Никогда до этого момента в моей жизни не было места кошмарам. Я не переживала за что-то настолько сильно, не была травмирована и не искала острых ощущений. Никогда ДО. А потом это просто вошло в мою жизнь, чуть ли не с ноги распахнув двери в мое бессознательное.
Кошмары. Жуткие, страшные, безликие в своем ужасе Я не могла спать, боялась закрыть глаза, пила снотворное, которое делало только хуже в те дни, когда лекарство бродило по моим венам, кошмары не уходили, и я оставалась запертой с ними один на один до самого утра.
Со временем Не зря ведь говорят, что человек ко всему привыкает. Я привыкла. Привыкла ставить будильник с заводом через каждый гребанный час ночи, привыкла к синякам перед глазами, к легкому тремору в пальцах, к тому, что кофе в моем организме превышает допустимую порцию. Но в тот раз О, это было что-то новенькое!
Во сне я снова убегала, и падала, и ранилась, разбивая руки и стесывая ногти до мяса. Вот только раньше это все там и оставалось, во сне. Но не тогда. Тогда я проснулась на сбитых простынях, а моя подвернутая во сне нога все продолжала пульсировать от боли. Мои руки выглядели так, как будто я тащилась на них по земле, а не шаркала по простыням. Мое лицо было покрыто ссадинами и синяками от прилетающих призрачных веток. Навь и явь смешались, сплелись, срослись и явно пытались убить меня.
Вот с того раза все и начало походить на самое настоящее форменное безумие. Сумасшествие. Диагноз. Я читала о подобном в учебниках по психиатрии. Правда там у людей стигматы открывались и кровь шла из неповрежденных ладоней, и ожогов на самом деле не было, только воображение. А у меня
А у меня были. Повреждения, в смысле. И с каждым разом объяснить их наличие даже для самой себя становилось все сложнее и сложнее. Я обратилась к врачам в надежде, что мне помогут, но, как и в случае со снотворным, их таблетки просто запирали меня внутри сна без надежды вовремя проснуться.
О! Меня не бросили с бедой один на один. Меня изучали, цепляли к моей голове какие-то датчики, снимали на камеру мои ночные метания, пытались, честно пытались, помочь мне хоть как-то справиться с разрастающимся внутри меня безумием, но Бесполезно. Даже когда меня приковывали к койке ремнями, как чертова психа, я все равно просыпалась с новыми и новыми травмами на своем и без того измученном теле. В отличие от своего появления, сходить и исцеляться эти травмы мистическим образом вовсе не собирались.
То, что медицина бессильна, а я примерно в шаге от того, чтобы превратиться в лабораторную крысу, я поняла спустя еще где-то пару недель. И просто ушла, отказавшись от продолжения лечения. Они все равно не могли ничего сделать. Ни-че-го.
Вот тогда-то я и вспомнила ту гадалку-цыганку из метро. Нет, я не думала, что причина моего печального состояния в ней, просто решила, что там, где официальная медицина бессильна, может помочь кое-что другое. И отправилась в свой крестовый поход по медицине нетрадиционной.
И практически угадала. Конечно, первые два, или три, или может быть десять шаманов-гадалок-целителей оказались обычными мошенниками, но и та, кто действительно видит, долго не пряталась. В общем-то она сама нашла меня, понятия не имею как именно, позвонила, приказным тоном сказала приехать к ней как можно скорее, и продиктовала адрес. К слову, тетка оказалась совершенно обычной, возрастной и больше похожей на чью-то одинокую стереотипную тетушку с кучей кошек. Если бы не ее слова.
«Смерть за твоим плечом, смерть стоит, умрешь скоро, кровью изойдешь», бормотала она, поглаживая меня за руку. Повторяя и повторяя точь в точь ту самую фразу, что когда-то сказала мне цыганка. А потом дернулась, отшатнулась как вылетела из транса, и заговорила уже нормально. Ну, если не считать того, о чем именно она говорила.
