Ну-ну!
Ну вот, стою, жду, багорик наготове И вдруг фрр! влетают
Кто?
Да эти пернатые с Чистилища! Один зелёный, с первого уступа, а второй, не знаю, с седьмого, что ли?.. Блестящий такой, надраенный «О, говорят, а ты что тут делаешь?» «Как что, говорю, грешника жду». «Ты что, говорят, угорел? Грешника от праведника отличить не можешь?» «Это где вам тут праведник, спрашиваю, это он, что ли, праведник? Вы на душу его посмотрите: копоти клок и то чище!..» А они, представляешь, в рыло мне смеются: ладно, говорят, отмоем А? Ничего себе?
Д-да Собачий Зуд покрутил головой.
Ну я разозлился, врезал одному багром промеж крыл Короче, я на них телегу, а они на меня
Собачий Зуд слушал, сочувственно причмокивая и не замечая даже, что во вверенном ему квадрате из смолы торчат уже голов десять с приоткрытыми от любопытства ртами.
Ну а душа-то кому пошла?
Да никому пока расстроенно отозвался Тормошило. Опять откачали Может, ему мученик какой родственником приходится, откуда я знаю!.. Нет, но ты понял, что творят? Начальнички
А Хвостач, значит, связываться не захотел?
Тормошило открыл было рот, но тут сверху послышался треск крыльев и звонкий поцелуй пары копыт о каменное покрытие моста. Головы грешников мгновенно спрятались в смолу.
О! Скривившись, Тормошило кивнул рогом. Лёгок на помине. Сейчас начнёт орать, почему колонна без присмотра
Над гранитной кромкой показалось ликующее рыло Хвостача.
Эй, загребалы! позвал он. Посмеяться хотите?
Ну? осторожно молвил Собачий Зуд.
У Харона ладью угнали! распялив в восторге клыкастую пасть, сообщил Хвостач. Ох и начнётся сейчас!.. Ударил крыльями и понёсся ласточкой к следующей опоре.
Загребалы ошарашенно переглянулись. Первым опомнился Собачий Зуд.
Бардак безнадёжно изронил он и притопил со вздохом очередного не в меру любопытного взяточника.
Глава 4
Командированные
А. С. Пушкин. Каменный гостьЛепореллоПроклятое житьё. Да долго ль будетМне с ним возиться? Право, сил уж нет.
Грязный отвратительный буксир, впряжённый в допотопную ржавую баржу, стоя, можно сказать, на месте, с тупым упорством рыл зеленоватую волжскую воду. Злобился и ворчал бурун. На баке над распростёртым телом товарища стояли и беседовали два матроса. Один коренастый, насупленный, весь поросший густым проволочным волосом. Другой румяный красавец с придурковатым, навсегда осклабившимся лицом.
Ишь! злобно цедил коренастый, с завистью глядя на привольно раскинувшееся тело. Залил зенки с утра и хоть бы хны ему!
Да тебе-то что?
Мне ничего. А тому, кто на его место придёт, думаешь, сладко будет с циррозом печени? Надо ж немного и о других думать!
Мнится: ангельские речи слышу, глумливо заметил румяный. А сам-то что ж ревизоршу багром закогтил? Всех ведь, считай, подставил!
Коренастый насупился, закряхтел.
Не устоял, сокрушённо, со вздохом признался он. Да и домой что-то потянуло
Капитан (громила с длинным равнодушным лицом), возложив татуированную длань на штурвал, нехотя доцеживал сигарету. Гладкие волны, как в обмороке, отваливались от мерзкого судна.
Ничто, казалось, не предвещало грозы, когда из безоблачного неба пала с шелестом разящая чёрная молния. Ударом ветра развернуло линялый флаг и сохнущее на снастях бельё. Матросы остолбенели. На палубе, распялив кожистые крылья и злорадно скаля клыки, стояло адское создание с шерстистым уродливым ликом.
Отцепляй, в превыспреннюю, баржу! гаркнуло оно капитану, ударив в настил чёрным от смолы багром.
Спящий на баке матрос приподнял всклокоченную голову, поглядел заплывшим глазом и снова заснул. То ли крылатый бес был ему уже знаком по белой горячке, то ли матросик принял его спросонья за кого-нибудь из команды.
