Что? в один голос спросили подруги.
Он ее драгоценностями осыпал, на руках носил, кормил сытно. А через пять лет помер, оплатив перед этим все ее долги за учебу в школе. И дайна эта теперь служит у другого максиса, и вполне себе счастлива.
Как он ее, старый хрыч, на руках-то таскал? не поверила ее словам Беатрис. Глупости какие-то. Вечно ты со всеми болтаешь и чушь всякую слушаешь.
Да точно тебе говорю! раскраснелась от волнения Хельга. Это прям для меня. Старикан мои долги заплатит, я на него отработаю, а потом вернусь к родным в деревню. Не могу я без природы и земли. Еле-еле здесь привыкла, не выдержу, если придется в большом городе всю жизнь сидеть.
Беатрис покачала головой:
Кто ж тебя в деревню отпустит? Дайны должны либо у максисов по контракту служить, либо на государство работать. Ты про двадцать лет обязательной пахоты не забыла?
Забудешь тут, как же, буркнула Хельга.
Вот и хватит фантазии несбыточные обсуждать, отозвалась Беатрис. Пойдемте уже в парадный зал. Танцы скоро начнутся.
Подруги повздыхали, слезли с ящиков и пошли к лестнице. Элиза немного замешкалась и, следуя за подругами, краем глаза заметила темную фигуру, исчезнувшую за поворотом лестничного пролета, ведущего в подземный переход.
Давай быстрее! окликнула ее Хельга с верхних ступенек, и Элиза не стала задерживаться. Кто бы там ни был, вряд ли этот человек слышал хоть что-нибудь, да и ничего предосудительного они не говорили.
В зале для торжественных приемов на первом этаже главного корпуса ничто не напоминало те дни, когда здесь встречали высокопоставленных гостей. Серые чехлы укрывали старинную дорогую мебель, картины на стенах горничные занавесили специальными защитными шторками, тяжелые гардины раздвинули и убрали в держатели, сцену в конце помещения загородили стульями. Только рояль все также стоял у окна, готовый подарить ученицам свои волшебные звуки, да чудесная мозаика на паркетном полу напоминала о том, как здесь бывало хорошо, когда съезжались представители высшего сословия.
Парадный зал служил адепткам местом для занятий танцами и этикетом, поскольку других таких же значительных по размеру комнат в школе не было. Девушки очень любили и эти занятия, и саму обстановку, в которой они проходили. Здесь адептки чувствовали себя немного ближе к тому дню, когда пройдут их первые смотрины, и наступит долгожданный выпускной бал.
Не успели они войти в зал, как тут же услышали стальной голос дайны Монд с явно проступающими нотками изрядного раздражения:
Строимся! Чего встали, неуклюжие бестолочи? Не знаете, что нужно делать?
В этот момент никому бы и в голову не пришло назвать преподавательницу танцев и этикета милой или очаровательной. Тонкие подкрашенные брови сошлись у переносицы, яркие губы сжались в линию, на щеках пятнами проступил румянец.
Ну вот опять, шепнула Хельга подругам. Не иначе как снова поругалась со своим любовником, а нам страдай. Терпеть ее не могу за эти перепады настроения.
Тише ты, шикнула на нее Беатрис. Услышит, сгноит тебя в наказанных. И простой десяткой ты не отделаешься.
И то верно, кивнула Хельга. Дай-ка я в конце строя встану. А то она вечно мной недовольна.
Адептки выпускного курса быстро вытянулись в шеренгу, выпрямили спины и, видя, что дайна Монд не в духе, постарались как можно изящнее исполнить приветственный реверанс, но, конечно же, не угодили.
Отвратительно! припечатала она со злорадством. Смотреть противно. Словно коровы на лугу развалились. Если рассчитываете такими скованными и резкими движениями кого-то привлечь, то вы еще глупее, чем кажитесь. Всем встать в третью позицию. Выполняем неглубокие приседания. Легче. Грациознее. Еще.
Бесконечные окрики и ядовитые замечания дайны подгоняли адепток и заставляли совершать еще больше ошибок, что тут же улавливалось зорким взглядом преподавательницы и служило новым поводом для следующего витка издевок и унижений.
Глава 10
После выпускниц у Эдмана стоял урок у первого курса. Бонна ввела адепток, и его поразило то, как выглядели вчерашние простые деревенские девушки, а теперь ученицы закрытой школы блаженной Камелии. Сразу было видно, что они еще не привыкли к новому статусу и не умеют наводить порядок в казенном туалете. У многих накидки и передники криво сидели, манжеты неаккуратно торчали, платья казались на одних слишком узкими, на других наоборот. Но все девушки как одна выглядели запуганными, бледными и растерянными, и он посчитал за благо оставить их бонну в кабинете, чтобы адептки не запаниковали, оказавшись наедине с незнакомым преподавателем.
Пока Эдман представлялся и объяснял суть своего предмета, он заметил, что у многих адепток опухшие от слез глаза, а руки исполосованы красными отметинами от розог. Он с трудом подавил желание придушить их бонну, но бросив на женщину пару хмурых взглядов, понял, что обсуждать с такой недалекой особой вопрос наказаний бесполезно. Невзрачная старая дева смотрела на него с тупым обожанием, словно найденный у помойки щенок на внезапно обретенного хозяина.