Смерть это буквально, так она сказала. Не метафора, не пугалка для впечатлительных, а самая настоящая та, с косой, которая ходит за мной по пятам и пытается сделать свою работу. Проблема только в том, что время мое не пришло, а потому меня всеми силами пытаются вынудить его ускорить.
А если совсем просто, как для чайников то порчу на меня кто-то сделал, на смерть. Уж не знаю, кому я так умудрилась дорогу перейти И через сны, через другую реальность эта порча вытягивает из меня все силы, жизнь, чтобы в нужный момент та самая смерть могла исполнить свою часть договора.
Я бы не поверила той тетке, да что уж, не с моим анамнезом, как говорится. Я даже не испугалась. Если есть где-то сны, которые активно влияют на настоящее, почему бы и порче не затесаться в уголке? Только вот на вопрос «Как мне снять эту порчу?» гадалка пожала плечами. Никак. Никак ее снять нельзя. И весь ответ.
В общем-то так и живу теперь, с венком из руты на груди и будильником, срабатывающим каждые пятнадцать минут дольше уже слишком опасно, ОНО уже практически догнало меня. В той больнице, где я прячусь от остального мира, вся техника с ума сошла от этой близости.
Единственное, чего я до сих пор не могу ни понять, ни принять кому и зачем понадобилось делать такое со мной? Впрочем Если верить словам той тетки, как только ОНО доберется до меня и исполнит свою часть договора, ОНО пойдет и за этим человеком. Потому что ничто не должно оставаться безнаказанным. А платой за смерть может быть только другая смерть.
Звонки из могилы
Есть вещи, которые никогда не должны случаться ни с кем из живущих. Есть ошибки, которые приводят в ужас даже бывалых скептиков. А есть то, что случилось с нами. У меня до сих пор мурашки по коже, когда я вспоминаю весь тот кошмар
Моя младшая сестренка всегда отличалась довольно живой, но альтернативной фантазией. Она не любила фей или драконов, не играла в принцесс, не пыталась быть милой и даже никогда не приближалась к кукольным чаепитиям, как другие девочки ее возраста. Все то время, пока она росла, мы с родителями судорожно пытались понять, насколько это вообще нормально торжественно хоронить любимого плюшевого мишку по три-пять раз в сутки.
Да, Машка была той еще готической куклой. Похороны были ее любимой игрой, черный цвет лучшим в одежде, а мрачные интерьеры похоронного бюро тайной мечтой дизайнерской мысли. Когда в девять лет Машка притащила откуда-то венок, забранный траурной, к счастью безымянной, лентой, мы уже даже как-то смирились. Ага, толерантность, чтоб ее. Ну, вот такая она у нас. Не по годам серьезная, мрачная, тяготеющая к готике и смерти. Вернее
Это я поняла уже позже, когда Машка научилась формулировать свои мысли нормально, то есть примерно в ее счастливые 14. Она не тяготела к смерти, она Боялась ее? Пыталась отпугнуть? Задобрить? В общем, у меня так и не получилось до конца понять ее взаимоотношения с той барышней в стильном балахоне.
А когда ей пришло время выпорхнуть из родительского гнезда, началось и вовсе что-то жутковатое, даже по Машкиным меркам. К тому времени я уже три года как осваивала прелести институтской жизни, и родители в надежде сэкономить на съемном жилье, подкинули этого мрачного птенчика в мою скромную обитель.
Нет, мы с Машкой всегда хорошо ладили, и никакие родственные связи или разные интересы не были нам помехой. Сложность была в другом. Машка, которая и раньше не страдала отсутствием оригинальности, внезапно стала вести себя странно даже для нее самой. Все то время, когда мы оказывались с ней на одной территории, она крепко держала меня за руку или таскалась за мной следом по комнатам мелким бледным привидением, и все повторяла, что я должна быть очень внимательной. Буквально, так и просила, «Лер, ты, пожалуйста, будь внимательнее, очень прошу. Проследи, проверь» Что именно я должна была проверять, Машка так и не сказала.
