Всё тихо? спросил Ванхортон, ковыряя вилкой толстую разваренную морковь.
Парень в очках «на десять часов», сказал Дрейк, присаживаясь на другой конец лавочки.
Это Ши Вонг из шестого отдела, Ванхортон отломил кусочек моркови и обмакнул его в зеленую дрянь. Он второй месяц в декрете.
Шестой отдел весь работает под прикрытием, удивился Дрейк. Формально он даже не знает, где находится это здание.
У него тройня, Ванхортон отправил кусочек моркови в рот и, поморщившись, проглотил не жуя. Жена решила отстреляться сразу. Раз в пару недель к нему приезжает мать, тогда он берет кота и идет в парк. Это помогает ему сохранить рассудок.
Странный выбор парка для человека, не связанного с Департаментом.
Ну ты же сюда пришел, Ванхортон бросил на Дрейка быстрый взгляд, разминая вилкой оплывшую желтоватую репу.
Я не в декрете, пожал плечами Дрейк.
Ванхортон вздохнул и опустил вилку.
Это был я, сказал он. Я запретил выходить с тобой на связь до завершения операции.
Дрейк усмехнулся. Ушастый кот Ши Вонга закончил с яйцами и занялся левой задней лапой.
Интересно, сколько подпольных лабораторий мы накрываем в год? Например, наш отдел. Я знаю, это закрытая информация, но хотя бы примерно.
Дело не в лаборатории, сказал Ванхортон.
А в чем?
В том, что я не теряю сотрудников.
Ванхортон повернулся и впервые посмотрел на Дрейка в упор. Его огромное моржеобразное тело колыхалось, как налитый водой резиновый шар, но глаза смотрели прямо и жестко.
Меня не убили, медленно произнес Дрейк.
Именно. Ванхортон подцепил вилкой половину размятой репы и отправил ее в рот. Лиз бы мне этого не простила.
Дрейк поднял брови.
Вы что, обсудили это с ней?
Мы говорили об этом, когда я заходил, Ванхортон дожевал репу и запил бурым коктейлем. За неделю до Переноса. Она со мной полностью согласилась.
У Дрейка потемнело в глазах. Он сцепил руки на коленях и сжал пальцы до хруста, чтобы не двинуть Ванхортону с разворота в челюсть.
Вы умеете быть убедительным, сказал он, тщательно подбирая слова. Может, вы даже смогли бы убедить ее передать свой номер в Лотерею. Если бы захотели.
Ванхортон молча помотал головой, преследуя по всему контейнеру скользкий вилок брюссельской капусты.
Почему?
Она не знала, вернешься ты или нет.
Но я всегда возвращался!
Ванхортону удалось наконец загнать капусту в угол.
Ты же не за этим сюда пришел, пробормотал он, с хрустом разжевывая вилок. Я всё равно не скажу про нее ничего, чего ты сам не знаешь. Давай, что там у тебя?
Дрейк втянул в себя воздух, наполненный запахом горячего гравия, сосновой смолы и пареной репы. Это были запахи мирной жизни запахи, которые ничего не значили, кроме самих себя.
Роган, сказал он наконец.
Нет.
Дрейк посмотрел на Ванхортона. Тот отложил полупустой контейнер и медленно пил из термокружки, морщась после каждого глотка.
Почему?
Сам знаешь, Ванхортон пожал плечами. Это написано у тебя в отчете. Роган ценный источник сведений по трафику в Северо-Восточном округе. Не будет его не будет ниточек, ведущих к лабораториям.
Он занялся более серьезными вещами, чем лаборатории, сказал Дрейк.
Тощий ушастый кот задумчиво грыз собственный хвост, придерживая передними лапами. Ши Вонг потянулся на коврике и снял очки виртуальной реальности. Глаза у него оказались большие и невинные, как у тигренка.
Этого не было в твоем отчете, сказал Ванхортон.
Не было, согласился Дрейк. Поэтому я здесь.
Правильно, Ванхортон задумчиво пожевал губами. Знаешь, что́ теперь надо сделать?
Дрейк отвернулся и нарочито лениво взглянул на Ши Вонга. По спине полз знакомый холодок как всегда перед получением инструкций.
Ничего.
