Со звонницы церкви раздался механический манерный бой, и следом колокол пробил полдень. Из церкви начали выходить степенные прихожане.
Разве эта красота не стоит полутора тысяч? спросил де Вильт.
Стоит.
Вот мы и поладили, заключил мой хозяин. Я был сразу в том уверен. Вы мне кажетесь вдумчивой натурой. Не спешите, поживите здесь спокойно. Соседи не будут мешать. Где вы жили до этого?
Я в Голландии во второй раз. Сейчас я здесь уже два месяца. Первый из них прожил в Лейдене при колледже иезуитов, ответил я, а сейчас проживаю в замке Лунерслоот.
Сколько вы платили иезуитам? с подозрением спросил де Вильт.
Они просили тридцать пять гульденов за большую гостевую комнату с удобствами и мраморным камином, с завтраками и общим обеденным столом.
Бьюсь об заклад, что эти заносчивые господа пытались обратить вас в католицизм.
Совсем нет, эти милые господа мне не навязывались, а религиозные диспуты меня не интересовали. Но иезуиты были в числе первооткрывателей новых земель, и я порылся в их библиотеке. То и было целью моего проживания у них.
Новые земли? Где?
Иезуиты для вас, менеер де Вильт, члены противоборствующего религиозного направления, а для меня они первые европейцы, открывшие Тибет и многие части Азии. Я вижу в них исследователей, первопроходцев, оставивших ценные записки и дневники. Ведь я из России, человек с востока, и всё я вижу иными глазами и понимаю по-иному, не так, как вы, голландцы. Познакомившись ближе, иезуиты позволили жить бесплатно, сколько мне нужно.
А баронесса? Ведь она давно никого не принимает. Мы даже не знаем, жива ли она.
Прапрадед её сиятельства всю жизнь преданно служил русской королеве, и любые разговоры о деньгах баронесса ван Нагель посчитала бы оскорблением. Так что эти два месяца я прожил бесплатно, сохранив деньги для вашего чудесного местечка.
Я взялся за ремень, прикреплённый к языку колокола, и несильно дёрнул. Колокол глухо отозвался. Стены и купол ротонды отозвались эхом, в моих ушах загудело. Прихожане замерли, из церкви выглянул молоденький патер, а из бара выбежали два выпивохи. Задрав головы, все смотрели на меня.
Вам заплатить всю сумму сразу? прокричал я, невольно борясь с гулом в ушах.
Раз вы от баронессы ван Нагель и были в Дельфине, то я возьму с вас только тысячу гульденов.
Прекрасно, данкевел. Меня устраивает. А почему вы не чистите колокол, менеер де Вильт? Он чёрный, словно бы для сатанинской мессы. А в церкви напротив колокол сверкает, словно новая игрушка.
Некому чистить. Я всегда занят, а жена сюда не заберётся.
Хорошо, хозяин, я найду время и отполирую его, чтобы не чувствовать себя звонарём в преисподней.
Если вы сделаете это, то я верну вам половину суммы за комнату, и она обойдётся вам всего лишь в пятьсот. Тогда это будет даром. Вниз винтовая лестница ведёт в магазин. Но по ночам магазин замкнут, потому входите либо по трапу, либо через наш дом. Вход к нам со двора.
Де Вильт пересчитал деньги и спрятал их в нагрудный карман. Затем он вручил мне ключ и сбежал вниз в магазин.
Менеер де Вильт, как найти местного историка, не подскажите? прокричал я вслед.
Спросите Хенка! отозвался хозяин. Вы найдёте его утром в баре. Или я приглашу его в гости
Помахав патеру, его пастве и выпивохам, я ещё раз осмотрелся, вдохнул полной грудью и спустился вниз. Перед сельпо же раскланялся через окно с госпожой де Вильт, затем отомкнул велосипед и отправился в Лунерслоот за пожитками.
III.
К себе я отправился не сразу, а сделав большой крюк сначала пятнадцать вёрст на восток до Вейспа, оттуда в старинный графский замок Мауден, затем, переправившись через канал, не спеша ближе к ночи докатил до Лунерслоота.
