«Gladbach» zwei zu null![29]
Мне выдали блистер с таблетками от боли в голове, из тех, которые надо пить каждые шесть часов, но только если боль будет невыносимой, я выпил уже две, но это не улучшило мое состояние ни на йоту. Немного подзарядил телефон час ожидания ради десяти минут у розетки и выложил фото: силуэты резервистов на фоне Сильяна, после суматошного дня (кто знает, тот поймет) о нас великолепно позаботились эти герои, далее сердечко, шведский флаг, эмодзи с напряженным бицепсом и хештег #climatechange[30]. Сначала я сделал несколько селфи, но после недолгого раздумья решил оставить их на потом, выгляжу я наихреновейшим образом: глаза налиты кровью, несмывающиеся пятна сажи на лице, повязка и подпаленные волосы, мама бы разволновалась и не знала, что и думать, а всякие хейтеры и те, кто отрицает проблему климатических изменений, назвали бы это фейком и обвинили меня в позерстве, в итоге я ограничиваюсь шведским флагом и прославлением ребят из мобилизованного резерва, так меня трогать не будут. Разумеется, я ничего не пишу про Зака, Карола послала эсэмэску матери и сестре, чтобы узнать, не слышали ли они чего, может, он доехал до Стокгольма, попытался добраться до дома, может, сидит сейчас в гостях у тех американцев, которые снимают его, или на кухне у соседей в компании Филипа, с которым они часто играют вместе, того рыжеволосого парнишки со скейтом и легкой формой СДВГ.
Я прокручиваю лайки, комментарии, сердечки, взволнованные, грустные и злые рожицы. Прочитываю сообщения друзья интересуются, знаем ли мы, когда вернемся в город, нужна ли нам помощь по возвращении, есть ли у нас одежда, предметы гигиены и все такое? Партнер из бюро спрашивает, как я смотрю на то, чтобы на этой неделе принять участие в завтраке-семинаре, посвященном последствиям климатического кризиса: успеешь до отъезда в Таиланд? Газета предлагает написать колонку или полемическую статью о нашем бегстве от пожара, устроители митинга в защиту климата «БУДУЩЕЕ БЕЗ ИСКОПАЕМОГО ТОПЛИВА», который пройдет в эту пятницу, уточняют, не хочу ли я сказать пару слов, от силы две-три минуты выступления, пришло время поторопить их с принятием полного запрета на использование ископаемого топлива.
Карола в кровати надо мной, похоже, уснула рядом с Беккой, так что я залогиниваюсь в мой тайный аккаунт посмотреть, не написала ли та, другая, чего-нибудь, вдруг беспокоится обо мне, может, слышала, как я выступал по радио, может, отправила мне фотографию и несколько сердечек, обычно она отправляет просто фото без ничего, но там пусто, только ее последнее сообщение, то, с селфи на яхте. Я проверяю ее страничку, однако там лишь ее обычные селфи с рекламными текстами, когда-то они казались мне милыми, а теперь меня утомляет искусственность этих снимков, фильтры, разглаживающие кожу и делающие ее розовой, как у младенца, большие оленьи глаза с поволокой, блестящие губы, да еще все эти сальные комментарии от незнакомых мужиков.
Вместо этого я планомерно пересматриваю фотографии, которые она посылала мне весной и летом. Фото, где она сидит на открытой веранде кафе у воды, в руке бокал красного вина, красивая, как модель, в темных очках и с загадочной улыбкой, макияж совсем легкий, на губах красно-розовая помада естественного цвета. Фото в ванной селфи сделано сверху и чуть наискосок, она стоит в джакузи, это в том номере люкс, который я снял в самый первый раз, она снялась, стоя спиной к большому зеркалу, так что ее распаренное лицо без макияжа на переднем плане, а на заднем в отражении видны ее обнаженная намыленная спина и зад. Она, видимо, сделала снимок тайком за то короткое время, пока я отлучился к дверям взять пиццу и шампанское, заказанные в номер, тогда она мне ни разу об этом не сказала и только весной впервые отправила фотографию. «Сохранила для тебя, написала она в мейле, знала, что так и будет, знала, что придет время, когда все, что у нас есть, обратится в воспоминания и тоску друг по другу, знала, вот, держи».