На обветренных скулах капитана обозначились желваки. Двумя пальцами он изъял изо рта окурок и, выщелкнув его за борт, процедил:
Борода, штурвал прими
И, не сводя с адского творения неприязненных глаз, спустился по железной лесенке на палубу. Безбоязненно приблизился почти вплотную.
Что за дела, Хвостач? угрожающе выговорил он, подавая звук несколько в нос. Там ты меня доставал, здесь достаёшь Что за дела?
Баржу отцепляй, ласково повторил гость из бездны.
Сняв с красного щита по противопожарной принадлежности, подошли оба матроса. Борода (кстати, не то чтобы гладко выбритый, но уж во всяком случае не бородатый) с нездоровым любопытством следил за ними из-за штурвала.
А ты мне здесь кто? Начальник? не менее ласково осведомился капитан. Баржу ему отцепляй! Да в этой барже одних бушлатов на весь второй круг! Сдам только Харону и каптенармусу. Под расписку.
Да не отсвечивай ты, Хвостач! хмурясь, проворчал коренастый. Вон с берега уже пялятся! За рубку зайди.
Вчетвером они отошли за рубку.
Ну, в чём дело?
Побег, сказал Хвостач. У Харона кто-то ладью угнал. В общем, так: руби концы и полным ходом на Баклужино. Может, он ещё из протоки не выплыл
Так кто бежал-то?
А я знаю? Если бы Харон сразу спохватился! А то гонял два дня веслом какую-то душу по берегу делать ему больше нечего!..
Кто-то присвистнул.
Два дня? Так это ладью уже наверняка в Волгу вынесло
Значит, всю Волгу обшарь, но найди!
А сам-то чего ж? осклабившись сильней обычного, осведомился румяный. На крыльях-то, чать, сподручней
Посоветуй мне, посоветуй! огрызнулся Хвостач. Придумал: на крыльях! Средь бела дня!
А что ж на палубе стоял, светился, раз такой осторожный?
Ну хватит! Поговорили! Отцепляйте баржу!
Да пошёл ты!.. лениво сказал капитан. Вот вернёмся в Злые Щели там и покомандуешь.
А что ж ты думаешь? злобно сказал Хвостач, прожигая его взглядом. И покомандую. Попомни, Забияка: ты у меня в Злых Щелях из обходов вылезать не будешь!
Прянул в воздух и стремительным шуршащим зигзагом ушёл в зенит. Чёрной молнии подобный. Плеснуло сохнущее на снастях бельё.
Настучит со вздохом обронил Борода.
Запрокинув равнодушное лицо, капитан смотрел в небо. Смотрел, не щурясь. Зрачки с иголочное остриё.
Начальнички, проворчал он наконец и, сплюнув за борт, снова полез в рубку. Один одно командует, другой другое Не знаешь уже, кого слушать.
Это точно, отозвался румяный матрос, вешая топорик на пожарный щит.
Борода, уступивший штурвал капитану, заржал.
Сижу это я раз в одном бесноватом, начал он, спускаясь по лесенке на палубу, и приходят эти заклинатели. Штук семь. «Именем, говорят, того Иисуса, Которого Павел проповедует, приказываем тебе выйти из этого человека». А я им и говорю: «Иисуса знаю, Павла знаю, а вы кто такие?» Как дал им, как дал! Они от меня два квартала нагишом драли!
И что тебе потом было?
А ничего не было. Похвалили даже. Борода ощерился и махнул рукой. Так что, может, и сейчас прокатит
Не прокатило.
* * *
И получаса не прошло, как с ясного неба на палубу метнулись, шурша, уже две молнии: одна чёрная, другая ослепительно-зелёная.
Ангел в изумрудных одеждах с ужасным от гнева лицом шагнул к попятившимся матросам. Огненный меч в его деснице сиял, как язык ацетиленовой горелки.
Пр-роклятый род! возгласил он громоподобно. Во что ещё бить вас за гордыню вашу? Уже и грешники бегут из преисподней! Уже и собственным начальникам отказываетесь повиноваться!.. Он передохнул и приказал сухо и коротко: Баржу отцепить. Полным ходом в протоку.
Я им говорю, мол, так и так, побег, мол робким баском объяснял из-за крыла Хвостач.
Так бушлаты же начал было оправдываться капитан. Люди свечки ставили, панихиды заказывали
Бушлаты?! С пылающим от гнева лицом ангел в зелёных одеждах стремительно прошествовал на корму и одним ударом огненного меча перерубил трос.
