Следующий ход соперницы только подтвердил опасения графа: Арабелла смело принесла своего коня в жертву королю противника на f7, чтобы лишить его рокировки и заставить выйти в центр доски, где он обязательно попадет под удары ее фигур.
Граф размышлял над своим ходом довольно долго. Пока он сидел, задумавшись и вперив взгляд в шахматную доску, девушка украдкой с любопытством разглядывала его.
Старший брат виконта обладал сдержанной мужской красотой. У него был высокий открытый лоб (сейчас граф напряженно думал, поэтому лоб был изрезан тремя продольными складками), прямой нос правильных пропорций, четко очерченные высокие скулы, гладко выбритый волевой подбородок, темные, почти черные волосы, слегка подернутые ниточками седины на висках и подвязанные на затылке в хвост.
Этот человек совсем не походил на своего младшего брата. Даже губы у них были разные. У Витторе пухлые, мягкие, безвольные, а у графа верхняя губа была довольно узкой, с четко очерченной ямкой под носом, а вот нижняя чем-то напоминала брата. Правда, не такая чувственная напротив, казалась твердой, была покрыта множеством продольных линий.
Единственное, что братьев объединяло по-настоящему, это серо-зеленые глаза, опушенные густыми черными ресницами. Но взгляд графа, в отличие от виконта, обладал большей глубиной и магнетизмом. Особенно в те моменты, когда он не был испытующим и оценивающим. Помимо этого, было в его взгляде что-то еще, чего Арабелла никак не могла разгадать. То ли это отголоски пережитой трагедии, то ли глаза графа выражали его натуру, мрачную и меланхоличную.
Размышления девушки прервал встречный взгляд из-под черных густых бровей. Заметив, что партнерша его разглядывает, граф усмехнулся:
Синьорина, вы ждете, когда у меня на голове, как у черта, вырастут рога?
Арабелла фыркнула, но сказать ничего не успела. За нее ответил виконт:
Граф, ты досадуешь эрго нэфас[220].
Моразини посмотрел на родственника недобро, после чего двинул пешку на с6, усиливая позиции коня на d5.
Белла как будто только этого и ждала. Своим слоном она тут же удалила с поля коня графа на е7, разменяв одного из защитников коня на поле d5.
Альфредо, осмыслив ситуацию, сделал длинную рокировку, чтобы ввести в бой ферзевую ладью. Он защищался изо всех сил, но одна его ладья была не в силах противостоять натиску фигур хрупкой, но воинственно настроенной противницы. Граф пытался атаковать, однако девушка легко и непринужденно отбивала его атаки, быстро переходя в контрнаступление.
Когда же Моразини, на счастье синьорины Форческо, допустил фатальную ошибку, пустив свою ладью на f2, Белла совершенно неожиданно сделала очень сильный ход. Ее пешка стремительно разобралась с его пешкой на е5, после чего открылась линия d.
Альфредо со всей очевидностью осознал, что финал игры уже близок, и он отнюдь не в его пользу! Граф попытался спасти свое реноме, сделав шах белому королю слоном на g5. Однако король Арабеллы тут же ускользнул на b1. Альфредо ответил ходом ладьи на d2, тем самым перекрыв линию d.
Арабелла, пытаясь осмыслить ситуацию, откинулась в кресле и закусила губу. Теперь очередь с интересом разглядывать необычного противника перешла к графу. Окидывая девушку взором, Моразини пришел к мысли, что всё в ней создано лишь для того, чтобы туманить и пленить умы тех, кому от рождения предписано носить штаны и шпаги.
Юнона[221] своим молоком выбелила кожу, а Аврора[222] нежной румяной зарей окрасила ее высокие скулы. Всё это было сделано лишь затем, чтобы посеять тысячу шипов в сердцах юнцов и зрелых мужей. Амур[223] на этом прелестном личике шунгитом[224] начертал изящные дуги бровей, выразив тем самым свою жестокую волю подвешивать на этих виселицах вожделения неповинные мужские души. Лаго Адзурро[225] плеснуло синевы в ее очи, заставляя каждого, кто взглянет в них, вспыхнуть фейерверком восхищения. Минерва[226] с алого плаща стряхнула краски на ее пухлые, чувственные губы, вынуждая мечтать о поцелуях. Венера[227], хозяйка жемчугов, отсыпала горстку, чтобы составить в ряд эти зубки, словно отборные бусы. Корно Гранде[228] от своих снегов одарил ее белизной и красотой шеи и груди.