А потом был тот совсем уж безумный разговор. Машка была еще бледнее, чем обычно, куталась в свой старый домашний свитер, как в одеяло, и таскалась за мной по пятам, след в след, даже в туалете сидела под дверью. И только лежа в кровати заговорила.
Лер, знаешь, мне страшно Нет, молчи, просто пообещай мне кое-что. Когда придет время, ты только не спеши меня хоронить. Пожалуйста. Не спеши. Дай мне три дня, и если
Тогда я не стала дослушивать это пугающее откровение, кинув в сестру подушкой и пообещав лично придушить ее, если она не перестанет. Я любила свою сестру, я, как любой нормальный человек, не очень понимала все эти разговоры о смерти, и, если честно, те слова, сказанные тихим, каким-то обреченным голосом, меня пугали до мурашек.
Машки не стало как-то очень внезапно, спустя три дня после ночных откровений. Утром мы как обычно разошлись по универам, вечером я задержалась в библиотеке, вернулась домой и Она уже не дышала. Лежала на своей кровати, прижав руки к груди, какая-то восковая, с застывшей улыбкой и закатившимися глазами. Приехавшие врачи зафиксировали ее смерть. Остановка сердца, что-то такое, не помню. Я тогда была совсем невменяемой.
Потом была такая родная сердцу Машки суматоха. Красивый гроб, венки, место на кладбище под осиной, толпа родственников. Хоронили ее спустя сутки после диагностики смерти. Про странную последнюю просьбу подождать три дня я, разумеется, благополучно забыла.
Единственное, до чего додумался мой измученный болью мозг сунуть в гроб Машкин мобильник в смешном розовом чехле с поросятами, такой выбивающийся, жутко контрастирующий со всем остальным ее обликом. Почему-то в тот момент мне вдруг вспомнилось, что именно такие мелкие детали сама Машка часто использовала в своих играх про похороны клала куклам в коробки-гробы телефоны, зеркала, колокольчики
Звонок, разбивающий грустный одинокий вечер, раздался на второй день после похорон. Абонент «Машка», принять, отклонить. В панике, да что там в ужасе я нажала отбой и отшвырнула от себя телефон с такой силой, что треснул экран.
Телефон звонил еще пять раз за вечер и ночь. А под утро мне позвонила мама, в такой же, как и у меня, истерике, и призналась, что Машка звонила им с отцом почти всю ночь, и что они так и не решились взять трубку. Если честно, ни одной цензурной мысли в моей голове в тот момент не было. Родители и вовсе молились не переставая, искренне считая, что их младшая дочь пытается связаться с ними с того света.
Логику в звонках я заметила только спустя сутки. Вернее, просто вспомнила. «Лер, ты только проверь, не спеши, дай три дня». А что, если?..
О том, как я ругалась со всеми, начиная с родителей и заканчивая полицией, как кидалась с кулаками на священника, который был категорически против осквернения могилы, как отбивалась от обвинений в нарушении субординации и правил приличия это когда мои родители пытались закрыть меня в психушку, а я активно сопротивлялась рассказывать можно долго, но бессмысленно.
По итогу мне все же удалось сделать то, что я планировала. Могилу сестры я разорила и раскопала до самого пафосного гроба. Собственно, он-то и спас нас обеих.
Покупая гроб любимой младшей дочери родители не стали экономить, а взяли тот вариант, что подороже. Модный, если можно так сказать про гроб. С какими-то системами вентиляции и фильтрации воздуха, вроде как для лучшего разложения. Именно эта маленькая особенность и позволила моей сестренке продержаться в гробу неполных четверо суток.
