Дьявол прочел мое сочинение дважды.
Ничего не понимаю, признался он.
Здесь сказано то же самое, что и у вас, пояснила я, только более официально. Я встала и ткнула в строки в середине текста. Видите фразы о сторонах договора с первой и второй стороны? О рассмотрении в суде? Они придают документу юридическую силу.
Хорошо, подписывайте, ответил он.
Я задумалась.
Понадобится свидетель. Пойду позову соседку по комнате.
И прежде чем дьявол успел открыть рот, я вышла. Моя подруга крепко спала.
Эй, Бобби, прошептала я, встряхнув ее за плечо.
Она перевернулась на другой бок и пробормотала:
Отстань.
Бобби, ты должна заверить соглашение.
Какого черта?
Внизу дожидается дьявол.
Ничего, подождет, отрезала Бобби.
Она открыла глаза, но не шевелилась. Я стянула ее с кровати и поставила на ноги.
Давай скорее, скомандовала я. Не будем его злить.
Договор с дьяволом подписываем, с отвращением пробормотала Бобби. В три часа ночи! Здесь вообще можно выспаться?
Пошли!
Бобби присела на край постели.
Тысячу лет протянул, проворчала она, подождет и пока я губы накрашу.
К тому времени когда мы спустились на первый этаж, дьявол выкурил четыре сигареты из моей пачки. Увидев нас, он встал и низко поклонился Бобби.
Счастлив знакомству, произнес он.
Бобби призывно улыбнулась и ответила:
Здравствуйте.
Друзья мои, обратилась я к ним, давайте поскорее с этим покончим. У меня полно дел.
Что от меня требуется? спросила Бобби, украдкой поглядывая на дьявола.
Всего лишь подпись вот здесь.
Он взял ее за руку и повел к столу.
Бобби вскрикнула так громко, что ее, наверное, услышала и комендантша, и все девочки в общежитии. Дьявол отшатнулся и принялся извиняться, однако Бобби лишь гневно смотрела на него, потирая руку.
Знаете что! воинственно заявила она. Я отказываюсь находиться рядом с парнем, который обжигает!
Дьявол взглянул на руку Бобби и вылечил ожог, а Бобби отошла подальше и встала по другую сторону стола.
Я взяла договор и сказала:
Сначала я.
Написав свое имя во втором пробеле, я протянула договор дьяволу.
Ваша очередь.
Где подписать? уточнил он, растерянно глядя на лист. Я указала на первый пробел и подала ему ручку. Он вдруг покраснел и посмотрел сначала на меня, а потом на Бобби.
Наверное, я запнулся он, ничего, если он пожал плечами и начертил вместо имени крестик. Так и не выучился сконфуженно пояснил он.
У Бобби аж челюсть отвисла. Она так и стояла с раскрытым ртом, пока я не пнула ее в лодыжку.
Подпиши здесь, я показала на строку для подписи свидетеля.
Мы с дьяволом снова расписались внизу, под текстом, и повторили процедуру со вторым экземпляром договора. Один лист я отдала дьяволу, а другой оставила себе.
По-видимому, я должна вам доллар, самым непринужденным тоном признала я.
За что? спросил он.
Бобби, сбегай наверх и займи у кого-нибудь доллар, торопливо попросила я.
Какого черта, ответила Бобби, но все же направилась вверх по лестнице.
Ну-с, чего пожелаете? спросил дьявол, потирая ладони.
Я принялась полировать ногти на левой руке.
Для начала мне бы хотелось пятерку по химии, дар становиться невидимой, возвращаясь в общежитие после отбоя, приглашение на выпускной бал от капитана футбольной команды
И мне что-нибудь, напомнила вернувшаяся Бобби.
Посмотрим протянула я. А Бобби
Свидание с тем блондином, перебила меня Бобби, сама знаешь, с кем.
Подруга подала мне доллар.
Вот и все, наверное, обратилась я к дьяволу.
Не считая, конечно же, снова вклинилась Бобби, пары сотен тысяч долларов.
Вы все получите, охотно пообещал дьявол.
Ах, да, улыбнулась я, а это вам.
И я протянула ему доллар.
За что? удивился он.
Я взглянула на договор.
За вашу душу.
Дьявол посмотрел на свой экземпляр.
Хотите сказать, за вашу душу.
Нет, я ткнула пальцем в страницу. Вы подписали там, где сказано, что отдаете мне свою душу за сумму в один доллар, а также за другие неназванные вознаграждения. В нашем случае это мои сигареты, которые вы выкурили.
