У вас есть дети? тихо спросила она.
Эштон кивнул раньше, чем успел сформулировать очередной отражающий вопрос. Раньше, чем вообще понял, что шевельнулся. Он вдруг подумал, что за три года никто ни разу не спросил его об этом как будто ответ был написан у него на лбу.
Мы с женой ждем ребенка, сказал Эштон, запнувшись на слове «ребенок». Он должен родиться в феврале.
Кайра вздохнула.
Знаете, мы познакомились в университете. Эмбер была единственной, кто решился сказать вслух, что у меня красивые глаза, она усмехнулась. Мы как-то сразу решили, что будем жить для себя. Наша свадьба была под водой, в аквалангах мы обе любим дайвинг. Половина друзей и родственников не смогли даже опуститься на ту глубину, где мы обменялись кольцами.
Она слегка улыбнулась внутрь себя так же, как почти девять лет назад улыбалась Мия. Эштон вышел тогда утром на кухню и увидел ее сидящей над остывающей чашкой кофе, словно она вдруг забыла, что с ней делать. Он подошел налить себе кофе, Мия подняла голову и улыбнулась но не ему, а вглубь своего живота, и Эштон сразу всё понял.
Теоретически ни она, ни я не были против детей, голос Кайры вернул его в полумрак кабинета. Но и до диагноза они как-то не вписывались. Понимаете?
Прозрачные глаза смотрели на него с надеждой. Эштон кивнул.
А теперь у нас это растение, Кайра недовольно поджала губы. Жена притащила его откуда-то с работы и запрещает мне выключать свет в гостиной, потому что оно, видите ли, плохо растет в темноте.
Эштон напряг скулы, чтобы ненароком не улыбнуться.
Вы чувствуете, что ее внимание впервые принадлежит не только вам?
Нет, серьезно сказала Кайра. Я по-прежнему в центре ее внимания. Но теперь я думаю: что, если тогда, после университета, она просто со мной согласилась?
Эштон вспомнил страх на дне распахнутых глаз Мии и свою фразу, сказанную прямо в перепутанные волосы: «Всё будет хорошо».
Даже если так, ваша жена взрослый человек, и это ее выбор, сказал он.
Кайра покачала головой.
В любви не бывает никакого выбора, сказала она. Ты просто любишь и всё.
Ее взгляд, как прожектор, скользнул по столу, по стоящей возле экрана голографической рамке, где Эштон с Мией лежали на песчаном мелководье, запутавшись в ее мокром платье, задыхаясь и хохоча. Это был их четвертый или пятый раз на озере тот, после которого он увидел ее на кухне улыбающейся внутрь себя.
Даже родив, Мия не перестала так улыбаться. Эта улыбка была как жест, будто она осторожно нащупывала в себе то место, где был Ави, хотя сам Ави преспокойно спал в детской, или бегал за белками в парке, или выдавливал зубную пасту в туфли, если Мия неосторожно оставляла их в прихожей, придя с прогулки.
Вы не замените вашей жене ребенка, которого у нее нет, сказал он и негромко откашлялся. Даже если откажетесь от своей жизни.
Кайра крепко взяла себя за руку и подняла на него прозрачные глаза.
Если меня не будет, она сможет завести ребенка с кем-то другим.
Поэтому вы отказались от Лотереи? спросил Эштон. Чтобы дать ей шанс?
На Гарториксе люди живут вечно, просто сказала она. Я не хочу, чтобы моя жена была привязана ко мне навсегда.
Но именно это вы и пообещали ей, когда женились.
«Пока смерть не разлучит нас», улыбнулась Кайра. Я всегда читаю всё, что написано мелким шрифтом.
Эштон поднял брови.
Но ведь для вас это так и будет, сказал он. Никакой обратной связи с теми, кто совершил Перенос, не существует. Скорее всего, они даже не знают, что происходит здесь, на Земле.
Как же тогда они отправляют нам свои мыслеобразы?
Судя по всему, это происходит автоматически, Эштон пожал плечами. Всё равно как если бы вы ей снились.