Я некоторое время рассматриваю фотографии, пытаюсь поймать какое-нибудь ощущение в нижней части живота, что-то помимо зуда, дрожи и раздражения во всем теле, но ничего не выходит, так что я, не запивая, глотаю еще две таблетки; немцы мирно спят, на верхнем ярусе Вилья все еще слушает музыку в наушниках с включенным ночником, надо бы сказать ей, чтобы выключала свет, судя по всему, выезжать мы будем завтра ранним утром.
Перечитываю еще раз сообщение от начальника и думаю, что этот завтрак-семинар вообще-то неплохая идея, полемическая статья и митинг тоже. Вот как можно показать, что речь больше не идет о дождевых лесах, ледниках, выращивании какао-бобов[31], коралловых рифах или подорожании продуктов, речь идет о непосредственном риске для наших жизней, о катастрофе пострашнее десяти Гитлеров и двадцати Сталиных подряд, мы должны начать третью мировую войну против глупости, трусости, жадности.
И я расскажу о себе, решаю я, одновременно пытаясь отыскать удобное положение на подстилке, о том, как так вышло: когда-то я был активистом, радикалом, я уже тогда жил в соответствии с принципами устойчивости и альтернативности, вся одежда из секонда, продукты только сезонные, а за покупками всегда с шопером. Я дописывал диссертацию, когда познакомился с Каролой, и довольно быстро, всего через несколько месяцев после того знаменательного свидания в шхерах, мы с ней съехались, ее папа умер, и у нее появилась возможность получить его квартиру, но нам все равно нужен был кредит, а банк отказал нам, так что вместо того, чтобы заканчивать диссертацию, я начал работать, помогать с рекламой природоохранным организациям, потом какое-то время занимал должность консультанта в министерстве охраны окружающей среды, а после меня неожиданно заманило к себе одно коммуникационное агентство, работающее в сфере формирования общественного мнения. С новой работой пришли возможности и связи, деньги, квартиры, где надо ремонтировать кухню, ванную, затем появился дом и новые кредиты, а за ними Вилья и Зак, у них, разумеется, были текстильные подгузники и подержанные коляски, мы купали их в теплой водичке, используя экологичное растительное масло, на детских праздниках устраивали свопы[32] с игрушками, а как-то летом насобирали кофейной гущи и попытались выращивать грибы; ну и поезда, разумеется, всегда только поезда, а потом нескольким парням из агентства захотелось взять меня в качестве совладельца в новую компанию, и появился новый дом, понадобился новый ремонт ванной, и автомобиль, и еще больше кредитов, и третий ребенок, и внезапно моя жизнь сделала поворот, о котором я вовсе не мечтал.
«Пожар и все, что произошло в связи с ним, заставили меня многое осознать, скажу я. Переоценить пройденный мной путь. Мы собирались ехать в Таиланд. Мы собирались побаловать себя. И только оказавшись среди этого хаоса и паники, я осознал, что творил.
Потому что в тот день в Даларне я не бежал. Напротив. Бегство продолжалось несколько лет. Именно пожар заставил меня наконец остановиться».
Хорошо звучит, думаю я, и меня вдруг одолевает сон, я опять достаю телефон, чтобы написать партнеру, что можно подумать насчет завтрака-семинара, руки тяжелые как гири, я отыскиваю нашу с ним переписку и вижу: он отправил мне новое сообщение всего пять минут назад, ни тебе слова «привет», никаких вежливых пояснений, перед глазами вспыхивает одно-единственное предложение:
«Дидрик, в соцсетях пишут, что ты вломился в чей-то летний дом, чушь, само собой, но срочно дай знать, как прочтешь, для разработки стратегии».
