В голове немного прояснилось, и снова всплыл подслушанный разговор. Они говорили про мои странности. Наверняка, в кружке сильное успокоительное, которое погрузит меня в сон. Может быть, я снова все забуду, как не помню ничего до момента пробуждения в парке?
Присутствие служанки и ее пристальный взгляд неприятно щекотали кожу, поэтому я в несколько глотков осушила содержимое кружки, лишь бы только она оставила меня одну.
Как только дверь за девушкой закрылась, я вскочила с кровати и бросилась искать уборную. В комнате имелась еще одна дверь помимо той, через которую вышла прислуга. За ней оказалась небольшая прихожая, которая вела в ванную комнату и в уборную. Засунув два пальца в рот, я заставила свой желудок свернуться и извергнуть обратно выпитую жидкость. Умывшись холодной водой, я стала лихорадочно осматривать свои покои, вид из окна, шкаф для одежды, в попытках раскрасить белый лист моей памяти хоть какими-то воспоминаниями. Лишенная памяти, сейчас я была никем. Это больше всего рождало в душе страх. Беззащитен тот человек, который не помнит себя. Беззащитен и опасен для самого себя.
Я осматривала свои платья, висящие на вешалках, аккуратными стопочками сложенные рубашки и нижнее белье, в надежде, что они выцепят со дна памяти хоть что-то. Прикосновения к приятным тканям вызывали мельтешение каких-то отрывков, но они были столь хаотичны и коротки, что больше напоминали вспыхивающие и сразу же угасающие искры, высекаемые огнивом.
Открытая в надежде отыскать что-то вроде дневника, который обычно ведут молодые девушки, тумба оказалась пустой. Видимо, записей я не вела. Разочарование от отсутствия информации медленнодействующим ядом разливалось в груди и толчками сердца разносилось по кровеносным сосудам.
Усевшись на край кровати, я попыталась проанализировать то, что мне известно сейчас, и оттолкнуться от этого. Я помнила свое имя, являлась невестой графа Рангвальда, и тревожила весь его замок своими странностями. Служанка и ее собеседница говорили обо мне так, будто я назойливая блоха, от которой хочется, но нет возможности избавиться. Настораживало и странное обращение служанки к собеседнице. Прислуга назвала ее ашиа, когда ко всем высокородным дамам принято обращаться миледи, леди или ваше сиятельство. Усиленно потерев лоб, словно это могло улучшить мозговую деятельность, я заметила что-то на ладони. На внутренней поверхности имелся странный рисунок, который ассоциировался с циферблатом часов, только вместо цифр на коже имелись круги и полукруги черного цвета. Отупевшим взглядом я уставилась на странные символы, которые теперь тревожили не меньше отсутствующих воспоминаний. Пальцами правой руки я легко коснулась «циферблата», сама не зная, чего ожидала от этого действия.
От разглядывания собственных рук отвлекли приближающиеся за дверью шаги. Оттолкнувшись от пола, я ловко перекувыркнулась назад и накинула одеяло. Сердце зашлось в панике, его удары тревожной барабанной дробью, отбивающей последние секунды перед казнью, бились о виски. Дверь открылась и почти сразу закрылась. В комнату никто не вошел. Видимо, служанка хотела убедиться, что я сплю. За мной следят так, словно я на самом деле душевно больная. И от мимолетного сомнения вдруг я на самом деле больна, пульс несколько раз споткнулся. Странно было думать о подобном. Что значит ощущать себя душевно больным? Как при этом работает мозг? Помнит ли что-нибудь?
Утихомирив возникшую от этих мыслей дрожь, я решительно встала. Как дальше быть? Нельзя больше принимать то, что мне дают, иначе вернусь в состояние овощной каши. Наверняка, пытаться поговорить с кем-то идея не из лучших. Вряд ли граф, которого назвали моим женихом, не в курсе, что со мной делают. Это может означать, что ему подобное выгодно. Но для чего? Вряд ли он обеднел и его интересует мое скромное наследство.