Кайра усмехнулась.
Если я буду всё время ей сниться, она никогда не сможет спокойно жить дальше.
Эштон молча смотрел на ее руки, державшиеся друг за друга. У него за спиной, хохоча, задыхалась на мелководье голографическая Мия.
Она и так не сможет, тихо сказал он.
За три года Ави так и не приснился ему ни разу. Наяву Эштон всё время видел его в парке, возле дома, на заднем сиденье семейного аэротакси, проплывавшего мимо во встречной пробке. Но стоило закрыть глаза, как всё исчезало, и Эштон оказывался один на один с пустотой. Он почти перестал спать, чтобы не проваливаться туда, где не было Ави а значит, не было вообще ничего.
Первое время по совету психолога они пытались представить, что Ави на Гарториксе. Эштон думал, что Ави понравилось бы быть фиолетовой ящерицей или обезьяной с ярко-зеленой шерстью. По утрам Ави ползал по кровати, рычал и скалил зубы, а они с Мией должны были угадывать, кто он сегодня. Мия упорно называла безобидных животных вроде поросенка или тушканчика, но Ави возмущенно тряс головой, утверждая, что он как минимум «тигл», а то и ужасный «с'он». У слона были острые бивни, и Ави никак не мог поверить, что животное, обладающее таким грозным оружием, не использует его по назначению.
Даже лазерные трафареты, с помощью которых они отмечали его рост, назывались «Зоопарк». Сперва на стене гостиной появился хомяк; следующим был кот, за ним собака. Слон был самым последним в наборе из двадцати трафаретов и самым большим. Они с Мией втайне надеялись, что к тому моменту, как придется рисовать слона, Ави уже поступит в колледж и его будут интересовать совсем другие вещи. Но он умудрился отыскать набор в родительской спальне и выпросил себе слона на пятый день рождения. Настойчивости ему было не занимать.
Когда они вернулись из криохранилища, этот слон посмотрел на них со стены белыми пустыми глазами, и с Мией случилась истерика. Эштон всю ночь держал ее в объятиях, словно боясь, что она рассыплется, стоит только ее отпустить, а утром позвонил в Центр психологической поддержки и реабилитации.
Придя домой после первой сессии с психологом, Мия села на пол перед слоном и просидела так до утра, иногда прикасаясь к опущенным бивням. Эштон чувствовал, что она разговаривает с ним а может, с тем местом внутри себя, где раньше был Ави, а теперь было неизвестно что, и старался не шуметь, проходя по непривычно пустой квартире. Он думал, что Мие с Ави надо многое обсудить, и не хотел вмешиваться в их разговор.
Через пару недель, накануне очередной сессии с психологом, Эштон пришел домой и обнаружил Мию на полу без сознания. У нее была крайняя степень истощения: начав говорить со слоном на стене, она перестала пить и есть, пачкая посуду и регулярно выбрасывая продукты из холодильника, чтобы этого никто не заметил. Когда ее увезли в клинику, Эштон окончательно осознал, что Ави не на Гарториксе. Дети не получают номеров, даже если их родители готовы умереть за такую возможность. Ави больше вообще нигде не было.
Откуда вы знаете?
Эштон поднял голову и обнаружил, что Кайра смотрит на него широко открытыми испуганными глазами. Левая рука билась у нее на коленях, как одинокая рыбина, выброшенная случайной волной на берег. Медленно, словно во сне, он потянулся вперед и осторожно взял в ладони холодное подрагивающее тельце.
Не решайте за нее, пробормотал Эштон, пытаясь удержать рыбину, не дать ей вывернуться и вытечь у него из пальцев. Она вас за это возненавидит. Вы сами, вы для себя неужели вы хотите перестать быть?
Кайра молчала. Эштон скорее почувствовал, чем увидел, как она медленно покачала головой, глядя на свою руку в его ладонях.
Тогда подавайтесь на Лотерею, сказал он. У вас хорошие шансы.
Разве разве вы можете мне что-то советовать? прошептала Кайра, поднимая на него глаза, полные отчаяния и надежды.