Эдман чудом дотерпел до конца занятия, никого из адепток ни о чем не спрашивал, прочитал материал в упрощенном варианте и всех отпустил. В расписании было свободное время до обеда, и он решил провести перерыв в своих апартаментах, чтобы хоть немного отдохнуть от женского общества. Все же и в армии, и в академии он общался преимущественно с мужчинами, и порядком устал от такого количества девичьих взглядов, неустанно следящих за каждым его движением.
Но только он собрался выйти из кабинета, как в дверь постучали, и вошла патронесса Пигирд.
Что вам угодно? строго спросил Эдман.
Директриса Гризар желает видеть вас, господин Привис, с бесстрастным лицом сообщила она, но в ее маленьких темных глазах мелькнуло ехидство.
Прямо сейчас?
Да. Она ждет.
Благодарю.
Патронесса сделала кривой книксен и вышла, а Эдману ничего не оставалось, кроме как выругаться про себя и, прихватив трость, отправиться в административный корпус. Спускаясь по лестнице, он заметил нескольких бонн у выхода. Они что-то возбужденно обсуждали, и та, что сидела совсем недавно у него в кабинете, активно жестикулировала и закатывала глаза. Меньше всего ему хотелось проходить мимо этого сборища, и Эдман, вспомнив рассказ дайны Монд о подземном переходе, решил им воспользоваться.
На цокольном этаже он не сразу сориентировался, куда идти, и пошел направо, но там оказалась прачечная, и Эдману пришлось вернуться к лестнице. Проходя мимо темного закутка, он расслышал приглушенные девичьи голоса, а, уловив знакомое имя пропавшей выпускницы, замер и пустил в ту сторону подслушивающее заклятие. С удивлением он узнал среди говоривших голос Беатрис Сонар и дал себе зарок позже вытрясти из девчонки все, что той известно о Виктории Творф. Адептки собрались уходить, и ему пришлось спешно спрятаться на лестнице, ведущей в подвал.
Переход в административный корпус оказался как раз под цокольным этажом, и Эдман без проблем добрался по мрачному, тускло освещенному коридору до другого здания и отыскал кабинет директрисы.
Войдите! отозвалась та на его стук в дверь. Добрый день, господин Привис. Проходите, присаживайтесь.
Добрый день, директриса Гризар. Благодарю.
Под пристальным взглядом руководительницы Камелии он прошел к столу и уселся в то самое жесткое кресло, где сидел вчера. Сегодня оно показалось еще более неудобным, чем раньше, да и комната уже не выглядела уютной, в ней неуловимо витало напряжение и недовольство хозяйки.
Вы хотели меня видеть? Эдман не стал тянуть с предстоящим разговором.
Да, ответила директриса. Она сидела в кресле с высокой спинкой, как императрица на приеме делегации иностранных послов, просящих о материальной помощи. Мне доложили, что вы не позволили бонне Виклин присутствовать на вашем уроке, а потом решили лично наказать провинившуюся адептку. Объяснитесь. Почему вы нарушаете внутренний регламент школы? Вам ведь четко дали понять, какие здесь правила.
Эдман откинулся на низкую спинку кресла, та мгновенно впилась ему под лопатки, но он с невозмутимым видом сказал:
До вашей школы я работал в других учебных заведениях, и нигде не практиковались телесные наказания учащихся. Я считаю, что это варварский метод воспитания, и не позволю на моих уроках осуществлять подобное.
Директриса немного смутилась, не ожидая такого ответа. Прямолинейное, без тени раболепия заявление Эдмана явно поколебало ее уверенность в своем праве отчитывать зарвавшегося преподавателя.
Вы здесь совсем недавно, более мягким тоном сказала она, и еще не до конца разобрались, куда попали. Наши адептки нечета тем, кого вы учили раньше. Это дочери самых нищих семей лоунов, больше половины из них сироты, воспитанные в приютах. Некоторых нашли на улице, или еще где похуже. Директриса многозначительно на него посмотрела, сделав небольшую паузу, и продолжила: Нам стоит большого труда за четыре года обучения привить им более или менее сносные манеры, не говоря уже о знаниях. Господин Жуль регулярно жалуется мне, что часть адепток первого курса не имеют представления даже о банальных навыках счета в пределах ста. Разве можно в таких условиях обойтись без телесных наказаний?
Эдман молчал. Он вспоминал жителей деревень, входящих в состав его имения, и никак не мог представить, чтобы кто-то из них не умел считать или писать, кроме совсем маленьких детей. Еще его дед, вернувшись с войны и получив награду от первого императора за доблестную службу, прежде всего ввел обязательное посещение храмовых курсов для всех жителей дарованного ему имения. Такой порядок заведен и по сей день. Но в то же время Эдман успел побывать во всех уголках Нодарской империи и не раз встречал на окраинах довольно дикие нравы, а уж беспризорных детей повидал великое множество, хотя служба императорского надзора за сиротами, как правило, быстро всех распределяла в специальные учреждения.
