Поручик шагнул внутрь, как вдруг в тёмном углу над печкой показались два светящихся зелёных глаза. Они смотрели прямо и не мигали.
Чур меня! невольно воскликнул Ржевский и перекрестился.
Из угла раздалось злобное шипение, а затем с печки спрыгнула некая тень, бросилась поручику под ноги и исчезла в открытой двери. Оглянувшись, Ржевский увидел, что по поляне к лесу бежит чёрный кот.
Напугал, морда чертячья, пробормотал поручик.
В избушку заглянул Петя.
Здесь кто-нибудь есть?
Только я, ответил Ржевский.
А где же ведьма то есть знахарка?
Очевидно, ушла куда-то.
Поручик огляделся. Вряд ли хозяйка, приметив незваных гостей, спряталась неподалёку. Нигде не осталось рукоделья или следов другого занятия, которое поспешно бросили и скрылись.
Поручик потрогал печку: холодная. Потрогал тюфяк на печке: не сохранилось ли человеческое тепло. Нет, тепла не чувствовалось кроме как на том месте, где недавно сидел кот. Судя по всему, избушку покинули ещё утром.
Что будем делать? спросил Петя.
Этот вопрос поставил поручика в тупик.
Намечая план действий по поиску Полуши, Ржевский как-то не предполагал, что в избушке может вообще никого не оказаться. А ведь в этом не было ничего невероятного.
Теперь следовало решить, как поступить, но поручик, не очень надеясь на собственное разумение, обратился к богине Фортуне: «Фортунушка, ты так хорошо помогла мне с утра. Не оставляй меня и теперь. Как же мне уйти отсюда, не поговорив ни с кем? Подскажи, как действовать».
Фортуна молчала.
Подождём часок, наконец сказал поручик, выходя из домика. Авось кто явится. А если нет, то вернёмся и с Таисией Ивановной посоветуемся.
И в этот самый миг Фортуна дала знак, что подождать верное решение. Уже стоя снаружи избушки, Ржевский увидел старое тележное колесо, прислонённое к стене. И рядом скамеечку.
Колесо символ Фортуны! И богиня будто приглашала: «Сядь и подожди».
Ржевский перекликнулся с мальчишкой-провожатым и, сообщив ему, что собирается остаться на час, уселся на скамеечке, привалившись спиной к бревенчатому срубу.
Сидя здесь, поручик мог держать в поле зрения наибольшую часть поляны. И хотя тени здесь не было, солнце почти не припекало.
Ржевский сорвал травинку и принялся жевать. Петя, усевшись рядом, занялся тем, что обирал с себя лесной мусор, который оказался настолько прилипчивым, что взмахом ладони не стряхнёшь.
Так прошло некоторое время. Солнце заметно изменило своё положение, и Ржевский уже начал сомневаться, что правильно истолковал знак, но тут на дальнем краю поляны показалась человеческая фигура. Это была старуха в вылинявшем синем сарафане, простой рубахе небелёного холста и пёстром платке. Заметно прихрамывая, она тащила небольшую корзину с травами.
Ржевский не стал окликать старуху. Решил, что будет лучше, если она заметит его сама и, конечно, испугается, ведь этот испуг он сможет обернуть в свою пользу при расспросах. Пете поручик тоже запретил подавать голос, и так они сидели молча, пока старуха приближалась, однако никакого страха или удивления та не выказала. Скользнула по гостям безразличным взглядом и зашла в избушку, пробормотав что-то про медведя.
Ржевскому ничего не оставалось, как зайти следом, и вот тут хозяйка избушки, поставив корзину под стол, насторожилась и шумно втянула ноздрями воздух.
Кто здесь? Дух незнакомый, сказала она скрипучим голосом.
Я не дух, я человек, ответил Ржевский.
Знаю, что не бес, проскрипела старуха и вперила в гостя выцветшие серые глаза, но смотрела как будто сквозь него. Запах, говорю, от тебя чужой.
Так и есть, ответил поручик. Я здесь прежде не бывал.
Значит, это ты дверь открыл? спросила старуха. А я сперва думала, что косолапый ко мне захаживал.
Судя по поведению и разговорам, она была слепая.
Меж тем Ржевский вспомнил, как Иван Щербина называл эту старуху:
Ты бабка Агафья?
Ну я. А тебя как звать? Старуха чуть подумала и спросила иначе: Как звать тебя, барин?
Я где-то слышал, задумчиво сказал Ржевский, что если скажешь ведьме своё имя, она может навести порчу.