Глава 5
На приёме
А. С. Пушкин. Каменный гостьЛепореллоОго! Вот как! Молва о Дон ГуанеИ в мирный монастырь проникла даже,Отшельники хвалы ему поют.
Прошу вас, владыко, садитесь
Архиерей сел. С торжественностью несколько неуместной (дело происходило в кабинете начальника милиции) он воздел пухлые руки и, сняв клобук, бережно поместил его на край стола. Остался в чёрной шапочке.
Генерал хмурился и в глаза не глядел. В негустую и рыжеватую его шевелюру с флангов врубались две глубокие залысины, норовя повторить знаменитый манёвр Ганнибала.
Про баржу слышали? отрывисто спросил он наконец.
С несчастным видом владыка развёл мягкие ладони.
Обрубили трос, сдавленно сообщил генерал. Баржу снесло на косу. А местные жители, не будь дураки, вскрыли пломбы и принялись расхищать бушлаты. Если прокуратура (а она уже занимается этим делом) копнёт достаточно глубоко, то с полковником Непалимым придётся расстаться Как прикажете дальше работать, владыко? С кем работать прикажете?
Сказано: аще и страждете правды ради начал было архиерей.
Правды ради? Генерал жёлчно усмехнулся. Утром Склизский прибегал каяться. Бушлаты-то отгружал именно он И если бы только правды ради!
Архиерей ошеломлённо схватился за наперсный крест:
Вы хотите сказать?..
Вот именно. Голос генерала был исполнен горечи. Под прикрытием богоугодного дела гнал ценности на ту сторону. Вместе с бушлатами. Отсылал на хранение каптенармусу, с которым, как сам признался, связан уже давно
Господи помилуй! В страхе архиерей осенил себя крестным знамением. Вот уж воистину: яко несть праведен никтоже
Праведен! сказал генерал. Покажите мне одного праведника, который бы мог разом списать столько бушлатов! Вы же знаете, что в прокуратуре сплошь сидят наши с вами противники, и если всплывёт хоть одна зашитая в бушлаты ценность, нам останется уповать лишь на вмешательство Петра Петровича. Склизский ладно, а вот Непалимого жалко
Генерал вздохнул.
А на будущее, владыко сказал он, потирая левую залысину. Простите великодушно, но что-то с вашими речниками надо делать. Так дальше нельзя. Взять хотя бы тот случай с ревизоршей Уму непостижимо: багром! Женщину! Интеллигентную! Пожилую!.. А у неё, между прочим, национальность! Сначала демократы здание пикетировали, потом патриоты с плакатом! «Одолжи багор, матросик!» Ну вот как его теперь отмазывать прикажете?
Так ведь контингент-то какой!.. беспомощно проговорил архиерей. Одно слово: бесы. Да и ревизорша, между нами, взяточница. А у него, как на грех, багор был в руках. По привычке зацепил, без умысла
Послушайте, владыко, взмолился генерал. Ну присоветуйте вы там, я не знаю, чтобы хоть меняли этих речников время от времени
Так ведь и так меняют! Меняют что ни рейс!
Простите?.. Помаргивая рыжеватыми ресницами, генерал непонимающе смотрел на служителя культа. Как же меняют, если люди одни и те же?
Люди да. А бесы в них каждый раз новые. Я же и говорю: контингент такой Что у вас, что у нас Но вот с баржей здесь их вины, поверьте, нет. Приказали трос обрубить они и обрубили.
Приказали? поражённо переспросил генерал. Зачем?
Перед тем как ответить, архиерей боязливо оглянулся на дверь кабинета. Дверь была плотно прикрыта.
Великий грешник бежал из обители скорби, тихо и страшно выговорил он.
Генерал откинулся на спинку стула. Рыжеватая бровь изумлённо взмыла.
Как?.. Оттуда?
Архиерей скорбно кивнул, и в этот миг грянул телефон. Генерал уставился на аппарат, словно видел подобное устройство впервые. Затем снял трубку.
Слушаю, отрывисто известил он. Сволокли с косы?.. Что?! Лицо его внезапно осунулось. Когда?.. Час назад?.. На глубоких генеральских залысинах проступила испарина. Срочно выясни, где в этот момент находились речники Ну а какие же ещё? Конечно наши!
Он бросил трубку. Владыка смотрел на генерала, широко раскрыв глаза.