Старая баронесса уже отошла ко сну, и я не осмелился её побеспокоить. Её мажордом Берт, импозантный седой старик в колете с гобеленовым передом и кожаной спиной, в белоснежном шёлковом шарфе, многослойно и туго обматывающем шею, и в белых лайковых перчатках, загрузил мой «Батавус» под капот ржавого пикапа. Я взял свои книги и нехитрые пожитки, и с пыхтением мы отправились в Россию. С превеликим трудом дряхлый дребезжащий «Ситрун», окрещённый «уточкой», преодолел подъём на мост через канал. Переправившись через Фехт у деревушки Фрейланд, мы четверть часа стояли в тихом закутке, ожидая, пока остынет слабенький мотор.
Внезапно и быстро спустилась ночь. Тёмное небо, без тени облачка, поражало своею глубиной, и сияло, и переливалось яркими звёздами. Огромная луна большим холодным глазом смотрела на нас, крохотных мурашек, копошившихся у холодной механической коробки. Точно так же триста лет назад освещала она ночные причуды Петра, и так же бесстрастно взирала на короля Виллема, воздвигавшего каменную церковь ради примирения религиозных чувств верноподданных.
Наконец мы тронулись. Старая машина, натужно пыхтя и стрекоча, передвигалась вдвое медленнее велосипеда, но я не роптал, а наслаждался тихой августовской ночью. Внезапно Берт отчаянно утопил ногу на тормозе. С визгом, скрипом и чиханием уточка, клюнув носом, замерла. Перед нами, в свете фар, стояла корова. Берт посигналил, затем спросил, боюсь ли коров?
Когда-то в детстве я ездил на зимних и летних каникулах на деревню к тётке, имевшей двенадцать детей, а потому державшей стадо коров, до сотни овец и много другой живности. Её стадо коров состояло из четырёх-шести молочных коров, вдвое больше нетелей и до полудюжины сосунков Ночек и Зорек, Февральков и Февралек, Мартков и Март. Приехав в село, я сразу мчался в коровник, где моя любимица чёрно-белая Зорька с большими рогами и крутыми боками встречала меня протяжным утробным мычанием. Я тыкался лицом в тёплым мокрый нос, чесал длинные рога и хлопал по бокам. Зорька милостиво принимала мои ухаживания. Она терпела от меня все чудачества, и даже когда я прыгал с забора на её костистую спину, то не сбрасывала меня, а, обернувшись, лизала мне колени.
Я вылез из машины и подошёл к корове. Это была молодая и глупая тёлка. Её большие глаза бессмысленно уставились на меня. Я ткнулся в её тёплый мягкий нос, провёл ладонью по переносице, затем, ухватив корову левой рукой за короткий рог, хлопнул правой по боку.
Иди, иди прочь, корова. Иди домой спать. Ночь уже. Бай-бай.
Корова отпрыгнула и встала поперёк дороги.
Возьмите ветку и отхлестайте её, прокричал Берт, несколько раз нажав на клаксон.
Кряканье уточки не произвело на корову впечатления. Она по-прежнему бессмысленно смотрела мне в глаза. Тогда я развернулся и пошёл в обратном направлении. Корова безмолвно и бесстрастно последовала за мною. Отойдя шагов двадцать, я обернулся, потрепал тёлку за ухо и вернулся к машине. Путь был свободен. Уточка, чихнув, натужно тронулась. Неподвижная корова провожала нас взглядом.
Кажется, она приняла штурвал «Батавуса» за бычьи рога, сказал я, указав на торчащие из под капота рожки руля.
Корова молодая, глупая. А вы добрый, сказал Берт. Надо было отхлестать её.
Берт, зачем и за что хлестать? Вы посмотрите, какая чудесная тихая ночь.
Берт крякнул, точь-в-точь как его машина, и уставился на дорогу. Огромная луна по-прежнему тускло смотрела на нас. Кругом было тихо, уютно и тепло. Через несколько минут окружающая красота сельской ночи вытеснила из головы глупую потерявшуюся корову. А когда, наконец, перед нами открылась ночная Россия, я ахнул.
За тёмной колышущейся водной полосой канала ярко светился окнами бар, над которым беспокойными пульсирующими красными точками и тире отстукивался позднему путнику призыв: «Бар Пиво Шаурма Фалафель», отражающийся полыхающими всплесками на стене и в окнах сельпо. Подъёмный мост отбрасывал причудливую извивающуюся тень. А сверху угрожающе нависала тёмная громада церкви. И во всё горло где-то бесшабашно заливался соловей. Его пронзительные трели вызвали из памяти детские воспоминания о сказках Андерсена. Да, слушая и читая те чудесные простенькие истории, я, малыш из далёкого советского детства, видел именно такую необыкновенную готическую картинку.