Не хочешь не говори. Старуха пожала плечами. Зачем пришли?
Она сказала «пришли», то есть речь шла о двоих.
Ржевский оглянулся и увидел, что Пети за спиной нет. Значит, он остался снаружи и не мог звуком шагов или запахом пота выдать себя. Но если так, то откуда слепая старуха узнала, что гостей двое? Ведь она не заметила их раньше, сидящих на лавочке.
От второго клопом лесным воняет, пояснила старуха. Даже отсюда его чую, проскрипела она, нашарила табурет возле стола и уселась.
Ржевский снова оглянулся и увидел в дверном проёме, как Петя, стоя возле избушки, поспешно стаскивает с себя рубаху. Очевидно, клоп заполз за шиворот ещё в лесу, а теперь Петя нечаянно раздавил это вредное насекомое, и теперь пошёл «аромат», дойдя и до Ржевского.
Про второго забудь, ответил поручик, усаживаясь на лавку. А вот у меня к тебе дело. Поговорить с тобой хочу.
Ко мне для лечения ходят, а не для разговоров.
Ржевский сделал вид, что не услышал её замечание.
Ты Полушу знаешь? Приходила она к тебе?
Полуша? старуха усмехнулась. Голос такой звонкий, красивый.
Да, она, поручик подался вперёд и даже кивнул, лишь после сообразив, что слепая не видит кивка.
Приходила, старуха снова усмехнулась. На той неделе у меня была. Уговорились на счёт Да ты небось сам знаешь?
Не увиливай, ведьма, строго сказал Ржевский, вспомнив следовательские приёмы Тасеньки. Рассказывай всё, как было. Подробно.
От плода она хотела избавиться, проскрипела знахарка. Сказала, что от барина понесла, но рожать не хочет. Я её спрашиваю: «Молвы боишься?» Она отвечает: «Я сирота без приданого, да ещё дворовая в поле работать непривычна, да и не хочу. Никто меня замуж не возьмёт. А раз так, молва не страшна». Я дальше спрашиваю: «Коли ты дворовая, чего тебе не рожать? И дитё, и сама сыты будете да в тепле. Или у тебя барин злой?» Она говорит: «Нет, барин добрый».
Поручик невольно улыбнулся, а знахарка продолжала тем же скрипучим голосом:
Я спрашиваю: «Может, барыня злая?» Она говорит: «Нет барыни. Барин один в усадьбе живёт». Я спрашиваю: «Зачем же от плода избавиться хочешь? Живёшь, как у Христа за пазухой. Вот и рожай на здоровье». Она говорит: «Нет. Барин добрый да ветреный. Пока я с брюхом ходить буду, он себе другую найдёт. А после вспомнит ли?»
На этих словах у Ржевского ёкнуло сердце, как тогда, на краю поляны. «Дура, Полушка, подумал он. Лучше б ты колдовать взялась. Украла бы у меня рейтузы или ещё чего, чтоб приворот делать, как Бобричевы дочки. Зато сейчас я бы тебя по лесам не искал. А ты что удумала? Дура!»
Знахарка меж тем говорила:
Я спрашиваю: «Отчего ж не вспомнит?» Она мне: «Многих баб роды портят. Были красавицы стали коровы. Ежели и со мной так будет, то лучше смерть. Барин совсем забудет, а я люблю его».
«Лучше смерть?» насторожился Ржевский, а знахарка, не видя его лица, опять усмехнулась:
Значит, ты тот барин и есть?
А Полуша где?! вскричал поручик, вскакивая на ноги.
Что ты горланишь? заворчала знахарка. Я слепая, а не глухая. А где Полушка твоя, тебе видней.
Это почему?
Потому что уговорились мы с ней на вчерашний день. Вчера она должна была ко мне прийти, но не пришла. Я уж подумала: «Слава Богу, передумала дурёха». А на сегодня я ни с кем не уговаривалась. Повезло тебе, барин, что ты меня застал. Я хотела на целый день в лес уйти, но нога разнылась. Пришлось воротиться.
Ржевский было обрадовался всему услышанному, но опять вспомнил Тасеньку и её недоверчивый взгляд, когда она вела расспросы.
А может, ты врёшь, ведьма? строго спросил поручик, снова усаживаясь на лавку.
В чём же соврала?
В том, что Полуши вчера здесь не было. Может, она приходила? Может, по твоей милости ей плохо стало? Может Ржевский собрался с духом и продолжил: Может, умерла она, а ты её зарыла где-нибудь неподалёку, а теперь мне зубы заговариваешь?