Час назад теплоход «Богдан Собинин» таранил баржу с бушлатами, несколько севшим голосом сообщил тот. Оба судна затонули.
Свят-свят-свят! только и смог выговорить архиерей.
Глава 6
В подвале
А. С. Пушкин. Каменный гостьВторойКакие звуки! Сколько в них души!А чьи слова, Лаура?
То ли здесь, во сне, то ли там, наяву, кто-то тихо и нежно произнёс его имя. Вздрогнув, дон Жуан открыл глаза и сразу попал в липкую душную черноту четвёртого круга. Сердце прянуло испуганно Но нет, это был не Ад в Аду никто никогда не спит. Это был всего лишь подвал точное подобие Стигийских топей близ раскалённых стен адского города Дит. Справа из темноты давили влажным теплом невидимые ржавые трубы. В углу, наполняя тесное подземелье удушливым паром, бил слабый родник кипятка.
Шли третьи сутки со дня бегства с борта теплохода «Богдан Собинин». Что-то подсказывало дону Жуану, что судно, принявшее на борт ладью Харона, недолго продержится на плаву.
В итоге подвал. А тихий нежный оклик ему приснился, не иначе Дон Жуан со вздохом опустился на ветхое влажное ложе из пакли и тряпья, но тут голос возник снова:
Он не сразу понял, что это стихи. Резко приподнялся на локте и вдруг плотно, страшно как будто не себе, а кому-то другому зажал рот ладонью. А голос продолжал:
Она улыбалась. Даже не видя её лица, он знал, что, произнося это, она улыбается нежно и беспомощно. Неслышно, как во сне, он поднялся с пола и двинулся к лестнице, ведущей из подвала в подъезд.
Застенок подъезда был освещён мохнатой от пыли скляницей. Без лязга приоткрыв дверь из сваренных накрест железных прутьев, дон Жуан шагнул наружу.
На каменной коробке подъёмной клети теснились глубоко вырубленные непристойности и выражения, дону Жуану вовсе не знакомые. Богохульства, надо полагать В подвале журчал и шипел кипяток, откуда-то сверху сквозь перекрытия приглушённо гремела дикарская музыка, а девичий голос на промежуточной площадке всё ронял и ронял тихие, пронзающие душу слова:
Он решился и выглянул. Короткая лестница с обкусанными ступенями упиралась в обширную нишу высотой чуть больше человеческого роста. Скляница там была разбита, и ниша тонула в полумраке. Задняя стена её представляла собой ряд квадратных и как бы слившихся воедино окон с треснувшими, а то и вовсе вылетевшими стеклами.
Девушка сидела на низком подоконнике. Зеленоватый свет фонаря, наискосок проникавший со двора, гладил её чуть запрокинутое лицо, показавшееся дону Жуану невероятно красивым.
Голос смолк. И тут на подоконнике шевельнулась ещё одна тень, которой дон Жуан поначалу просто не заметил.
Не, Аньк, я над тобой прикалываюсь, проскрипел ленивый юношеский басок. Донжуан-донжуан!.. Читаешь всякую
Фраза осталась незаконченной. Низкий и страстный женский голос перебил говорящего.
Ещё! то ли потребовал, то ли взмолился он.
Парочка, расположившаяся на подоконнике, вздрогнула и уставилась вниз. Там, на первой ступеньке, прислонясь к стене пролёта, ведущего в подвал, маячил женский силуэт. На молодых людей были устремлены исполненные мрачной красоты пылающие тёмные глаза. Парочка переглянулась озадаченно.
Ну я тащусь! скрипнул наконец басок, и его обладатель, всматриваясь, подался чуть вперёд из тени в полусвет. Дона Жуана передёрнуло от омерзения. Молодой человек был мордаст, глазёнки имел наглые и нетрезвые; что же до причёски, то раньше так стригли одних только каторжан и умалишённых: затылок и виски оголены, зато на макушке стоит дыбом некое мочало.
Тебе тут что, тётенька, концерт по заявкам, да? издевательски осведомился он, и рука дона Жуана дёрнулась в поисках эфеса. Четыреста лет не совершала она этого жеста Однако взамен рукоятки пальцы обнаружили упругое женское бедро. Его собственное.
Столь жуткого мгновения ему ещё переживать не приходилось.
Простите пробормотал он, опуская глаза. Простите, ради бога