К Фехту, искупаться.
Босиком нельзя. Стойте, я дам вам обувь.
Старик принёс пару грубых некрашеных деревянных сабо. Мои ступни утонули в тяжёлых безразмерных колодках.
Данкевел, на обратном пути я их верну.
Не надо. Посмотрите внутри.
Присмотревшись, сквозь грязь и царапины я увидел старое выжженное клеймо «Сделано вручную в России». Поблагодарив старика, я отправился дальше. Оба барбоса затрусили следом.
Склады закончились, за ними возвышался высокий терновый вал, за которым протекал разделительный канал дайк. Переправившись по старому, рассохшемуся струганному бревну, через розовую арку я попал в дикий, буйно заросший сад. Тут и там остались следы былого великолепия, цветочные гирлянды свисали со старых деревьев, несколько прудов заросли густой ряской. Еле заметная тропа проходила через колючие ежевичные заросли, напоминавшие джунгли. Мысленно благодаря старика, я миновал сад и вышел к Фехту.
Было тихо, и ровная речная гладь зеркалом отражала небесную лазурь. Застывшими призрачными изваяниями тут и там стояли цапли. Оставив корзинку на берегу, я устремился было в воду, но, заметив стремительный рывок барбосов, вернулся и принялся за завтрак. В корзинке были два больших сочных блина с ветчиной, бутыль лучшего в Голландии карнемелка и яблоко. Разделив один блин, я бросил половинки буравящим меня глазами псинам, а второй, свернув тугой трубочкой, принялся уплетать сам, запивая карнемелком. Вмиг проглотив угощение, псы дышали мне в лицо, вымаливая мою долю. Я чувствовал себя пастушком, пейзанином минувших времён, столь необычно прекрасным и умиротворяющим было это утро. Закончив блин, я подвесил корзинку на ветку дерева и вошёл по горло в тёплую воду.
По-прежнему было столь тихо, что я чётко слышал дыхание барбосов, шелест листвы где-то вдали, на открытом месте. Круги на воде быстро разошлись, и водная гладь снова превратилась в зеркальную гладь. Вот там, на расстоянии броска камня, стояли и сновали корабли и лодки свиты Петра. Небольшая эскадра, доставив разряженных важных гостей и огромные припасы для праздника, затем производила экзерциции и морской бой. По слухам, одно судёнышко было сожжено, а сам царь чуть не пострадал.
Случилось это в 1717 году. Тогда Пётр прибыл сюда специально, чтобы навестить своего торгового агента Кристоффеля Брандта. Корабли зашли в Фехт у Маудена, затем вёсельными ботами были отбуксированы против течения, ибо ветер здесь всегда противный вест, по течению. Назад эскадра вернулась своим ходом.
Ещё раз Пётр был в этих местах на обратном пути домой, но в Фехт вошёл не у Маудена, а выше по течению. Он отбыл из Амстердама на яхтах Генеральных штатов, в сопровождении плоскодонных барж с царским скарбом по реке Амстел. Флотилия дошла до деревушки Старый Амстел, там свернула в приток Буллевайк, из которого перешла в причудливо извивавшуюся речушку Ангстел. Здесь суда долго тащили лошадьми, шедшими по левому берегу. От замка Лунерслоот до деревушки Лунен на реке Фехт царский багаж был переправлен на подводах. Пётр, которому понравилась яхта Генеральных штатов, пожелал продолжить путь на ней и дальше и повелел перетащить её волоком в Фехт. С большим трудом голландцы убедили гостя в невозможности этого, ибо Лунен расположен намного выше, и яхту пришлось бы тащить в гору, а посольство могло потерять много времени. Разгневанным Пётр прибыл в Лунен, где в ожидании погрузки багажа на другие суда, пришедшие туда отсюда, из Санкт-Петербурга, на средства Брандта царю был устроен большой праздник. На брандтовых судах Пётр достиг Утрехта, а дальше отправился сушей, до Маастрихта.
Всё это ясно представало перед глазами не в зале исторички в Армянском переулке, а здесь, у поместья Санкт-Петербург, по шею в реке Фехт. Стоили мои усилия того или нет? Этот вопрос я задал барбосам, молчаливыми египетскими сфинксами ожидавшими меня на берегу. Мохнатые сфинксы, свесив на бок розовые языки, не ответили.