Нет, Эштон разжал пальцы и осторожно выпустил спасенную рыбину в воду. Но у нас же всего одна встреча.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Наконец Кайра взяла себя за руку и слегка улыбнулась внутрь себя.
Я пойду, тихо сказала она, поднимаясь. А то ближе к вечеру там уже будет большая очередь
После ее ухода Эштон впервые за долгое время расшторил окна и вышел на крошечный балкон, нависавший над изогнутой линией эстакады. Новые кабинеты коллег выходили окнами на залив или во внутренний дворик с синтетическими деревьями. Эштон давно хотел переехать, но никак не находил момента поговорить об этом с руководительницей может, потому, что этот индустриальный вид был такой же частью его наследства, как и металлическая табличка на двери. Наследства, за которое он должен был отвечать.
До следующего приема оставалось больше получаса. Эштон вдохнул полной грудью, чувствуя, как вместе с влажным запахом близкого океана легкие наполняются деловитым шумом рабочего дня. Ощущение только что спасенной жизни накрыло его; он вдруг понял, почему за тридцать лет практики отец так ни разу и не поинтересовался, на какую сторону выходит окно у него в кабинете. По сравнению с этим ощущением никакой вид не имел значения.
В кармане мягко завибрировал коммуникатор. Эштон сунул руку в карман и нащупал пальцем углубление включать голографическую связь было лень. Бодрый женский голос произнес, перекрывая шум делового квартала:
Господин Эштон Герингер? Северо-Западная клиника Колфилд. Вы указаны как лицо, принимающее решения относительно состояния здоровья вашей супруги, Мии Дювали. Сегодня утром ее госпитализировали с головокружением и общей спутанностью сознания. Мы направляем ее на обследование в Центр Сновидений по месту жительства. Вы даете согласие на проведение обследования?..
Голос женщины потонул в нарастающем гуле. Крошечный балкон заходил ходуном, и Эштон обеими руками ухватился за перила, чтобы не упасть. Далеко внизу по изогнутой линии эстакады с запада на восток скользила серебристая капсула пневмопоезда.
Глава 6. Дрейк
Предоплаченный месяц кончился всего пару дней назад, а в номере уже кто-то побывал. Обшарпанный чемодан, подпиравший столешницу, был слегка сдвинут, но рюкзак под кроватью цел. Внутри, под скомканной грязной одеждой, лежал запасной лазерный пистолет и идентификатор на чужое имя снять с него креды можно было только по отпечатку пальца хозяина, так что тем, кто обыскивал номер, содержимое рюкзака было совершенно без надобности.
Дрейк сунул пистолет в карман и окинул тесную комнату быстрым взглядом.
Действовали здесь аккуратно. Даже постель была застелена заново но при этом так же небрежно, как раньше.
Ржавые винты, на которых держалась оконная решетка, были покрыты толстым слоем уличной пыли те, кто приходил сюда, вошли через дверь, и у них явно был свой ключ. Дрейк опустился на колени и заглянул под кровать. К царапинам на полу добавились две свежие: гости тоже были в курсе, как работает вентиляция в номерах на втором этаже. Вернее что не работает.
Отодвинув кровать, Дрейк просунул руку между пластиковой спинкой и стеной и нащупал решетку, державшуюся на одном шурупе. Внутри было пусто. Ну что ж, Томми Вальтеру давно пора перейти с серебряной трубки-ингалятора на сигареты. Тем более после возвращения из рехаба.
По легенде, которую Дрейк придумал, пока пневмопоезд нес его между стеклянными небоскребами делового района Альгамбы, Томми Вальтер был в отпуске. В том отделе, где он числился на Восточном побережье, никто не знал его в лицо формально, по документам, он работал под глубоким прикрытием. Достаточно было отправить туда анонимное заключение о проведенном лечении из какой-нибудь частной клиники, специализирующейся на реабилитации грэй-зависимых, и его двухнедельное отсутствие ни у кого не вызовет вопросов. Если подумать, то же самое заключение можно было отправить и Ванхортону тогда и на Западном побережье Дрейка какое-то время никто не будет искать.