Я даже не удивлен, скорее ощущаю усталость, я знал, что это случится, но уж не прямо этой ночью. Листаю немного соцсети и читаю сайты с новостями и сплетнями светской жизни, чуть погодя приходят новые письма, через какое-то время вечерняя газета просит у меня комментарий по поводу слухов о том, что я вломился в чужой дом и похитил ценные вещи, я захожу к ним на сайт и вижу вверху заголовок «ИЗВЕСТНЫЙ ПИАР-КОНСУЛЬТАНТ ОБВИНЯЕТСЯ В КРАЖЕ СО ВЗЛОМОМ ВО ВРЕМЯ ПОЖАРА», но когда жму на статью, телефон начинает подтормаживать, вырубается, и я остаюсь в темноте.
* * *
А потом все теряет значение, потому что Зак со мной. Сначала я хочу встать и найти розетку, чтобы еще раз подзарядить телефон, но тело тяжелое, я думаю, что, может быть, лучше не пороть горячку, а поразмыслить в тишине и покое, прежде чем мне в очередной раз придется иметь дело с импульсивностью, которая, разумеется, является вполне понятным и естественным следствием опасной для жизни и травматичной ситуации, в которой я находился; так что я растягиваюсь во всю длину коврика, делаю несколько глубоких вдохов, и вот уже Зак сидит рядом, худенький, славненький, в руке у него стеклянная банка с зубом и монеткой, и мне не хочется его тревожить, не хочется впутывать в эти мои треволнения, я просто шепчу ему в темноту «прости» и думаю, что это наверняка сон, и все-таки это он, мой сын, он сидит вплотную ко мне в темноте, одеяло натянуто на колени, лицо чуть освещено лунным светом, льющимся из окна.
Прости меня, мой хороший, совсем скоро мы будем нырять с трубкой около маленького островка в Таиланде, моторка вывезет нас в море, и я научу его, как правильно сплевывать на внутреннюю сторону стекла маски для ныряния и смазывать ее слюной, я научу его плавать с ластами по сверкающей водной глади под палящим солнцем, и где-то там сохранились еще остатки живого кораллового рифа, я покажу моему мальчику краски, рыбок, в хрустально-прозрачной воде хочется нырять все глубже и глубже, хочется плавать по этому сказочному миру, столь ослепительно прекрасному, что щиплет глаза, мы будем гоняться за тигрово-полосатыми, сине-бело-розовыми, изумрудно-зелеными рыбками сквозь туннели и под арками среди разукрашенного слепящими искристыми цветами пейзажа, может, уже на следующей неделе, лишь бы нам уехать отсюда.
Я ненадолго закрываю глаза, а когда открываю, Зак все еще здесь, он лежит рядом со мной в спальном мешке, и я утыкаюсь носом в его волосы у затылка, где они отросли длиннее и похожи на красивую, пахнущую дымом пряжу, мы думали подождать со стрижкой до отъезда, есть что-то уютное и экзотичное в том, чтобы делать подобные вещи в далекой стране; помню свое путешествие на поезде через Индию в юности, как я заходил там в парикмахерские, обычно это была просто ниша в стене, острые как бритва ножи, густая пена, нежные пальцы и голоса, называвшие меня мистером, у меня лицо никогда в жизни не было таким гладким. Представьте, сидишь себе на пляже, пьешь холодное пиво на солнышке, а две или три прыскающие от смеха таиландки колдуют над прической твоего сына; и мы снова отключаемся, Зак поворачивается во сне и кладет свою маленькую ручку мне на спину, неожиданное инстинктивное движение, которое переполняет меня нежностью, я почти не могу больше сдерживать себя: «Прости, мой хороший, прости, что потерял тебя».
Я думаю, что надо рассказать Кароле, когда проснусь, что мне снилось: как мы бежим, как начался страшный лесной пожар, я пытался спасти вас, мне снилось, что все вокруг сломалось, всему пришел конец, я тянусь, лежа рядом с моим мальчиком, глаза еще какое-то время остаются закрытыми, а когда я их открою, угол зрения изменится, я уже не буду лежать на полу домика в кемпинге, когда я открою глаза, все, что жгло, воняло и чесалось, исчезнет, но останется воспоминание, так что я смогу рассказать ей обо всем, что мне снилось, предупредить ее, попросить о помощи; и я открываю глаза. Зак успел поменять положение руки, так что теперь я вижу дорогие немецкие умные часы для спорта, такие, в которых есть датчик GPS, карты, высотомер, барометр, пульсометр; инфракрасные цифры показывают 23:48 и отбрасывают слабый розоватый отсвет на гладкое бледное лицо, лицо незнакомца.