Я старуха немощная, ответила знахарка. Где мне силы взять, чтоб яму вырыть? Даже тело утащить подальше и то не смогла бы. Корзинку еле тягаю.
А может, есть у тебя какой-нибудь леший в помощниках?
Знахарка в который раз усмехнулась.
Барин, я кто, по-твоему? Баба-яга костяная нога? Она приподняла край сарафана и показала обычные старушечьи ноги в онучах и лаптях. Как мне с лешим договориться? Я, когда за травами да кореньями хожу, он не всегда даёт, хотя это малость. А вот яму вырыть услуга большая. Как же я буду просить? Да он ни за что не согласится.
В этих рассуждениях Ржевский увидел нестыковку.
А как ты по лесу одна ходишь, без провожатого, если слепая?
А ты поживи здесь с моё все деревья на ощупь знать будешь, ответила старуха. Да и не совсем я слепа. Свет от тени отличаю. Цвета вижу.
Поручик задумался, что бы такое ещё спросить, чтобы вывести старуху на чистую воду, но тут вмешался Петя. Судя по всему, он уже успел избавиться от вонючего клопа, и даже слышал часть разговора.
Но как вы здесь живёте совсем одна? спросил Петя, входя в избушку. У вас даже огорода нет. Что вы едите?
Еду мне из деревни носят, ответила знахарка. В плату за лечение. Денег я не беру, но цену назначаю говорю: «Принесёшь мне еду столько-то раз. А не принесёшь, лечение впрок не пойдёт». Потому я и забочусь, чтоб от моего лечения не помирали. Кто ж мне тогда еду носить станет! Живу не голодаю. А лишнего мне не надо. Кто от лишнего отказался, тому и лишений терпеть не придётся.
Это же слова Канта! воскликнул Петя. Дословно: «Кто отказался от излишеств, тот избавился от лишений».
Опомнитесь, юноша, сказал ему Ржевский. Вы даже с ведьмой готовы Канта обсуждать?
А что с юношей? оживилась старуха. Бесноватый?
Да вроде того, ответил поручик. Помешанный. На книжках одного немецкого мудреца помешался. Поминает его к месту и не к месту. Слово мудреца то и дело в свой разговор вставляет. И не замечает, что надоел всем до чёртиков.
Умному человеку Кант не может надоесть начал было Петя.
Тебя как звать, болезный? спросила старуха с особенной жалостливой интонацией, и «бобрёнок» вдруг оцепенел.
Пётр, ответил он прежде, чем Ржевский успел вмешаться. Увы, Петя не знал, что ведьма может навести порчу, если назвать ей имя.
Поди сюда, раб Божий Пётр, сказала знахарка, всё так же сидя на табурете и выставляя вперёд руки.
Как только Петя оказался в пределах её досягаемости, она схватила его за одежду, а затем заставила наклониться, притянула его голову к себе и начала что-то горячо нашёптывать в правое ухо, а затем в левое.
Эй! Ведьма! Ты что делаешь? всполошился Ржевский. Он ринулся к Пете и пытался оттащить, но тот как будто прирос к полу, а старуха шептала всё горячее и громче.
«Колдовство! Как есть колдовство!» думал поручик, изо всей силы дёргая Петю за пояс, но с таким же успехом можно было пытаться сдвинуть с места молодой дуб. Гнётся, но не сдвигается.
Наконец старуха отпустила голову своей жертвы, Петя выпрямился и рассеянно сказал:
Пойду, воздухом подышу. Что-то голова кружится.
Ты что сделала?! напустился поручик на знахарку.
Теперь он свои мысли в узде держать будет, ответила та и добавила: Я и тебя могу полечить.
От чего? не понял Ржевский. Болезней, которые богиня Венера посылает, у меня нет. Я проверялся.
Разум твой вылечу. Ты же и сам вроде помешанного. За бабами бегаешь, всё никак остановиться не можешь. Вот я тебе и помогу остановиться. Только скажи, как звать тебя.
Нет! Ржевский даже отшатнулся. Не надо меня лечить!
Не хочешь как хочешь. Хотя все твои беды от этого. Не был бы ветреником, Полушку сейчас не пришлось бы искать.
Теперь в любом случае искать придётся, ответил поручик.
Идти за тридевять земель в тридесятое царство, нараспев проговорила знахарка.
Чего?