Полицейские Департамента лечились анонимно. Это было одним из условий, прописанных в информированном согласии на работу: даже сам Департамент не должен был знать, кто из его сотрудников сидит на грэе и кто пытается с него слезть. Клиники присылали анонимные заключения в соответствующие отделы, а начальство следило только за тем, чтобы количество этих заключений соответствовало числу сотрудников, которые не выходят на связь. Это условие делало возможным работу под прикрытием на другом побережье и оно же позволяло убирать чересчур любопытных полицейских так, чтобы их никто никогда не хватился.
Оставался еще вопрос денег. Как только в отделе получали заключение из клиники, полевые счета сотрудников, не вышедших на связь, временно замораживались. Дрейк надеялся решить эту проблему продажей четырех пакетиков грэя, что хранились у него в номере, но кто-то решил иначе.
Придвинув кровать обратно к стене, он вышел в коридор и направился к пожарной лестнице.
В грохоте эстакады тонули любые звуки. Не особо осторожничая, Дрейк быстро сбежал вниз по ржавым железным ступенькам и оказался на парковке. Возле старого раздолбанного гироскутера курили двое. Тощий парень с длинными белесыми волосами был ночным менеджером мотеля, дежуривший неделя через неделю. Рядом с ним стояла невысокая крепкая девушка со сложными цветными татуировками на гладко выбритой голове.
Дрейк подошел поближе. Парень кажется, его звали Конни сосал дешевую пластиковую сигарету, девушка держала в неожиданно тонких пальцах полупрозрачную серебряную трубку. Дрейк внутренне усмехнулся.
Угостишь? спросил он, кивнув на сигарету.
С чего это? Конни смерил его удивленным взглядом.
Я твой клиент, улыбнулся Дрейк и сделал многозначительную паузу.
Конни озадаченно нахмурился; девушка молча выдохнула аккуратную струйку пара.
Комната двести пять «Б», уточнил Дрейк. Длинное лицо Конни расплылось в наглой улыбке.
Ты же съехал, сказал он и крепко затянулся.
Дрейк покачал головой. Конни выдохнул струю мутного горького дыма прямо ему в лицо.
Значит, съедешь, он пожал плечами. У тебя задолженность.
Я ее погасил, спокойно сказал Дрейк. Заплатил за месяц или около того.
Когда? удивился Конни.
Дрейк улыбнулся.
Это ты мне скажи, произнес он, опуская руку в карман. Когда вы ко мне заходили дня три назад?
Конни растерянно захлопал белесыми ресницами. Девушка вдохнула из трубки, подержала пар во рту и медленно выдохнула его в затянутое смогом ночное небо.
Угости его, Конни, наконец сказала она. Не видишь он из Департамента.
Конни поперхнулся дымом, чуть не выронив изо рта сигарету. Поспешно похлопав себя по карманам, он достал мятую полупустую пачку и протянул ее Дрейку.
Мы же не знали, почему ты вдруг исчез, нервно произнес он. Начальство разрешает нам брать с неплательщиков натурой.
Дрейк усмехнулся, не глядя на сигареты.
Курите вы говно, сказал он. Это значит, что мой грэй вы загнали.
И? девушка подняла одну бровь и небрежно перехватила серебряную трубку так, чтобы при желании ею можно было ударить, как ножом. Огнеупорный сплав пластика с серебром был достаточно прочным именно поэтому полицейские под прикрытием так любили эти трубки. В соседнем отделе работал сотрудник, которому такой трубкой однажды выкололи глаз.
Мне нужен ваш канал, лениво произнес Дрейк, чувствуя холодок, ползущий по позвоночнику. Я тоже хочу кое-что продать.
Да пошел ты! надтреснутый голос Конни потонул в гуле проезжающего над их головами пневмопоезда, и он плюнул Дрейку под ноги. Даже моя бабушка не ведется на это полицейское разводилово. Хочешь нас оформить вперед, на задержание у нас даже на двоих не наберется