Дрейк решил, что ослышался. Ванхортон невозмутимо глотал свой коктейль, глядя, как Ши Вонг достает из-под коврика одежду и начинает собираться.
Вы в своем уме? на всякий случай уточнил Дрейк.
Я-то да, усмехнулся Ванхортон. А вот тебе явно нужен отпуск. В нашем деле нет ничего серьезней лабораторий.
Отправьте меня обратно, упрямо сказал Дрейк. Я докажу вам, что есть.
Ванхортон вздохнул.
Знаешь, кто такой Томми Вальтер? задумчиво спросил он.
Дрейк вздрогнул. Никто никогда в Департаменте не произносил конспиративные имена сотрудников вслух. Даже во внутренних документах они всегда сокращались до безличных инициалов.
Это мой сын, Ванхортон подержал возле губ коктейль, но передумал и поставил обратно на лавочку. Томас Вальтер Ванхортон. Его выкинули из окна пневмопоезда между Альгамбой и Рио-Гранде, когда они с няней возвращались из аквапарка.
Воздух застрял у Дрейка в легких, как после мощной затяжки грэем.
Ванхортон достал из кармана салфетку и аккуратно вытер пальцы и подбородок.
Я в то время руководил отделом в другом округе. Сотрудница на внедрении раскопала ниточку, ведущую прямиком в «Кэл-Корп». Но семьи тех, кто работает под прикрытием, уже тогда очень хорошо скрывали, он скомкал салфетку и бросил в утилизатор. А я был на виду. И мой ребенок тоже.
Ши Вонг натянул яркое пижонское трико, скатал оба коврика и засунул вместе с очками в чехол. Дрейк с трудом выдохнул и откашлялся.
Что было дальше? хрипло спросил он.
Я отменил задание, Ванхортон пожал плечами. Вытащил оттуда сотрудницу. Операция заняла неделю, но в итоге все остались живы.
А информация?
Ванхортон посмотрел на Дрейка и медленно покачал головой.
Никто не защитит твою семью от этого дерьма, кроме тебя самого, тихо произнес он.
У меня больше нет семьи, зачем-то сказал Дрейк.
Ванхортон развел руками:
Ну, если ты так считаешь
Ши Вонг пристегнул к коту поводок, забросил чехол на плечо и легкой походкой хорошо отдохнувшего человека направился к выходу. Ванхортон скользнул по нему равнодушным взглядом и отвернулся.
Роган забрал у меня кое-что, тихо сказал Дрейк, глядя на свои руки. Кое-что важное.
Ванхортон закрутил крышечку термокружки и со щелчком закрыл контейнер.
Я не отправлю на внедрение сотрудника, который только что потерял жену, просто сказал он.
Почему? спросил Дрейк для того лишь, чтобы не заканчивать разговор на этом.
Потому что от тебя зависит не только твоя жизнь, Холуэлл.
Ванхортон с трудом поднялся, кряхтя и помогая себе руками. У него слабые больные ноги, некстати вспомнил Дрейк. Тогда почему он ходит обедать именно сюда, на дальнюю лавочку?
Что случилось с этой сотрудницей? негромко спросил Дрейк.
Ванхортон на мгновение остановился, колыхнувшись всем телом.
Ничего плохого, буркнул он через плечо. За исключением того, что раз в две недели она вынуждена сидеть с тройней, пока этот охламон загорает здесь со своим котом.
Проскрипев по гравию ко входу в здание, Ванхортон приложил пропуск и вошел внутрь. Дрейк остался сидеть на лавочке, запрокинув голову и прикрыв глаза.
Послеполуденное солнце плавилось на его лице и шее, стекая каплями пота в расстегнутый ворот рубашки. Серое здание Департамента возвышалось за спиной, не давая тени. Жара становилась невыносимой.
Дрейк выпрямился и достал из кармана коммуникатор. Станция была в двух шагах от нижнего уровня. Ближайший пневмопоезд на Восточное побережье отходил через семнадцать минут.
Глава 5. Эштон
Перед тем как войти в приемную, Эштон всегда мысленно считал до пяти, на каждый счет расслабляя лицевые мышцы. Но сегодня это давалось ему с трудом.
«Один», подумал он, выходя из лифта на 49 этаже офисной высотки, и слегка пошевелил затекшими плечами.