Старуха пояснила всё так же непонятно:
Ты, добрый молодец, проверь, не утащил ли твою красну девицу Кощей.
Что за Кощей?
Почём мне знать. Знахарка пожала плечами. Но ежели красна девица пропала, то обычно Кощей виноват.
Ржевский не знал, как это истолковать. Смеётся ли над ним старуха или пытается помочь? Он на всякий случай вновь напустил на себя строгость.
Я проверю. Но помни, ведьма: если не найду красну девицу, то вернусь и тогда совсем по-другому с тобой поговорю.
Нечего меня пугать, проскрипела знахарка. Я тут буду. Стара я слишком, чтобы в чаще по шалашам да землянкам прятаться. Кости ноют без тёплой печки, так что никуда я от своей избушки не денусь.
* * *
Как только Ржевский вышел из избушки, к нему обратился Петя:
Ну что, Александр Аполлонович? Что сказала знахарка?
А ты разве сам не слышал?
Нет, я, честно говоря, не слушал. Я вытаскивал из рубашки некое зелёное и ужасно вонючее насекомое.
Лесного клопа.
Наверное. Но что сказала знахарка? Полуша к ней приходила?
Получалось, что Петя не помнил, как заглянул в избушку, и что ведьма над ним поколдовала, поэтому Ржевский, подумав, решил никому не говорить о случившемся. В том числе самому Пете.
Поручик, взяв «бобрёнка» с собой к ведьме, в некотором роде принял на себя ответственность за него. И не уследил. Но последствий могло и не наступить.
«Может, ничего», думал Ржевский. Забот и так хватало, и поручику совсем не хотелось, чтобы его попрекали просто из-за того, что старуха чего-то там над Петей пошептала. «Может, обойдётся. Может, старуха вовсе не умеет колдовать, а только думает, что умеет. Ну, пошептала. И что?»
Петя не выглядел странным или заколдованным, если не считать того, что не помнил событий, произошедших в последние несколько минут. Значит, были неплохие шансы, что последствий у шептания не будет, а если и будут, то сами собой пройдут. А раз так, то незачем кому-то что-то говорить и зря волновать людей.
Размышляя таким образом, Ржевский следовал по лесу за мальчишкой-провожатым, а Петя шёл позади поручика и молчал.
Наконец они достигли деревни и вернулись на двор Ивана Щербины. Тасенька встретила их у ворот.
Как Полуша? спросила она.
Её там не было, ответил Ржевский. Ведьма то есть знахарка сказала, что Полуша должна была к ней вчера прийти и не пришла. У меня нет оснований думать, что знахарка солгала. Она слепая древняя старуха и, если бы Полуша у неё в избушке умерла, у старухи не хватило бы сил спрятать тело. А помогать ей некому. Одна живёт.
Не совсем одна, подала голос невестка Ерошки, Алевтина, которая тоже вышла во двор встречать барина с барчуком. Есть у неё внучка. Маринкой звать. Вместе с бабкой живёт, мастерство перенимает.
Обманула ведьма! вскричал Ржевский.
Этой Маринке лет шестнадцать, продолжала Алевтина, но худая как щепка, ручки палочки. У неё тоже сил не достало бы, чтобы тело оттащить да прикопать. Полуша-то небось не лёгенькая, отъелась на барских харчах.
Поручику было неприятно, когда так рассуждают о Полуше, но он поленился тратить силы, чтобы учить чужих крепостных почтительности. Да и слова крестьянки звучали обнадёживающе.
Считай, ведьма тебя почти не обманула, барин, заключила Ерошкина невестка. А отчего про внучку тебе не сказала, не знаю. Может, боялась, что ты Маринку из лесу сманишь?
Ржевский вспомнил, как старуха настойчиво предлагала ему «лечиться», и подумал, что в догадке есть своя правда. Но сейчас было важнее другое.
Что же теперь делать, Таисия Ивановна? спросил Ржевский. Может, вернуться и ещё раз эту ведьму расспросить? Может, она признается, что Полушу сгубила?
А может, на Полушу в лесу медведь напал? предположил конюх Ерошка, также подошедший встретить своего барина и Петю. Может, взять собачек да пройти по лесу той дорогой, которой Полуша к ведьме шла?
Резонно, согласился Ржевский и снова повернулся к Тасеньке. Таисия Ивановна, если вы не возражаете, то сейчас мы вернёмся ко мне в усадьбу, заберём вашу бабушку и поедем к Бобричам, но на обед я не останусь. Ерошка дело говорит. Надо бы лес прочесать.