Да, когда крышку гроба все же сняли, наша Машка была более чем жива и относительно здорова, правда пахла далеко не розами Это был шок полнейший. Священник, который еще сутки назад обещал лично сжечь меня на костре, бормотал что-то про чудо и Божье благословение, спешно вызванные медики орали и рвали на себе волосы, мама молча икала, стискивая бедную мою Машку в объятиях с такой силой, что выступили синяки
В общем, все закончилось хорошо. Все живы, все здоровы. Но свои первые седые волосы я именно тогда и заработала. А Машка после пережитого она совсем отказалась от своих прежних привычек и научилась радоваться каждому дню. Мы не говорили с ней об этом, никогда даже не вспоминали тот эпизод, дружно решив, что молчание это то, что нам нужно, но мне лично кажется что то, что мучало ее всю жизнь, наконец ушло прочь.
Точки зла
Сразу скажу, никаких монстров и прочей жути в моей жизни никогда не было, нет и надеюсь, что не появится. Но кое-что странное, необъяснимое даже, со мной все же случилось.
Я выросла в семье военного, и за свою недолгую жизнь успела помотаться по всяким неожиданным глубинкам. Жили мы и в бараке, в продуваемой всеми ветрами комнатушке, где помещалось ровно четыре кровати на нас с братом и родителей, и в шикарном двухэтажном коттедже какого-то большого начальника, где даже бассейн был
В том доме мы оказались ровно так же, как и всегда. Подъем, час на сбор вещей, трясущаяся по кочкам и ухабам Буханка, мама, разгружающая наши немногочисленные вещи в темноте В общем, обычный и насквозь привычный быт. Мы даже думали, что нам повезло дом был большим, крепким и теплым, с небольшим участком, на котором росли вишневые деревья, и даже кое-какими удобствами, вроде крана с проточной водой.
Мы с братом пошли в школу, мама задружилась с соседками по участкам, папа жил в своем штабе, дома практически не появляясь Ни единого раза никто из сплетников, любопытствующих или сочувствующих не сказал нам, что с домом что-то не так. Ну, знаете, как это обычно бывает: «В вашем доме в лохматом году погибла бабка и до сих пор кошмарит всех» или «На чердаке обитает кто-то лохматый и жуткий, воет иногда, батюшка говорит, что это Ванька-пьяница, а я думаю, что сам черт». Вот ничего такого не было и близко. И дети соседские к нам в гости поиграть приходили, и соседки забегали с мамой чаи погонять.
И от того я молчала. Понимаете, если бы хоть кто-то сказал, что в доме странно, я бы тут же поделилась тем, что заметила сама, но я думала, что странная тут только я.
Как-то я шла по коридору и не успела увернуться от дружеского братского подзатыльника. Корпус невольно потащило носом в ковер и Знаете это ощущение, когда с размаху прыгаешь в ледяную прорубь? Холодно до ужаса, дыхание перехватывает, тело цепенеет. В общем, даже если бы я успела сгруппироваться в падении, после такого внезапного контрастного душа все равно пропахала бы собой пол.
И только когда брат кинулся меня поднимать, до меня дошло, что мне в принципе испытывать что-то подобное было не из-за чего. Коридор был самым обычным коридором, без внезапного портала в ледяную прорубь. А чуть позже я опытным путем выяснила, что дело было действительно не в коридоре. И даже не в скоропостижном падении.
Все дело было в точках. В местах, странных и пугающих, разбросанных по всему дому как те мины на поле. А может точка была всего одна, и она просто перемещалась Я назвала их «Точки Зла».
Человек, попадающий в такую точку, внезапно чувствовал резкий холод. Просто, ни с чего, внутренности как будто замораживало, ну, как с той прорубью. Папа каждый раз после встреч с точками обещал в пространство, что обязательно заделает все дыры и щели между стенами, потому что сквозняк нереальный. Мама добавляла газ в котле на максимум, жалуясь на паршивые старые трубы. Мы с братом вычислили безопасные места и всячески старались в точки не попадать. И даже не потому, что это было как минимум неприятно.
Просто точки были странными. Иногда, если в доме было тихо, а мы достаточно сильно прислушивались, можно было уловить от них тихий шепот, похожий на скрип или шорох, но слишком ритмичный для того, чтобы этим самым шорохом являться. А еще они как-то влияли на тех, кто оказывался в их ловушке.