И меня с кровати подняли, добавила Бобби.
Дьявол перечитал договор. Внезапно он затопал ногами, изо рта у него вырвались языки пламени мы с Бобби переглянулись.
Обалдеть! проговорила она. Вот бы с таким на свидание!
Услышав ее слова, дьявол слегка побледнел и попятился, а упершись в стену, молча уставился на что-то позади нас. Мы с Бобби обернулись и оказались лицом к лицу с комендантшей. Она стояла у открытой двери, в халате и папильотках, и вид ее повергал в трепет.
Комендантша взглянула на дьявола и осведомилась:
Молодой человек, что вы здесь делаете?
Мадам выговорил дьявол.
Вы пожароопасны! рявкнула она.
Да, мадам, признал он.
Убирайтесь немедленно, пока я не сообщила о вас декану.
Дьявол бросил убийственный взгляд на нас с Бобби и попытался исчезнуть в клубах взрыва, однако выдохнул лишь слабенькое серое колечко дыма и пропал.
Прекрасно, одобрила комендантша и повернулась к нам с Бобби. Ну и?
Понимаете выговорила Бобби.
Видите ли, все было так пояснила я.
Мгм, хмыкнула комендантша. Дьяволицы во плоти!
И отправилась спать.
Я не целуюсь с незнакомцами
Всякий раз, подходя к тому месту, где она сидела, он начинал что-то говорить и сразу обрывал себя, ведь о чувствах в такой толпе не скажешь, а глядя на выражение ее лица, он забывал все шутки, даже самые уместные. Ухитрившись сесть с ней рядом, он рискнул взять ее за руку, но она лишь едва заметно улыбнулась, не поднимая глаз.
В зале было и тесно, и шумно, а ему так хотелось вывести ее наружу, во тьму, вот только как ее заинтересовать, выманить из дома? Он поделился с кем-то из гостей своими трудностями, обронив: «Не предложишь же девушке в разгар вечеринки: Пойдем отсюда, попрощаемся».
Господи, да иди с ней в спальню, там пусто, не раздумывая, ответил ему собеседник.
В конце концов, когда гости достаточно выпили, а за громким пением разговоров стало не разобрать, он снова сел с ней рядом.
Слушай, нам надо поговорить.
Я слушаю, отозвалась она.
А дальше? Напомнить, что это их прощальный вечер? Он побоялся выглядеть бестактным. Еще ему хотелось спросить, почему последние часы они проводят так далеко друг от друга. Впрочем, он знал, что ответа не услышит.
И тогда он просто сказал:
Я все время смотрю на тебя.
А я на тебя смотреть не хочу, очень быстро проговорила она. Я все прекрасно запомнила.
Приедешь навестить меня? он схватил ее за руку и потянул, пытаясь повернуть к себе. Ты могла бы сопровождать нашу часть как гражданское лицо.
Ни за что, ответила она. Я поеду домой. К матери.
Будешь чинно пить чай и играть в бридж, пока я ползаю в грязи с винтовкой «Гаранд»?
Замолчи, отрезала она.
Вот теперь время пришло, и он сказал:
Пошли. Выйдем отсюда.
Я не хочу уходить слишком далеко от коктейлей, воспротивилась она.
Мы ненадолго. И недалеко.
Нет, подумав, добавила: Погоди-ка. Ступай за мной.
Взяв бокал в одну руку, а пачку сигарет в другую, она поманила его за собой в ванную и заперла дверь.
Ну вот. Мы недалеко, и здесь пусто.
А вдруг кто-нибудь захочет войти? спросил он, усаживаясь на край ванной.
Подождут. Мы недолго.
Милое местечко, заметил он. Созданное специально для избавления от самых неприятных отходов человечества, прямо как наши издательства.
Славно, прокомментировала она. Устроим здесь идеальное прощание в стиле лучших гостиных. Ты, как сам Ноэл Кауард[1], станешь произносить подобные фразы одну за другой.
Да что с тобой, бога ради ты пьяна?
Нет, ответила она.
Ему подумалось, что теперь можно высказать все, что прежде он считал слишком бестактным или слишком бесполезным.
Милая, сегодня наш прощальный вечер, и я не хочу, чтобы он прошел так
Почему наш прощальный вечер должен отличаться от любого другого вечера? Я же испортила достаточно наших вечеров?
Но я не хочу вспоминать о тебе, как
Послушай, прервала она его. Добрые старые времена закончились, ты еще не понял? Не видишь, какая огромная разница между тем, как мы развлекались, когда были влюблены, и теперь, когда тебя призвали в армию, а мы все еще влюблены?