Так и не получив ответа на свой вопрос, директриса Гризар нахмурилась. В ее взгляде мелькнула тревога, и она продолжила:
Возможно, для вас это звучит дико, но таковы реалии нашей работы. Департамент предъявляет четкие требования к выпускницам. Мы вынуждены дрессировать их, как животных. Магическая комиссия строго оценивает знания и умения адепток, прежде чем допустить их до служения дайнами. Наш долг сделать из грязных тупоголовых лоунок достойных служащих, готовых принести пользу максисам и империи.
Она с гордым видом приосанилась и бросила быстрый взгляд на портрет майора, висящий на стене справа от нее, будто хотела в глазах изображенного мужчины прочесть одобрение и похвалу своим словам.
В душе Эдман был согласен с тем, что лоунок нужно хорошо подготовить для служения максисам. Но все же он не мог пересилить себя и принять царившие в школе порядки, хоть и презирал девушек, зарабатывающих подобным образом на хлеб. Его врожденное чувство справедливости не позволяло применять насилие к тем, кто заведомо слабее и беззащитнее.
Я готов преподавать манологию в два раза чаще за ту же плату, чтобы подтянуть адепток по предмету, сказал он наконец. Но ни при каких условиях не позволю на моих уроках присутствовать посторонним и тем более наказывать учениц за ошибки, совершенные от недостатка практики. Кроме того, я отправлю в департамент подробный отчет о том, как у вас принято воспитывать адепток, и пусть вопрос применения телесных наказаний решают те, кто в ответе за поступающих сюда девушек.
Директриса побледнела, сжала до хруста тонкие узловатые пальцы и выговорила:
Так значит, вас не просто прислали на замену господину Дудгану? Департамент что-то подозревает и устроил вас сюда в качестве проверяющего?
«Вот проклятая старуха! подумал Эдман и помянул директрису в самых нелестных, бранных выражениях. Только ее подозрений мне и недоставало».
С чего вы взяли? Он сделал вид, что сильно удивлен, раздосадован и даже обижен. Никому и в голову такое не пришло бы. Ваша школа на хорошем счету. Помощник главы департамента так мне и написал в письме, где сообщал о новом назначении. Последняя проверка выявила проблемы у адепток исключительно в знаниях манологии. Именно поэтому я здесь. Больше никаких нареканий в ваш адрес, уж поверьте. Я давно преподаю и не стал бы тратить время на второсортное учебное заведение.
Бледные щеки директрисы слегка порозовели, в светлых глазах сверкнул огонек удовлетворения, и Эдман продолжил в том же духе, собираясь полностью закрепить свои позиции:
Школа блаженной Камелии, на мой взгляд, недооценена. Она достойна высшей отметки в списке проверяющей комиссии. Но прорваться в передовые учреждения для дайн не так-то легко. Вы ведь понимаете, что вам понадобится несколько больше усилий, чем просто пороть деревенских девок за малейшую провинность? Эдман умышленно надавил на больную мозоль директрисы, и теперь не собирался выпускать ее из тисков своего красноречия. Он придвинулся ближе и перешел на полушепот: Я могу вам помочь. Вы наверняка ознакомились с моим послужным списком и осознаете, что мне под силу изменить это место в лучшую сторону.
Ваш опыт работы впечатляет, сиплым голосом отозвала директриса, совсем сбитая с толка. В своих фантазиях она явно с удовольствием бы примерила пурпурную ленту, врученную ей главой департамента, за особые заслуги на поприще служения империи. Но что же нам делать с этими бестолковыми девицами? С ними же никакого слада нет!
Эдман поднялся и принялся расхаживать по кабинету, периодически приближаясь к столу и нависая над сидящей за ним директрисой.
В первую очередь установить телесные наказания исключительно как крайнюю меру. Например, за нападение на других адепток или работников школы. Это очень серьезная провинность, и тут уж без порки никак. Но остальные случаи неповиновения или простой неуклюжести стоит карать другими средствами.
Какими же? Директриса смотрела на него широко распахнутыми блеклыми глазами и готова была поверить всему, что он скажет.
И он не стал ее разочаровывать:
Да любой неприятной работой на кухне или в прачечной. Уверен, что мало кто захочет нарушать местные правила, если ему будет грозить день не за партой, а в душной котельной с мокрым бельем в руках. Заодно чему-нибудь путному научатся, если к учебе способностей нет. Но это не главное! Самое важное привить адепткам тягу к знаниям! Вот у вас принято награждать лучшую ученицу пирожным.
Директриса кивнула и взяла писчие принадлежности, чтобы записать его идеи.
А почему бы не ввести награду и для тех, кто учится не отлично, а хорошо? предложил Эдман. Может быть, кекс выдавать за ужином. Это не столь накладно, зато какой-никакой стимул. И я бы выпускниц полностью избавил от розог. Не к лицу пороть уже взрослых девиц. Им нужно сосредоточиться на учебе, а не трястись от страха. Я сегодня проводил опрос на их курсе, так, кроме пары адепток, никто и рта раскрыть не смог. Как вы при такой успеваемости собираетесь пройти осеннюю проверочную комиссию?