Мы пересекли мост и въехали на брусчатку площади. Перед баром на лавках сидело всё мужское население России не больше дюжины джентльменов в возрасте от пятидесяти, одетых очень свободно.
Утром понедельник, сердито буркнул Берт, затем выгрузил велосипед, развернулся и с треском отбыл, оставив меня наедине с новыми соседями.
Меня приветствовал виденный днём патер. Видно было, что сюда он заглянул сразу после окончания вечернего воскресного таинства, и сейчас, задрав подол сутаны, под которой виднелись серые клетчатые брюки и рыжие стоптанные мокасины, махал мне рукой с крепко зажатой в ней большой пивной кружкой.
Мы с открытыми сердцами приветствуем вас, пришелец! Присоединяйтесь к нам. Мы как братья разделим все ваши тревоги и заботы. Мы единая, одна семья. Мир вам! Добро пожаловать!
Аминь! загалдели и засмеялись отдыхающие.
Я поклонился гостеприимным хозяевам. Ко мне подошёл хозяин бара мужчина лет пятидесяти с узкими, бегающими по сторонам пронзительными глазами. Он протягивал мне полную кружку.
Добро пожаловать, рюс. Ян рассказал о вас. Мы будем рады быть полезными вам. Моё заведение открыто круглые сутки. Меня зовут Фриц. Вашу выпивку могу записывать в кредит.
Спасибо, Фриц. Вы не поверите, но я не пью.
Джентльмены загалдели, затопали и засвистели.
Не может такого быть, ты врёшь! вперёд выступил невысокий, крепко сбитый бородач. Все русские пьют, как кони. У нас ходят легенды о том, столько выпил царь Петер, просто ужас. Раз в год мы устраиваем грандиозную сельскую попойку, которую так и называем «Царь Петерборрел».
Может быть, не все русские пьют, раздался голос моего хозяина. Откуда вам известно? Разве вы видели здесь хоть одного русского? Все они едут прямо в Амстердам и пьют там. А именно этот непьющий, и потому приехал к нам.
Фриц, пиво он не пьёт. Ты принеси водку. От водки ни один русский не откажется, раздался голос. Водка для русских как молоко, они пьют её с купели.
Фриц вынес и поставил на столик по бутылке «Столичной» и «Смирновской», затем достал из нагрудного кармана крохотную стопку, виртуозно пожонглировал ею, протёр фартуком и поставил между бутылками. Ну что же, почему бы разок не выпить, чтобы не разочаровать этих милых людей, подумалось мне.
Фриц, водку я выпью. Только дайте мне стакан, а не этот дамский напёрсток.
Фриц поставил узкий высокий стакан. На тонком стекле алела броская надпись «Кола. Выпей и засмейся». Вокруг стихло. Я наполнил стакан до краёв столичной и опрокинул его. Залпом не получилось из-за узости сосуда, но и три больших, звучных глотка в один миг произвели впечатление. Выпив, я ткнул пальцем в лозунг:
Кола. Выпей и засмейся. Ха-ха-ха!..
Боже! Рюс, рюс, как ты? С тобою всё нормально? захлопотал Фриц, перейдя на «ты» и обмахивая меня полотенцем. Рюс, может быть дать воды? Тебе без газа?
Фриц, водку пьют из гранёных стаканов толстого стекла. Обязательно купите, ответил я. Из гранёного не запивается, само собою льётся.
Есть, есть у меня такие, запричитал с облегчением де Вильт. Есть кожаный дорожный саквояж с дюжиной таких стаканов и серебряными подстаканниками. Стаканы дарю тебе бесплатно, а за подстаканники попрошу по двенадцать с половиной гульденов за каждый
Сзади меня одёрнули. То была госпожа де Вильт, настроенная решительно.
Не пей с алкоголиками, зашипела она. Иди домой. Ведь сопьёшься. Посмотри на эти рожи! Ты этого хочешь?
Э-э-э, дорогая Нел, почему вы здесь? Ведь здесь только джентльмены, закричал бородач. Ведь мы имеем право без помех отдыхать после трудовой недели.
Право у вас есть, а совести нет, отрезала моя хозяйка. Ведь смотрите, сколько у гостя книг. Ему их читать надо, а не с вами пить. Чтоб вы провалились в преисподнюю, алкоголики!..
Её супруг потихоньку подавал знаки не спорить и идти прочь. И когда госпожа де Вильт потащила меня к дому, то я не стал упираться.