Наконец, помахав бесплотным цаплям, я вылез на берег, сгрыз яблоко, обсыхая, и вернулся домой, не встретив ни души. Лишь у дверей сельпо де Вильт разгружал грузовичок, и в баре напротив маячил Фриц, делая мне знаки зайти и выпить под запись. Я прошмыгнул мимо них и поднялся в своё убежище.
V.
До обеда я просидел в мансарде, в сотый раз по буквам перечитывая походный «Юрнал» Петра семьсот семнадцатого году, старые голландские книги и пожелтевшие куранты. Временами меня отвлекали картины, расставленные на пюпитрах и висевшие на стенах. Их была дюжина, разных размеров и ценности, но одна из них снова и снова приковывала мой взгляд.
Мондриан был в этой мансарде, ибо его картина в деталях повторяла пейзаж. Конечно, если видеть мир его, мондриановыми глазами. Поставив его работу на подоконник, я видел точное, до мельчайших подробностей изображение окрестностей. Всё, совершенно всё то же, но прорисованное яркими, большими, безумными сине-фиолетовыми и оранжево-красными мазками. И лишь одна деталь, самая главная в картине, центр композиции и суть идеи была привнесена воображением художника. Красная мельница, мелющая зерно под ураганным ветром и холодным стелющимся дождём. Дельфина, мельница в десяти километрах отсюда к северу, по ту сторону Фехта, Амстердамско-Рейнского канала и Ангстела.
Он был влюблён в прекрасную дочь мельника. И, беспрестанно бродя и скитаясь в округе, написал сотни пейзажей с одной и той же мельницей, мельчайшую деталь которой мог воспроизвести на память. Картины свои он пропивал в местных тавернах и барах, куда заходил, продрогший и промокший, чтобы согреться. Кружка пива была цена тем пейзажам, которые сейчас стоят сотни и сотни тысяч. А Дельфина вышла замуж за другого, ибо в мнении её отца оборванный художник не мог обеспечить его дочь.
Я поднялся в ротонду и навёл бинокль на север. Далёкая Дельфина медленно крутила свои крылья. Правее неё виднелись в полях цветные шатры лагеря последних голландских хиппи. Сегодня, вчера и позавчера тесно переплелись здесь, в России.
Я невольно дёрнул за ремень колокольного языка. На площадь выбежали госпожа де Вильт и Фриц со своими посетителями. Задрав головы, они вопрошающе смотрели на меня.
Преодолевая звон в ушах, я крикнул:
Мифрау де Вильт, где найти Хенка?
Там, там он! прокричала в ответ хозяйка, указывая на Фрица и его гостей. Они тебя приглашают! Сегодня у них клуб! Не напивайся! В Голландии нормальные люди не пьют до шести вечера!
С этими словами она зашла в сельпо, а Фриц с друзьями стали кланяться и знаками звать присоединиться к ним.
Умывшись, чисто одевшись, для солидности водрузив чёрные очки в дорогой черепаховой оправе и нахлобучив соломенную шляпу, я сбежал вниз, через магазин. Хозяйка сидела за кассой, занятая вязанием.
Что за клуб, мифрау де Вильт?
Бильярдный. «Бильярдный клуб Синт-Петерсбург, только джентльмены». Ты особо не втягивайся, просветила меня хозяйка.
Вы боитесь, что они меня споят или разорят?
Они хорошие, добрые люди. Мы живём в дружбе и взаимоуважении. Но тебя могут втянуть в историю.
В какую историю?
В какую-нибудь.
Итак, готовый к любой истории, я пересёк двадцать пять метров брусчатки площади.
На двери бара красовалась вывеска «Клубный день. Извините. Закрыто». Я толкнул дверь, она была не заперта. Столы и стулья в этот день были сдвинуты вдоль стен. В центре зала стояли старинный бильярдный стол и один длинный дубовый стол с лакированной столешницей с придвинутыми к нему четырьмя стульями. На стене я заметил табло с вращающимися циферблатами для бильярдного счёта.