Вторник, 26 августа
Громкий стук разрывает брезжащий утренний свет, я слышу голоса, Карола стоит в дверях и с кем-то разговаривает, я думаю: «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, скажите, что нашли его», но по ее спине и усталой осанке вижу здесь что-то другое, она закрывает дверь и смотрит прямо на меня:
Нам нужно ехать.
На руках она держит Бекку, личико малышки зажато под ее подбородком, одной рукой Карола ухватилась за потный затылок, другой машинально баюкает малышку.
Сможешь встать? Нам нужно выйти через четверть часа.
Сколько времени?
У меня голос осипшего старика, бессильное нытье.
Полседьмого. Через час будет поезд в Стокгольм. Им нужны домики. Все должны выселиться.
Немецкое семейство испарилось вместе со своим скарбом, я выползаю справить нужду и вижу, что они расположились вокруг походного столика, сейчас утро, но росы нет, нет птиц, только сухая удушливая немота, столик накрыт к завтраку, на земле кипит и булькает спиртовая горелка, мальчики сидят в пледах и жуют бутерброды, а их отец, заметив меня, непринужденно кивает вместо приветствия.
Вы тоже в Стокгольм? интересуюсь я по-английски.
No[33]. Кебнекайзе. Он верно ставит ударение, но произносит слово через «з» вместо «с».
Но ведь огонь?
Лицо его прорезает свежевыбритая улыбка, и он машет в сторону двух мальчиков, указывая на их красивые новые спортивные костюмы, трекинговые ботинки, стоящие на земле рюкзаки, палатку, спальные мешки.
Они об этом несколько лет мечтали, отвечает он тоже по-английски. Может, это последний шанс увидеть ледник. А пожары здесь самые крупные во всей Европе. В школе они изучают arctic amplification[34], но это же совсем другое дело, когда видишь такое своими глазами.
Говоря последнюю фразу, wizz your own eyes[35], он с гордостью смотрит на сыновей, и те поднимают свои светловолосые головки, младший робко улыбается, старший от смущения выпячивает нижнюю губу.
В домике Карола с Вильей уже собрали наши пожитки, без чемодана на колесиках и икеевского мешка их не так и много, я беру свой рюкзак и детскую сумку-органайзер, Карола свою сумочку и Бекку в переноске, а Вилья рюкзачок со Спайдерменом, и мы выходим, на мне те же, что и вчера, порванные грязные шорты и футболка «Лакост», мы все одеты в то же, в чем были вчера, за исключением Бекки, у которой смена белья лежала в органайзере.
Мы идем по улице, которая, как я понимаю, ведет к железнодорожной станции, никто нам не сказал, куда идти, но мы движемся вместе с не слишком плотным потоком людей, толпой это не назовешь несколько разрозненных семей, которые бредут в лучах утреннего солнца, перед нами идет здоровенный бородач с младенцем на руках, за собой он тащит тележку, в которой среди сумок и подушек сидит пятилетний малыш, следом за экипажем шагает мама с рюкзаком и пакетом с продуктами, я немного рассеянно размышляю, чем же Бекка будет питаться во время поездки, но предполагаю, что Карола уже подумала об этом, что она заглянула в крохотную кухоньку в том домике и приготовила воду и бутылочки, она всегда этим занимается, и стыд от того, что я больше не забочусь ни о ком из моих детей должным образом, просачивается в сознание вместе со стыдом от того, что я не шагаю впереди всех, как вчера, я отстаю от нее на два шага, а она от Вильи, я чувствую себя обузой, прицепом, хочу что-то сказать, сделать что-то такое, что заставило бы ее посмотреть мне в глаза, хоть что-то, что угодно.