А есть разница? удивился он.
Конечно. До вчерашнего вечера все было как всегда, но как только наступил твой последний день, стало иначе. И иначе теперь все будет черт знает сколько времени.
Ровно год.
Год! Да неужели! огрызнулась она. Если ты и вернешься, то станешь бывшим солдатом. С кошмарами в голове. Ты сильно изменишься.
Можно подумать, это тебя призвали в армию, проговорил он.
Думаешь, мне так не кажется? Вот сижу я здесь и рассуждаю: «Да, мы теперь не скоро увидимся, и предположить не могу, что произойдет за это «не скоро». Стану ли я перечитывать твои письма? Или встречу другого парня? Я не знаю, как он будет выглядеть. Не представляю, какой у него будет голос. Вот что значит «не скоро». Сколько всего мне предстоит сделать без тебя! Сколько раз мне придется ложиться в постель одной, без тебя, или с тем парнем, которого я пока даже не знаю? Не счесть! Сколько раз у меня кончатся сигареты, а тебя не будет рядом, чтобы сбегать за новой пачкой?»
Все верно, кивнул он. А кому из нас предстоит ползать в грязи?
Кто станет пересылать твою почту? продолжила она. Кому теперь заводить часы и выносить каждый вечер мусор?
Ты привыкнешь.
Я тоже изменюсь. Стану другой живущей без тебя, как ты стал другим отбывающим завтра в часть.
Так давай хотя бы сегодня побудем счастливыми! потребовал он. Почему мы сцепились, какого черта? Ссоримся из-за того, что завтра я ухожу в армию это глупо!
Мы не ссоримся, возразила она, ничего подобного. Тебе, конечно, хочется обнять меня, похлопать по спинке и сказать: «Ну-ну всего-то год, подумаешь», а я не позволю. И мне не будет стыдно просто все иначе.
Но почему?
Потому что только наше прощание у меня и осталось, ответила она. Мне придется делать все, как раньше, до скончания века. А когда меняешься, все вокруг становится другим.
Не понимаю, признался он. Хочешь сказать, я теперь другой только потому, что завтра уезжаю?
Сам не видишь? удивилась она. Ладно, попробую объяснить еще раз. Ты больше не просто парень, в которого я влюблена. Ты парень, в которого я влюблена и который уходит в армию. И у меня осталось всего несколько минут, чтобы с тобой попрощаться. Когда ты уйдешь, у меня ничего не останется, только ты, который ушел. И я не хочу проводить последние минуты с парнем, в которого я влюблена и который уходит в армию.
Прости, сказал он. Я все равно ничего не понял.
Вижу, кивнула она. Я напишу тебе письмо.
В дверь постучали, и он заметил:
Похоже, праздник заканчивается.
Да, она поднялась. Что ж
Он подошел к двери и обернулся.
Ты ведь не станешь плакать?
Нет.
Она обошла его и отперла дверь, а когда он потянулся к ней, отвернулась.
Нет, повторила она. Я не целуюсь с незнакомцами. Мог бы и запомнить.
Летний день
Розабелла Джемайма Хендерсон, которая умела открывать и закрывать глаза, и чьи локоны можно было завивать и расчесывать, лежала, удобно откинувшись на розовую подушку в кукольной коляске. А рядом с ней спала в игрушечной карете Амелия Мариан Доусон, которая могла по-настоящему ходить, если держать ее за руки, и могла говорить «мама» и «папа»; ее длинные ресницы отбрасывали тень на нежно розовевшие щеки. На ступеньках дома Доусонов, оставив на минуту свои материнские обязанности, Дженни Доусон и Керри Хендерсон склонились над другой любимой игрой между собой они называли ее «цветочные люди». У Дженни светлые волосы были забраны в конский хвост, завязанный розовой лентой, а Керри, темноволосая и с каре, была в красной блузке. Керри считала маму Дженни второй самой милой мамой на свете, а папа Керри так смешно корчил забавные рожицы, что Дженни всегда попискивала от смеха.
Играя в цветочных людей, девочки строили крошечные домики из листьев и травы, а из бело-розовых бубенчиков, бутонов с куста, росшего рядом со ступеньками крыльца у дома Дженни, получались грациозные цветочные дамы. С невысокого дерева за домом Дженни они собирали зеленые стручки, из которых складывали колыбельки для цветочных детишек. Скорлупа грецкого ореха служила в домике Дженни столом, а Керри превратила обрывок серебристой бумаги в ковер.