Вокруг бильярда стояли три джентльмена, один из которых, самый высокий из них, был мне незнаком.
Фриц выступил вперёд.
Джентльмены, позвольте представить вам нового члена клуба. Он пьёт как царь Петер, и это даёт ему право быть здесь равным среди равных.
Хозяин бара одобрительно похлопал меня по плечу.
Я сопредседатель клуба, продолжил Фриц. Председателем является этот джентльмен, его зовут Хенк. Он почётный пилот королевской КЛМ.
Хенк крепко, до боли, сжал мою руку, затем отступил, вытолкнув вперёд третьего господина, уже знакомого мне бородатого толстяка.
Это Херард, младший член клуба. Он изобретатель.
Детская улыбка озарила Херарда, и он энергично затряс мою руку.
Что вы изобретаете? спросил я.
Всё. Совершенно всё, беззаботно ответил толстяк. Сейчас, знаешь ли, хочу переключиться на компьютеры, ведь скоро они будут управлять миром. Ты знаешь о компьютерах?
Только в общих чертах. Вы хотите изобрести новый компьютер?
Боже мой, какой компьютер? Ведь он даже не может заставить взлететь самолёт, захохотал Фриц. С компьютером надо подождать лет двадцать.
Фриц, что ты понимаешь в самолётах? подпрыгнул Херард. Спроси Хенка, он считает, что в этот раз я взлечу.
Джентльмены, прошу вас вернуться к делам нашего клуба, внёс предложение Хенк.
Фриц поставил на стол три фужера и один гранёный стакан, видимо для меня, затем плеснул в них курвуазье. Мы расселись на две стороны друг против друга.
Может быть, вам налить полный? спросил меня Хенк. Вчера меня не было здесь, и всю ночь ко мне приходили и рассказывали, как вы пьёте водку, словно лошадь воду. И будто бы жаловались на маленький стакан.
Врут они. Я не пью. Вчера немножко позабавился.
Я летал в Москву и Ленинград, и даже открыл эти линии. Я видел, как пьют у вас. И русскую водку, и французский коньяк полными большими стаканами.
Гранёными.
Вот-вот, гранёными. Это какая-то национальная болезнь или религия?
Я не знаю, по правде сказать, ответил я, ибо действительно в то время не придавал этому значения. Наверное, всё дело в крепости выпивки. Или сорок и выше, или ниже. В этом разница, остальное не так важно.
Фриц долил мой стакан до краёв.
Выпивка за счёт клуба, заметил он.
Кстати, вернёмся к делам клуба, отозвался Хенк.
Он подал мне рукописный журнал в оранжевой с золотом замшевой обложке.
Прошу вас ознакомиться с нашим уставом. Членом клуба может стать совершеннолетнее лицо мужского пола. Члены клуба обязаны строго соблюдать устав. Вступительный взнос составляет тысяча двести гульденов. Ежегодный взнос триста пятьдесят гульденов. Клуб основан в 1980 году в день восшествия на престол её величества королевы Беатрикс. Председатель избирается тайным голосованием сроком на три года. В настоящее время эту почётную обязанность имею честь исполнять я. Сопредседателем и бессменным казначеем является Фриц. На него возложены организационные функции.
Проще говоря, я держу кассу, банк, забочусь о призовом фонде и буфете клуба, уточнил Фриц. Уплатив членский взнос, ты имеешь право на бесплатное обслуживание в клубные дни.
Фриц обвёл рукой барную стойку и буфет.
Сейчас в клубе шесть членов мы трое и отсутствующие бельгийский барон ван Браккс, адвокат Кун и аптекарь де Йонг. Почётным членом числится бургомистр соседнего городка Недерхорст ван Берг. Ещё одним почётным членом состоит господин Богаард, главный садовник королевских садов в Лагефюрсше. Уставом предусмотрено членство с испытательным сроком, и поскольку вы у нас на месяц, то будете приняты временным членом при обязательстве блюсти устав. Без внесения взноса. Основные заседания проходят раз в месяц, в первое воскресенье после службы в церкви. По понедельникам мы собираемся здесь для игры в бильярд. Зимой мы участвуем в турнире нашей провинции, и, если проходим эту стадию, то весной, ко дню королевы, принимаем участие в национальном финале.