Застыв в нескольких шагах от окна, я медленно втянула воздух, стараясь не спугнуть мысль. Откуда я знаю, что у меня есть наследство? Случайно пришло на ум? Нет, скорее всего проскользнуло из подсознания. Наверное, точно так же я узнала замок, когда увидела его из парка. Если не зацикливаться, можно вскользь выхватить из памяти еще какие-нибудь события прошлого.
Тревога не разжимала вцепившиеся в меня пальцы ни на секунду. Мне было страшно осознавать, что я нахожусь в том месте, где убили людей. Что если это на самом деле не было сном? Я успокаивала себя лишь оправданиями, что земли вокруг не иссушены и не испещрены черными сосудами, как и стены замка. Там все было по-другому. Даже воздух был пропитан отравляющим сознание ядом тлена.
Неспособная усидеть на месте дольше минуты, я металась по комнате, мне было необходимо двигаться стоило только присесть, и мысли становились вязкими, едва копошась в голове. Я пыталась понять, нахожусь ли здесь в безопасности или стоит попытаться выбраться отсюда.
День проскользнул мимо меня незаметно, словно мышь мимо спящего кота. Когда я выглянула из окна, закатная корона солнечных лучей уже коснулась линии горизонта, вызолачивая облака и сжигая небесную лазурь в алых языках пламени, словно бы принося ее в жертву подступающим вечерним сумеркам. Спокойная гладь озера напоминала пылающий осколок неба, упавший между скалой с замком Рангвальдов и тонкой полоской дальнего берега. Уже знакомая часть парка утонула в красных тенях, вымазав сочную зелень в оттенки бардового и темно-оранжевого.
Пальцы невольно скользнули по полированному дереву подоконника, споткнувшись о царапину, а затем об еще одну. Под рукой оказались накарябаны непонятные символы, совсем не походившие на слова родного языка. От них веяло чем-то зловещим. Стоило взглянуть на кривые линии, выделяющиеся на фоне светлого дерева бардовыми и белыми дефектами, и кожа ощетинилась холодными мурашками. Перед глазами яркой искрой вспыхнуло воспоминание собственных пальцев, содранных в кровь с поломанными до мяса ногтями. Забытым отголоском о кончики пальцев ударилась боль, неприятная до скрежета в зубах, как звук веника, метущего по земле или каменным плитам. Те же символы были написаны кровью на стекле под нарисованной кровавой луной.
Невольно отшатнувшись как от огня, я посмотрела на собственные ногти, только сейчас заметив подпиленные неровности в тех местах, где они были особенно коротки.
«Что с ее руками?»
«Кроме обломанных ногтей и следа не осталось»
Склизкий комок страха на несколько мучительных секунд задушил вдох, наполняя легкие ледяным огнем. Содрогнувшись как от порыва холодного ветра, пробирающего до костей, я несколько раз моргнула, пытаясь смахнуть страшное видение, как капли воды с ресниц. Если бы это было так же легко! Кровавые символы впечатались в память, словно их вырезали на подкорке раскаленным скальпелем.
Догорающие в золотисто-алой агонии заката лучи ударили в окно и потекли по его гладкой поверхности ровным потоком, снова на долю секунды нарисовав картину из памяти. Сдавленный крик, вырвавшийся из пересохшего горла, спугнул воспроизведенный памятью образ. Стараясь не смотреть больше на окно, я отдышалась, возвращая размеренное дыхание. Еще раз взглянув на свои пальцы, я снова подкралась к подоконнику, будто бы на нем спала змея, которая в любой момент могла проснуться и укусить, и взглянула на таинственные письмена. В красном свете последних лучей они казались еще более зловещими, чем поначалу. В них словно пульсировала кровь и некая тайна, несущая в себе темноту. Я не могла объяснить подобные ассоциации, они неясными образами вспыхивали в сознании, но также не поддавались детализации, как мои попытки вспомнить прошлое прикосновением к платьям.