После того как они с Мией узнали предполагаемый пол будущего ребенка, Эштон перебрался на кушетку в гостиной. Это получилось как-то само собой. В первую ночь Мия просто ушла в спальню, закрыв дверь. Минут сорок Эштон простоял под дверью, слушая шорох одежды и одеяла, не в силах взяться за ручку. Когда в спальне наступила тишина, он пошел спать на кушетку. Утром он обнаружил, что накрыт пледом.
Мия проснулась раньше и уже собиралась на пневмопоезд. Уходя на работу, Эштон свернул и убрал плед, но вечером плед снова лежал на кушетке. Через неделю Эштон забрал из спальни свою подушку: по утрам у него стала болеть шея.
«два», ему пришлось потереть веки пальцами, чтобы хоть немного расслабить глаза.
За всю историю человечества никому еще не удалось выспаться на кушетке, с раздражением подумал Эштон, идя по коридору между прозрачными дверями, ведущими в чужие приемные. Когда они с Мией покупали мебель для гостиной, никто не подумал, что она должна обеспечивать ортопедическую поддержку для всего тела. Единственное, что их интересовало, это прочность. Изящную дизайнерскую софу, подаренную его родителями на свадьбу, они сломали дней через десять.
«Три»
Нет, сегодня определенно ничего не получалось. Эштон ускорил шаг, проходя мимо приемной Дарин. За прозрачной дверью, как обычно, бесились дети: Дарин работала с двухлетками, расширяя доступный им гендерный спектр, потому что это было залогом полноценной жизни и, главное, карьеры.
Следующая дверь вела в приемную Леннарта, который лечил эндогенную депрессию и тревожное расстройство у взрослых. Встречая Дарин в коридоре, он неизменно спрашивал у нее, как поживают его будущие клиенты, а та в ответ интересовалась, подготовил ли он свою практику к передаче на случай получения номера. На всём этаже Леннарт был единственным, кто принципиально отказывался это делать. Он утверждал, что это противоречит установке «живи в моменте», которую они продают клиентам Центра психологической поддержки и реабилитации по восемьсот, а то и по девятьсот кредов за час дороже, чем грамм уличного грэя.
«Четыре»
Эштон свернул за угол и остановился перед дверью со старомодной металлической табличкой «Д-р Э. Герингер, психотерапевт». Кабинет как и практика достался ему от отца, крупного ученого, занимавшегося системным анализом тревожности в дисфункциональных группах. Эштон часто думал, что знаменитый психолог Элизеус Герингер выбрал имя для своего единственного сына специально, чтобы не менять табличку на двери кабинета.
Внутри уже кто-то был. Эштон поморщился, взглянув на часы: до первого приема оставалось еще целых двадцать минут. Так рано приходят только новички или те, у кого за выходные что-то случилось. Ни то, ни другое не воодушевляло, но торчать в коридоре было глупо, так что Эштон выдохнул: «Пять», улыбнулся и открыл дверь.
У входа в кабинет сидела очень красивая девушка с угольночерной кожей и прозрачными глазами цвета воды в неглубокой ванне. Операции по изменению пигментации радужки были дорогими, но пользовались популярностью у приверженцев идеи глобальной культурной апроприации. Движение называлось «Одна планета одна культура» и настаивало на том, что каноны красоты, принятые в микрокультурах генетических меньшинств, принадлежат всему человечеству.
Эштон вздохнул. Он не любил работать с активистами. Активисты носили на себе чужие травмы как щит, старательно заслоняя ими свои собственные.
Прием начнется в десять, сказал Эштон, вставляя карту-ключ в регистратор на стойке ресепшн. Можете пока подождать здесь.
У нас с вами будет всего одна встреча, спокойно сказала девушка. Не хотелось бы провести здесь больше времени, чем необходимо.
С этими словами она встала, открыла дверь кабинета и прошла внутрь. Эштону ничего не оставалось, как последовать за ней.
Когда он вошел, она уже устроилась на диване перед пустым креслом. В успокаивающем полумраке кабинета ее странные водянистые глаза светились белым так, словно у нее вообще не было радужки. Эштон поежился и сел за стол не столько для того, чтобы просмотреть ее историю болезни, сколько чтобы не оказаться под прицелом белого взгляда.