Рюс, ты пьёшь как царь Петер, неслось вслед. Приходи, пей, гуляй!..
Твою выпивку запишу в кредит, вторил Фриц.
Я наклонился, чтобы подобрать книги, но выпитое ударило в голову. Заметив, как качнуло меня, госпожа де Вильт подхватила меня в железные тиски и затащила по трапу наверх.
На столике бутылка карнемелка. Выпей сразу, как проснёшься, если не желаешь иметь больную печень, сказала на прощание хозяйка, с трудом спускаясь по трапу.
Окна мансарды были распахнуты настежь, и свежий воздух наполнял всё вокруг звуками и ароматами сельской ночи. Трелью заливался соловей, тихо булькали лягушки, временами где-то ржала лошадь и вздыхала корова. Замок Мауден чеканным контуром был выгравирован на бледном диске луны. Я вглядывался в очертания его башен, затем они перевернулись, закружились, и сон забрал меня в свои объятия.
IV.
Утром меня разбудил церковный колокол. Пробило шесть. Протерев глаза и опрокинув стакан карнемелка, босиком я взлетел в ротонду. Было тихое, нежное утро. Дали затягивала пастельная пелена клочковатого прозрачного тумана. Через сильный морской цейс я чётко видел дремлющих лебедей и уток, скачущих кроликов и мышкующих кошек. Большая стая канадских гусей серыми пятнами усеяла дальнее поле. Выпасы заполняли стада чёрно-белых молочных коров. Ярко-оранжевый трактор, пуская в небо дымок, бойко носился по полю, оставляя за собою тугие синие тюки.
Из церкви, в домашнем халате и резиновых чёрных сабо, вышел патер.
Худеморхен! поприветствовал я его.
О, благодарение тому, кто выше нас, вы живы. Я молился о вашем здравии всю ночь, ответил он, задрав голову. Вам нужна помощь? Я могу отвезти вас в госпиталь.
Вашими молитвами, всё хорошо. Спасибо. Данкевел!
Меня зовут Сибран, и, кажется, мы с вами погодки. Заходите в церковь. Расписание служб на двери. Днём я всегда в приходской школе, это за церковью. Хорошего вам дня! патер помахал рукой и отправился по своим делам.
Ополоснувшись, я сбежал вниз. Хозяйка уже копалась в огороде.
Доброе утро, мифрау де Вильт. Вы уже трудитесь? Бог вам в помощь.
Пропалываю огород, а Ян уехал на рынок. Ты-то как? Жив, цел, здоров? Дать тебе аспирин? Виданное ли дело пить водку стаканами. Мы даже воду так не пьём.
Да что случится со мною? Ведь водку я не пью вообще. Скажите, можно ли окунуться в канале?
Вода проточная, чистая, но здесь купаются лишь дети. Взрослые ходят на реку, на Фехт. Обогни церковь, там начинается Фехтпад, которая выходит к парому. А ты иди через калитку среди складов.
Что за склады, мифрау де Вильт?
Бывшее имение Синт-Петерсбург, лесопилка и дровяные склады Русланд. Ты иди свободно, там о тебе знают. Попадёшь в самое удобное место для купания. Подожди, я дам тебе завтрак.
Госпожа де Вильт скрылась в доме и через минуту вернулась с корзинкой, накрытой белой салфеткой.
Что это, мифрау де Вильт?
Твой завтрак и яблоко. Иди!
Вручив мне корзинку, она вернулась в огород, а я вышел на площадь, обогнул церковь, за которой начиналась узкая Фехтпад, и, увидев калитку, обрамлённую розами и украшенную вывеской «Русланд», вошёл в неё.
Путь пролегал среди старых зданий, сараев и складов. Перед одним из сараев молодой парень копошился под капотом белой «Тойоты». Перед другим сушились разнокалиберные свежевылепленные гончарные горшки. Тут и там были аккуратно сложены садовый инвентарь, рабочий инструмент, поленья дров, брёвна и прочий скарб. Местами, перед некоторыми постройками были разбиты цветники и высажены искусно подстриженные живые изгороди. В просторном птичнике, важно кудахча, расхаживали лохматые брахманы.
Рыча, навстречу мне выбежали две большие собаки, но тихий свист остановил их. За зелёной изгородью стоял старик с обветренным лицом и рыжими усами.
Рюс, вы куда идёте? спросил он.