Теперь уверенность в собственном здоровье, которая до этого была тверже гранита, не смотря даже на заверения прислуги в обратном, пошатнулась как земная твердь во время землетрясения. Что если я все же больна? Иначе почему я накарябала неизвестные мне символы на подоконнике ценой сломанных до крови ногтей? Что они означают? И вид кровавой луны словно был дурным знамением, которые порой изрекают провидцы или сумасшедшие. Теперь я и сама едва ли могла считать себя нормальной. С другой стороны, кто вообще устанавливает границы нормальности, когда, по сути, они довольно абстрактны? Разве быть сумасшедшим не означает быть честным с самим собой?
В размышления об этом медленно вторгалась наползающая на небесный свод темнота, несущая на своем пышном павлиньем хвосте сверкающие драгоценные камни звезд. В какой-то момент реальность размылась, как краски на холсте от пролитой по неосторожности воды, а затем резко очертилась, собравшись воедино как мозаика.
Небо за окном было бездонно-черным. Не осталось и следа еще теплящейся вдалеке светло-голубой полоски. Казалось, она исчезла от одного взмаха ресниц.
Больше всего меня напугал внезапно возникший рядом со мной молодой мужчина в черном костюме военного формата. Он держал меня за руку и изумленными серыми глазами взирал на меня. Удивление было настолько сильным, что практически парализовало мое тело. Даже в голове витала несвойственная ситуации пустота.
Между нами висела онемевшая тишина, сквозь которую мы взирали друг на друга, как будто бы впервые видели своего визави. В одно мгновенье я поняла, кто передо мной. И вслед за этим пониманием лавиной сошли воспоминания, сметая прочь оцепенение. От моего удивленного вскрика неподвижное молчание раскололось подобно стеклу, осколки которого зазвенели в ушах напряженным сопрано.
Отпрянув от графа Рангвальда, я задушила панические вопли, рождающиеся в груди, и снова замерла в наполненном страхом ожидании. Рука моя легко выскользнула из его прохладных пальцев. Изумление на лице графа сменилось холодным безразличием. В глазах на мгновенье серебристым огнем полыхнул гнев, и снова все покрылось серой коркой льда. Меня почти физически толкнула в грудь его мимолетная вспышка. Гнев и неприкрытая ненависть были адресованы мне. Но чем я их заслужила, я не могла понять.
Резко развернувшись, граф Рангвальд черным вихрем выскочил из комнаты, двигаясь быстро и при этом грациозно, как дикий кот. Он не бежал. Его шаг был тверд и точен, словно военный марш.
Идрис! едва успела крикнуть я вслед уже хлопнувшей двери. Я с запозданием подалась за ним, и вздрогнула от треска, с которым закрывшаяся дверь отсекла всякие мысли о попытках догнать графа Рангвальда.
Вопросы, как вспышки фейерверка вспыхивали уже после того, как в комнате снова воцарилась тишина, наполненная свежестью вечернего воздуха.
Когда граф появился в моей комнате? Что произошло? Почему он выглядел таким удивленным и так быстро ушел?
Схлынувшее морской волной удивление, оставило после себя обнаженный, словно песчаный берег, страх. Предстать перед графом оказалось, как встретиться с монстром из-под кровати. Воспоминания пробудили внутри бурю. Хотелось зарыдать в голос от разочарования и закричать в порыве ярости, выплеснуть на обитателей этого проклятого замка все, что накопилось. И одновременно с этим животный страх перед ними холодил кровь. На какой-то миг мне показалось, что беспамятство было спасением от графа Рангвальда и его дражайших родственников, и того, что тут на самом деле происходило. Для меня оставалось загадкой, почему я до сих пор жива и для чего нужна им. Мерзкая мысль скользким червячком пробралась в голову, подтачивая мою уверенность в том, что со мной все в порядке. В ужасе я посмотрела на дверь и замотала головой, словно бы таким образом могла выбросить подобное из головы. Оставалось только верить в то, что при всех своих дурных и необъяснимых поступках, у графа Рангвальда есть честь и совесть.