Даже будучи занятой обдумыванием хода, Арабелла каждой клеточкой ощущала, как глаза графа совершают возбуждающую прогулку по ее лицу. Оглаживают щеки, щекочут нос, ласкают волосы, нежат шею и зону декольте.
С трудом отведя взгляд от груди девушки, Альфредо попытался повнимательнее рассмотреть ее музыкальные руки, однако долго любоваться собой Арабелла ему не позволила.
Она напала пешкой на его слона, желая, чтобы ладья графа осталась без защиты. Моразини был вынужден разменять ладью на поле d1. Белые тут же съели ее своей ладьей, усилив при этом давление на черного коня.
У слона Моразини не осталось выбора ему пришлось съесть пешку на h4. Его позиция становилась всё более и более уязвимой. Еще несколько продуманных ходов девушки, и финальный аккорд оказался не за горами.
Арабелла, окинув противника торжествующим взглядом, пошла ладьей на g6. И теперь Моразини должен был расстаться с ферзем, либо его ждал неминуемый мат. Граф с довольно кислой миной на лице вынужден был признать свое поражение.
Что ж, поздравляю вас, синьорина Форческо. Вы разыграли блестящую атаку в стиле Джулио Чезаре Полерио[229]. Не удивлюсь, если вы и с его классическим гамбитом знакомы.
Арабелла улыбнулась. Ее щеки при этом порозовели от смущения.
Ага! Судя по самодовольному румянцу на ваших щечках, вижу, что не ошибся. Знакомы и с ним.
Вы ошибаетесь, милорд, мне чуждо самодовольство, ибо оно есть враг самосовершенствования. В любом случае до Франсуа-Андре Филидора[230], которого так чтит синьор Луиджи, мне еще слишком далеко.
Вот видите, ваше сиятельство, с гордостью в голосе, довольно потирая ладони, отозвался синьор Луиджи, я же говорил вам, более сильного партнера по игре в шахматы я в жизни не встречал!
Вам очень повезло, синьор Форческо, отозвался Моразини. Кстати, вы не расскажете, как это шахматное сокровище попало к вам в руки?
Вместо него рассказ с большой готовностью начала синьора Бенедетта:
Ваше сиятельство, ваш брат, наверное, вам уже рассказывал о том, как Бог отнял у нас ребенка, ангелочка, который не прожил на этом свете и года. Другими детьми Господь нас, к сожалению, не одарил.
У синьоры Форческо на глаза навернулись слезы. Ее супруг заметил это и воскликнул:
О нет, только не слезы, синьора Бенедетта! Ваше сиятельство, не обессудьте, но я просто не выношу вида женских слез. Мне кажется, если можно было бы собрать все слезы, пролитые неаполитанками по делу, а в особенности без дела, ими можно было бы навечно загасить Везувий!
Синьора Форческо, обидевшись на супруга, произнесла:
Если вы так боитесь моих слез, синьор Луиджи, тогда предоставляю право рассказывать нашу историю вам.
Синьор Луиджи и рассказал, повторив почти слово в слово всё то, что Альфредо и так уже знал. Когда синьор Форческо замолчал, граф поинтересовался:
Синьор Луиджи, не могли бы вы объяснить мне, как все-таки решились принять в свою семью абсолютно незнакомого человека, о котором ровным счетом ничего не знаете? Вы ведь понимаете, что, по мнению многих, пошли на нарушение некоторых правил? Вы удочерили девушку, которая ничего не помнит о себе. Но, возможно, у нее уже есть законные родители.
Синьор Форческо от такой постановки вопроса даже вспотел. Он снял парик и пригладил рукой остатки волос.
На ваш вопрос, ваше сиятельство, я отвечу так. Была у нас как-то на кухне одна работница, и однажды мне пришлось видеть, как она готовит окорок. Я заметил, что женщина обрезает у окорока толстые края. На мой вопрос, почему она отрезает столько мяса, молодая кухарка ответила: «Так всегда делала старшая кухарка». Тогда я спросил у старшей кухарки, по какой причине она поступала именно так. Знаете, каким был ее ответ?