Обычно мы определяем необходимое количество сессий совместно с клиентом, сказал Эштон, выводя на экран информацию о пациенте «AD082835-1000». Для этого нужно сперва обозначить проблему
Никакой проблемы нет, сказала девушка всё так же спокойно. Вы аккредитованный психолог Центра Сновидений. Я обещала жене, что проконсультируюсь по поводу Переноса.
Ее диагноз даже не имел названия только медицинский код из нескольких цифр и букв, индикатор поломки в определенном наборе генов. Эштон взглянул на девушку поверх экрана и заметил, что она крепко держит себя за левую руку так, словно сама себя привела и усадила на диван.
Расскажите, как вы узнали о своем диагнозе, Кайра, мягко сказал он. Вы же не против, чтобы я к вам так обращался?
Так же, как все узнают о получении номера, улыбнулась Кайра. Мы ехали на гироскутере. Я отключилась и пролетела полтора уровня вниз. В больнице мне нарастили сломанную кость и отправили на обследование в Центр Сновидений.
И там выяснилось, что ваш обморок не был связан с получением номера?
Вы не представляете, сколько народу мечтает, чтобы это оказалась обычная опухоль мозга, усмехнулась Кайра. Все хотят жить вечно, но к внезапному наступлению бессмертия никто не готов.
Вам объяснили ваш прогноз?
Полтора года, кивнула Кайра. При условии, что я начну терапию. Сейчас уже меньше это всё было два месяца назад.
Эштон осторожно откашлялся.
Вы сказали, что хотите проконсультироваться насчет Переноса
Мне рекомендовали подаваться на Лотерею, Кайра пожала плечами. Мой случай как раз подходит, шансы очень хорошие. Я отказалась.
Почему?
Кайра впервые сделала паузу, прежде чем ответить. Прозрачные глаза мягко сверкнули из-под опущенных ресниц.
Шестнадцать месяцев это всё равно больше, чем две недели, негромко сказала она.
Эштон помолчал немного, потом прикоснулся к экрану, закрывая все окна с анамнезом, поднялся и пересел в кресло. Белый взгляд Кайры испуганной бабочкой заметался по корешкам коллекционных бумажных книг на полках и наконец остановился на нем.
Все хотят жить вечно, произнес он. Вы сами это сказали.
Да? спросила Кайра. И вы?
Эштон невольно представил себе вечность, проведенную на кушетке, и отсутствующий взгляд, которым Мия скользила по нему каждое утро, как будто он был привычной, но необязательной частью домашнего интерьера. Нет, он определенно не хотел жить вечно. Он только хотел пережить оставшиеся до родов тридцать пять недель, чтобы всё наконец-то стало как раньше. Как восемь лет назад.
Почему вам важно, что́ я об этом думаю? спросил он вслух.
Мне не важно, Кайра слегка улыбнулась. Я всего лишь поддерживаю разговор.
Вы считаете, мне нужно в этом помочь?
А вы как думаете? Кайра фыркнула и тут же сделала серьезное лицо. Простите. Я понимаю, вы просто делаете свою работу.
Эштон вздохнул. Эту часть своей работы он никогда не любил, но сейчас она была явно необходима.
У вас очень закрытая поза, Кайра, сказал он, наклоняясь вперед, чтобы ей стало совсем уж неловко. Вам некомфортно?
Почему? с вызовом спросила она и расцепила руки, положив обе ладони на диван.
Левая кисть ходила ходуном, то и дело ударяя по бедру.
Это побочка от терапии, нехотя произнесла Кайра, поймав его взгляд. Но так я хотя бы чувствую, что эта рука у меня есть.
Некоторое время они просто смотрели друг на друга.
Вы не спросите, что́ я по этому поводу чувствую? она подняла брови, и глаза у нее вспыхнули, как два фонаря.
Нет, если вы не захотите мне об этом рассказать, спокойно сказал Эштон.
То есть мы будем говорить только о том, о чем я захочу? недоверчиво рассмеялась она.
Нам обоим так будет гораздо проще.
Кайра опустила голову и положила левую руку на колени, слегка поглаживая спазматически подрагивающие пальцы, как будто это было маленькое домашнее животное, которое нужно было успокоить.