Ни разу не играли в финале, язвительно вставил Херард. Обычно вылетаем на промежуточном этапе в Анкефейне, там очень сильные игроки собираются в баре «Щит Анкефейна». Если будете там, то сразу увидите этот бар с белой цаплей на щите.
Хенк не обратил внимания на его замечание и продолжил.
Карточная игра запрещена. Присутствие дам строго исключено. По пятницам мы играем в теннис
Теннис единственное исключение. Жене Хенка дозволено играть с нами, вставил Фриц.
Попробовали бы мы не позволить. Она выбросила бы нас из дома, уточнил Херард.
Теннис мы играем у меня, в большом амбаре, объяснил Хенк, а амбар принадлежит моей жене, и мы его арендуем у неё.
Это должен быть очень большой амбар, удивился я.
Да, это так. Бывший коровник на триста голов. Раньше там была молочная ферма.
Все играют в теннис, кроме меня. Я не люблю бегать, признался Фриц. Пятница единственный день, когда я не готовлю. Это день жены Хенка, и я обедаю у неё.
О, обожаю бобы Аанке. Для меня она варит целый котелок, Херард закатил глаза.
Хенк, а остальные дамы? спросил я. Вы же не можете игнорировать, к примеру, баронессу Браккс.
Раз в месяц во вторую субботу мы собираемся на семейный обед, поочерёдно у членов клуба. После стола дамы поют и музицируют, а мы отдельно от них занимаемся вопросами изучения истории нашей местности. В каждом поселении Голландии есть такие сообщества, называемые историческими кружками. Все мы стремимся разыскать новые неизвестные факты об истории мест, где живём, вместе обсуждаем их и самое значительное публикуем за свой счёт. Таким образом пополняется исторический архив страны.
Потом мы танцуем с дамами, сказал Херард. Они искусницы отплясывать твист и чарльстон.
Да, мы танцуем под музыку пятидесятых и шестидесятых. Твист, чарльстон, буги-вуги. Исключительно под синглы. Это маленькие пластинки в тридцать три оборота. Крутим их на старых радиолах.
У меня собираемся только с апреля по сентябрь, в саду. Мой дом слишком маленький, в нём нет места для большого стола, признался Херард.
Значит, это ваш высокий квадратный дом в адвокатском саду? спросил я.
Да, я здесь пришлый, и господин Кун позволил мне обустроиться в его саду. Он выделил участок, где был сарай для коз, размером шесть на шесть, и я построил дом. Небольшой по площади, но высокий, как принято в городе. Гостей я принимаю только в саду.
Не потому, что места мало, съязвил Фриц, а оттого, что внутри творческий беспорядок. Ведь ты изобретатель.
Уж какой есть, не стал оправдываться Херард.
В эту субботу обед у меня, сказал Хенк. Вы приглашены, будьте ровно в шесть. Мой дом крайний по Дорпстраат. А сейчас, джентльмены, когда мы ввели нового члена в курс дел, приступим к игре.
Игра началась с небольшого обряда. Закрыв глаза и сложив руки на груди, члены клуба вслух произнесли молитву. Затем, осенив себя крестом, отпили по глотку. Фриц подал гаванские сигары. Затянувшись по разу, мы взялись за кии.
Бильярд был без луз, что озадачило меня. Карамболь был незнаком мне, я лишь слышал и читал о нём. Играли разновидность карамболя, французский либре с тремя шарами. Бить следовало только одним шаром, жёлтым, с обязательным касанием обоих шаров. Приветствовались абриколи и любые трюки, за туше списывались очки. Игра шла до двадцати одного очка.
Всё просто, если имеешь твёрдую руку, точный глаз и холодную голову, сказал Хенк.
Играли мы поочерёдно и парами. Поначалу я не мог приспособиться к низкому и плоскому борту, к лёгкому и тонкому кию, но с третьей партии вошёл во вкус и начал строить комбинации. Игра захватила меня, и под конец было решено усложнить её, выставив фишки. Это было совершенно ново для меня, и я быстро вышел из игры.