Луиджи Гаспаро обвел всех присутствующих вопрошающим взглядом.
Старшая кухарка ответила мне: «Я делала так, потому что у меня не было достаточно большой кастрюли». А? Каково?! Но ведь с тех пор, как окорок готовила эта женщина, воды утекло очень много, и у младшей кухарки выбор кастрюль был несравненно шире. Однако она упрямо делала так, как ей велела когда-то старшая кухарка.
Синьор Форческо вновь обвел всех взглядом, после чего сосредоточил внимание на графе:
Знаете, ваше сиятельство, для меня эта история стала хорошим уроком, научившим задумываться над истоками тех или иных правил, никогда и ничего не принимая на веру. И потому я стал следовать в жизни не правилам, а велениям души и сердца.
И потом. Разве есть что-то против правил в нашем с синьорой Бенедеттой поступке? Разве зазорно помогать ближнему в трудный час? Вы же помните, что даже великий Данте в «Божественной комедии» придумал особое возмездие для тех, кто не приходит в трудную минуту на помощь ближнему?
Для них надежды нет на смертный час,И жизнь пустая их низка и нестерпима.Любое наказанье легче им сейчасПроцитировав строки из дантовского «Ада», синьор Луиджи пояснил:
Не случайно ведь наш великий поэт наказал равнодушных людей таким состоянием? Они не живы и не мертвы. Что может быть хуже?
Кроме того, удочерить эту девушку очень хотела синьора Бенедетта, а, как известно, чего хочет женщина, того хочет Бог.
Синьора Форческо по-доброму улыбнулась супругу и протянула ему руку. Он накрыл ее в знак поддержки своей большой ладонью и с теплотой во взгляде посмотрел в глаза уже немолодой жены.
Говорят, тем, кто помогает людям, Бог помогает исполнять и их собственные желания, отозвался на эти слова виконт Моразини. Благодеяние, оказанное душе, способной к признательности, никогда не остается безответным. Посеяв доброе дело, пожнешь доброе воздаяние.
Да будет так! одобрительно поддакнул ему синьор Луиджи. Однако мы с синьорой Бенедеттой уже подзадержались. Думаю, что нам пора отправиться в нашу опочивальню. Лина, вы последуете за нами?
За девушку вдруг неожиданно ответил граф:
Синьорине Анджелине еще рано отправляться в кровать. Она, без сомнения, может составить нам с виконтом компанию. Если вы опасаетесь за ее нравственность, то поверьте, она среди нас будет в полной безопасности, равно как бренди в компании младенцев.
Но у самой девушки, как оказалось, были иные намерения:
Благодарю, милорд, за честь, оказанную мне, но я, пожалуй, предпочту свою спальню вашему обществу. Хочу почитать перед сном.
Граф Моразини иронично изогнул бровь:
«Принцессу Клевскую», надо полагать?
Именно так, милорд. Хочу еще раз убедиться в том, что в мире существуют женщины, имеющие всего лишь один недостаток: они слишком идеальны для того, чтобы нравиться таким мужчинам, как вы, граф.
Высказавшись, Арабелла с достоинством отвесила старшему Моразини учтивый поклон, после чего перевела взгляд на младшего брата:
Ваша милость, вы можете не провожать нас. Не переживайте, я запомнила дорогу. Спокойной ночи, синьоры.
Приятных снов, дорогая Лина, Витторе шагнул ближе, взял руку девушки и поцеловал ее. Мне не терпится, чтобы завтрашний день наконец-то наступил. Завтра я смогу официально назвать вас своей невестой.
Белла смущенно улыбнулась и отчего-то перевела взгляд на графа.
Тот стоял мрачнее тучи. В его лице не было ни привычной иронии, ни ухмылки. Губы плотно сжаты. На щеках обозначились желваки.
До завтра, ваше сиятельство, неожиданно для себя обратилась к нему Арабелла.
До завтра, синьорина Анджелина, ответил он крайне сдержанно.
Семейство Форческо в полном составе удалилось.