Моя дама идет в гости к твоей даме, сказала Дженни и мелкими шажками перенесла розовый цветок к домику Керри. Как поживаете, миссис Браун? спросила розовая дама. Я пришла к вам на обед.
Хорошо, а вы, миссис Смит? отозвалась белая дама Керри, бросаясь к входной двери. Проходите, пожалуйста, садитесь в гостиной с серебристым ковром, а я подам обед.
Розовая и белая дамы опустились на стулья из листьев, а между ними Керри положила розовый лепесток с двумя ягодами.
Не желаете ли мороженого? осведомилась белая дама. И еще пирога и печенья? Я все испекла сама.
Большое спасибо, поблагодарила розовая дама. Очень вкусно.
Послушай, сказала Керри уже за себя, а не за розовую даму, моя мама и правда испекла сегодня печенье.
Так пойдем к тебе в гости, предложила Дженни.
Попросим у нее печенья с молоком, согласилась Керри.
Оставив розовую и белую дам за обедом, а Розабеллу и Амелию крепко спящими у ступенек, девочки пошли по дорожке, задержавшись на минуту, чтобы рассмотреть крошечное существо, которое Керри сочла, скорее всего, долгоножкой, а Дженни была почти уверена, что перед ними новорожденная гусеница, и еще раз остановились на тротуаре, раздумывая, затормозит ли показавшаяся на улице машина. Когда же автомобиль проехал мимо, девочки медленно зашагали к дому Керри. Через живую изгородь между домами Керри и Дженни была протоптана тропинка по ней ходили мама Дженни, мама Керри и их отцы туда и обратно, а Керри и Дженни всегда сворачивали на тротуар ведь они никогда никуда не спешили.
Мама Керри действительно испекла печенье, но приближалось время ужина, и девочкам дали только по одному сладкому кружочку. Осторожно откусывая маленькие кусочки по краям, чтобы продлить удовольствие, они вышли из дома Керри и медленно отправились обратно.
Я больше не хочу играть в «цветочных людей», сказала Дженни.
И я не хочу, согласилась Керри. Можно попрыгать в классики.
Классики у меня только на пятнадцатом месте среди любимых игр, возразила Дженни. Давай лучше попрыгаем через скакалку.
Прыгать через скакалку у меня на пятнадцатом месте. Давай поиграем в танцы.
Давай порисуем цветными карандашами.
Или влезем на ореховое дерево.
Или поиграем в танцы.
Керри задумалась.
Давай навестим Макки, предложила она.
Да. Дженни так энергично кивнула, что длинные волосы упали ей на лицо. Сходим к Макки.
Мелкими легкими шажками они шли по тротуару, откусывая понемногу печенье.
Мы давно не навещали Макки, сказала Дженни.
Может быть, Макки мечтает, чтобы мы к ней зашли.
Может быть, Макки грустит, оттого что мы давно у нее не были.
Прошло столько дней с тех пор, как мы ходили к Макки.
Не сговариваясь, они одновременно начали подскакивать на ходу. Всякий раз примерно в это время они начинали подскакивать, не спрашивая друг дружку, и так и скакали, пока не миновали подъездную дорожку к дому Браунов, где тротуар был весь в трещинах. Там они пошли обычными шагами, по очереди обходя яму, и опять рядом, до самого угла, где и повернули. Миновали пустующий участок, где как-то раз, поздним вечером жившие по соседству большие мальчишки развели настоящий костер, как бойскауты, и пекли картошку, а Керри и Дженни смотрели на них с тротуара, и каждой досталось по поджаренной маршмеллоу, липкой, но очень вкусной пастилке. Пустой участок принадлежал Браунам, но все большие мальчишки играли там, а когда выстроили что-то вроде шалаша, то девочек к себе пускать перестали. Дженни и Керри не разрешалось ходить на свободный участок, ведь они были совсем маленькие, но гулять по тротуару вдоль домов им позволяли при условии, что ни одна из них ни шагу не сделает на улицу. Когда шел дождь, и вода, бурля, бежала по сточным канавам, а большие мальчишки строили запруды и пускали кораблики из деревяшек и листьев, Дженни и Керри все равно запрещалось сходить с тротуара на проезжую часть. И это было совершенно справедливо. Вот вырастут Дженни и Керри, тогда и станут играть в бегущей по канаве воде, ходить на целый день в школу и строить снежные крепости на пустующем участке. А пока Дженни и Керри маленькие, им совершенно законно разрешается обходить весь квартал по тротуару и гулять с кукольными колясками, а вот на улицу ни ногой.