада. Неужто еще существуют коробки для ланча? Неужели людям мало сети магазинов и ресторанов быстрого питания? В слегка подрагивающей руке пассажир держал клочок бумаги, на который и смотрел, буквально разинув рот.
Айона снова ткнула Санджея ногой в лодыжку и, кивком указывая на бумажку, прошептала громче, чем намеревалась:
Что там такое НАПИСАНО?
Вам помочь? вдруг спросил мужчина.
У Санджея его вопрос вызвал оторопь, зато Айона ничуть не смутилась.
На самом деле я подумываю, не нужна ли вам моя помощь, сказала она. Я вижу, как вы зависли, уставившись на эту бумажку.
Айона протянула руку, и, к удивлению Санджея, незнакомец передал листок ей.
«Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ЭТО ДЕЛАТЬ», вслух прочитала Айона. Ваш сэндвич взывает о помощи. Неудивительно, что вы ошалело смотрите на него.
Скорее этот крик души исходит от моей жены, вздохнул мужчина.
Должно быть, ей всерьез осточертело делать вам сэндвичи, включилась в разговор Эмми.
Рука девушки на столике находилась так близко от руки Санджея, что он улавливал тепло ее кожи.
Дорогая, думаю, дело тут не просто в нежелании готовить ланчи: наверняка корни проблемы уходят глубже, сказала Айона. Меня зовут Айона Айверсон, а это Эмми и Санджей. Позвольте узнать ваше имя.
Дэвид Харман, представился попутчик.
Должно быть, вы недавно стали ездить на этом поезде? Прежде я вас не видела.
Нет, я езжу на нем постоянно, в течение многих лет, возразил Дэвид. И кстати, частенько вижу вас.
Черт побери, какая же я невнимательная, смутилась Айона.
Санджей впервые видел ее ошеломленной, но Айона быстро взяла себя в руки.
Дэвид Харман, а вам известно, что ваша жена чувствует себя несчастной?
Похоже, что теперь, когда Айона нарушила все правила поведения в пригородном поезде, ее уже было не остановить. Она вдруг ощутила вкус к вмешательству в личную жизнь другого человека. Санджей чувствовал, что пассажиры вокруг только делали вид, будто читают газеты или слушают музыку. На самом деле они жадно ловили каждое слово. Неужто Айона сделала их с Эмми участниками вагонного реалити-шоу?
Нет, неизвестно! Правда, наши отношения некоторым образом зашли в тупик, ответил Дэвид. Но мы женаты почти сорок лет! В нашем возрасте уже нет ни пылкости, ни страсти, правда? Он умолк и задумался. А ведь я еще по граноле должен был догадаться, что с Оливией что-то не так.