Когда же братья остались наедине, Витторе заметил графу:
Фредо, вопреки моей просьбе быть с Анджелиной помягче ты весь вечер ковырял палочкой самые болезненные темы в беседе с ней. И как мне показалось, тебе пришлось это по вкусу.
Моразини стоял у камина и угрюмо молчал, вращая рукой то вверх, то вниз клепсидру[232], закрепленную в ладошках двух бронзовых ангелочков. Он неотрывно смотрел, как стремительно убегает струйка черного вулканического песка в стеклянной колбе.
Витторе вновь заговорил:
Послушай, брат, если ты снова начнешь сейчас отговаривать меня, то я напомню тебе старую мудрость: чужой совет слушай, но поступай так, как велит тебе сердце[233]. Я в любом случае поступлю так, как решил.
Граф не шевелился, продолжая мрачно взирать на забавную безделушку.
Что же ты молчишь, Альфредо?
Моразини, не поворачиваясь к брату, перевернул песочные часы и негромко продекламировал на английском:
Взгляни на струйку за стекломПесчинок чуть крупнее пыли.Могли б подумать вы о том,Что человеком они были?Что, словно мотылек, то телоВ огне любви и страсти вмиг сгорело?И, как при жизни, крохи тойЛюбви слепойДаже теперь не могут обрести покой* * *
Когда рождаемся, мы приходим в этот мир с невидимым мешком за плечами. По мере взросления вкладываем в него свой опыт и свои воспоминания. Для некоторых этот мешок весит всего лишь либру[235], так что они даже не замечают его у себя за плечами. А другим может показаться, что у них за спиной вся тяжесть мира.
Граф Моразини стоял в углу гостиной и слушал слова напутствия, которые произносил только что помолвленной паре старый священник из Кьеза-ди-Сан-Маттео, которого на эту церемонию пригласил он лично.
Иногда вы узнаете, какой мешок за плечами у вашего партнера, только тогда, когда узы брака уже навеки связали вас. Людям свойственно прятать такой багаж. И это вполне объяснимо. Некоторые стороны своей жизни мы предпочитаем прятать прежде всего от тех, кого больше всех любим и чтим.
Но я призываю вас, дети мои, узнать то, что есть в багаже у каждого из вас прежде, чем вы предстанете перед ликом Господа. Иначе вам предстоит очень тяжелая работа. Вы должны будете всю жизнь нести бремя друг друга.
Альфредо слушал слова падре Антонио, а глаза его были устремлены не на брата, за которого, по идее, должна была бы болеть и переживать его душа, а на девушку, стоящую рядом с ним. Он не видел ее лица, но по опущенным плечам, по склоненной голове, по легкому подрагиванию всего ее тела ощущал, как тяжек этот мешок проблем за ее плечами. Как довлеет он над ней. Как непросто ей нести свою ношу. И у него, помимо воли, рождалось в душе желание помочь этой милой девушке, разделить с ней это бремя. Облегчить ее положение. Чтобы маленький боец, который живет внутри нее, перестал постоянно обороняться. Чтобы она смогла расправить плечи и с гордостью поднять свою красивую головку.
Но еще больше ему хотелось, чтобы эта хрупкая девушка не стояла сейчас рука об руку с его братом. И не только с ним. Вообще ни с кем. И вот этого желания граф Моразини объяснить себе никак не мог. А еще не мог объяснить чувство жгучей досады от самой этой сцены. И от того, что сам приложил руку к тому, чтобы эта помолвка состоялась в ее лучшем виде.
Я призываю вас, дети мои, откройтесь друг другу прежде, чем брачные клятвы свяжут вас навеки. Доверьтесь друг другу, облегчите душу, простите всё, что можно простить. Придите к обручению в храме Божьем без тайн и секретов. Правда всегда всплывает, как масло на поверхность воды. Она как огонь в ночи, свет маяка в бушующем море, оазис в пустыне. А обман есть пожар, который пожирает дружбу и доверие. Его невозможно утаить. Он всё равно выдаст себя.
На этих словах священника девушка вдруг захлебнулась рыданием и выбежала прочь из гостиной. Сначала все присутствующие на помолвке застыли в немой сцене. Затем гости начали тихо перешептываться, а виконт и синьора Форческо спешно направились вслед за убежавшей невестой.