Взглянув на свою руку с непонятными полукругами, я заметила, что пустой круг стал серебристо-белым, тогда как все остальные остались черными. Он как будто бы слегка светился в полумраке.
Я медленно опустилась прямо на пол у открытого окна. При всех вернувшихся воспоминаниях я все еще не понимала, что происходит со мной и этим замком.
Часть 1. По пути Теней
1 Глава. Знамения
Мечты это пламя, к которому
мы стремимся, словно мотыльки на свет.
Я подпрыгнула на кровати, обливаясь холодным липким потом и пытаясь отличить реальность от сна, в котором ночь горела пламенем, таким беспощадным и всепоглощающим, что казалось, оно вот-вот коснется небес и обратит их пеплом.
Не успевший остыть от знойного летнего дня воздух прикасался к коже горячими поцелуями, словно страстный любовник, но я чувствовала только холодное дыхание страха, дышащего мне в затылок. И как это часто бывает, я была не в силах повернуться, чтобы взглянуть ему в лицо.
Прерывистое шумное дыхание, словно после долгого бега, звучало в тишине ночи дисгармоничной грубой симфонией звуков. Сквозь распахнутое настежь окно в комнату смотрел свет фонарей, освещавших спящие улицы.
Медленно вдохнув душный воздух июньской ночи, я встала с постели. Это был всего лишь сон. В ночь моего дня рожденья мне всегда снились странные сны. Пусть этот и был самым странным из них. На свое двадцатилетие первым подарком я получила ночной кошмар. В ушах до сих пор звучал голос незнакомки в красной мантии.
«Встретимся на балу»
Словно бы залитые жидким серебром глаза, смотрели в саму суть. Воспоминания о них заставили содрогнуться и обхватить себя за плечи. Они будто до сих пор смотрели на меня из тени, видели мою душу, и мои самые потаенные мысли читали как открытую книгу. Отогнав прочь остатки кошмара, я подошла к окну.
Ночь была одета в черный бархат, усыпанный миллионами сверкающих алмазов. Она широко улыбалась половинкой убывающей луны и пахла ароматами трав, за день высушенных летней жарой. Окутавшее весь город умиротворение успокаивало, и раскрашенный яркими цветами огня и страха кошмар медленно отцветал в памяти, как цветок, которому было пора поддаться закономерному концу жизненного цикла. Впрочем, так было со всем в жизни у всего есть начало и конец, лишь память и истории живут вечно.
Взгляд невольно скользнул над темнотой дремлющего леса, туда, где над верхушками могучих деревьев спящим драконом, свернувшимся на скале, возвышался родовой замок Рангвальдов, чьи окна весь день спали, а ночи напролет с величием взирали на городок Бриль, расположившийся внизу. Вот уж о ком истории точно будут жить вечно.
Вокруг загадок и тайн всегда вращаются слухи, порожденные догадками людей и приумноженные их богатой фантазией. Слухи подобно стае ворон витали над замком Ардскол их было много, и они были столь же мрачны и зловещи.
В очередной раз содрогнувшись, я прогнала прочь мысли о них и о ночном кошмаре и вернулась в постель. Чтобы уснуть решила подумать о приятном. А подумать было о чем завтра состоится долгожданный Праздник Благословенной Ночи. В этот день женщинам запрещено что-либо делать по хозяйству вся прекрасная половина собирает цветы и готовит щедрые дары для вознесения к Великому Древу Иссинир, что защищает людей от злых духов, обретающих силу с наступлением темноты. Подношения совершаются после заката, дабы задобрить духов природы и попросить у них хорошего урожая, счастливого брака и здоровых детей. На закате зажигаются огромные костры, в которые юные девы кидают завернутые в платки травы, загадывая желания. Травы собираются до заката, и композиция их составляется в соответствии с пожеланиями. Когда начинаются танцы, девушки дарят своим избранникам ленты из кос, повязывая их на запястье. Вот так и отмечается этот волшебный праздник плодородия и священного брака. Именно в этот праздник заключается больше всего помолвок и раскрывается тайных чувств.