Глава 3
Тобиас
Одиннадцать лет
Когда хлопает входная дверь, смотрю на часы, и через мгновение Дельфина выключает музыку. Раздающийся на кухне звон стеклянной бутылки подсказывает, что она не повезет нас через несколько часов в школу. Выходит, задача успеть на учебу ложится на мои плечи. За прогулом последует проверка, а наш дом в таком состоянии, что лучше не привлекать лишнее внимание социальной службы. Как и раньше, убирать придется мне. Прошло всего несколько месяцев со смерти родителей худшее время в моей жизни. Дому не становится лучше. Счастливый ребенок, которым он всегда был, исчез из-за равнодушия и жестокости нашей тети. У Дельфины нет материнского инстинкта, и она каждый день четко и ясно дает понять, что мы обуза. Вот только если посторонние заподозрят, что она непутевый опекун а так и есть, то нас заберут, а я этого не вынесу. Не хочу, чтобы меня разлучили с братом.
Решив прикорнуть, завожу дешевый будильник в надежде, что батарейки не сели, и ложусь, как вдруг слышу с другого конца коридора безошибочно узнаваемые сдавленные рыдания брата. Скинув тонкую колючую простыню, иду в комнату Доминика и вижу, что он лежит на животе, уткнувшись лицом в подушку, чтобы заглушить плач, а его плечи трясутся. Включив пластмассовую лампу, сажусь на край кровати, и брат от страха замирает, пока не замечает меня.
Дом, все в порядке. Они ушли. Вечеринка закончилась. Засыпай. Кладу ладонь ему на плечо и через тонкую пижаму чувствую, какая горячая у него кожа. Перевернув брата, задираю рубашку и понимаю, что он весь в ветряночной сыпи.
Доминик испуганно смотрит на грудь и живот.
Оно само появилось.
Все в порядке. У тебя ветрянка.
Я умру, как папа и мама?
От боли в груди сжимаю зубы.
Нет. Будет чесаться, но ею болеют только один раз.
Ты тоже болел?
Да, и стал сильнее. Я принесу тебе лекарство, чтобы к утру перестало чесаться.
Внезапно распахивается дверь, и на пороге появляется Дельфина.
Почему вы не спите?
Закатываю глаза.
Как можно уснуть при таком шуме?
Не лезь в дела взрослых. Возвращайся в постель.
У него температура и сыпь.
Дельфина настороженно смотрит на Доминика, когда я задираю на нем рубашку и показываю ей.
Ему нельзя в школу. Все равно домой отправят.
Ну а я не могу отпрашиваться с работы, фыркает она. Нам это не по карману.
Тогда я остаюсь дома, возражаю я. Он не останется один.
Тебе нельзя пропускать школу.
Я его одного не оставлю. И точка. Так обычно говорил папа, когда был серьезен. Надеюсь, мои слова прозвучали так же убедительно.
Она злобно зыркает на нас, после чего поворачивается и хлопает дверью.
Ненавижу ее, шепчет Доминик, боясь, что Дельфина его услышит.
Когда-нибудь мы отсюда уедем.
Она выкинула мои машинки, потому что наступила на одну из них.
Я же говорил их убирать. Принесу тебе другие.
Но у тебя же нет денег.
Это уже моя забота. Вытащу у нее из сумки еще одну двадцатку. Дельфина частенько понятия не имеет, что лежит у нее в кошельке, и слишком пьяна, чтобы заметить, куда пропадают деньги. Снова прижимаю ладонь к его шее и встаю. У Доминика лихорадка.
Ты куда?
Поищу лекарство, чтобы сбить температуру.
Ты вернешься?
Я быстро.
Иду по коридору к комнате Дельфины и замираю в дверях, услышав знакомые всхлипы. Заглянув в комнату, вижу, как она с красными глазами разглядывает разложенные на кровати фотографии, на которых изображены она и ее муж, бросивший Дельфину за несколько месяцев до смерти мамы и папы. Дельфина водит по ним пальцами, а потом, почувствовав мое появление, угрюмо на меня смотрит.
Я не хочу быть матерью.
И не нужно. Я буду его кормить. Купать. Водить в школу. Не прикасайся к нему и не ори на него. Я все сделаю сам.
Она фыркает.
Ты всего лишь ребенок.
Plus adulte que toi[13].
Surveille ton langage, petit con[14].
Решив не начинать очередной бессмысленный спор, меняю тему:
Ему нужно сбить температуру.
Дельфина открывает ящик прикроватной тумбочки и вытаскивает пакетик с порошком, который кладет на язык каждое утро с похмелья, и я встревоженно смотрю на него.
Что это?
То же самое, что «Тайленол». Только действует быстрее. Разведи его в соке.
У нас нет сока.
Она вздыхает и, собрав с кровати фотографии, с любовью кладет их в старую коробку из-под сигар, что стоит на тумбе. Иду к комоду, выуживаю из ее сумки кошелек и достаю двадцатку.
Какого хрена ты делаешь?
Иду за нужным Дому лекарством и новой машинкой, с которой он будет играть, пока болеет. Своим тоном подзадориваю ее. К этой стычке я готов.
Она открывает было рот, чтобы возразить, но опускается на кровать.
Ладно, как хочешь.
Мы тоже не хотим такую мать. Сминаю купюру и закидываю кошелек обратно в сумку. Просто держись от него подальше. Я сам о нем позабочусь.
Ну и ладно, мальчишка. Закрой дверь. Дельфина закатывает глаза и выключает лампу. Комната погружается в кромешную темноту. Через пару секунд тетка отрубится. Пробираясь на ощупь из ее спальни, в тусклом свете от лампы, горящей в комнате Доминика, иду на кухню за водой. Высыпаю в чашку полпакетика, который дала Дельфина, и размешиваю, смотря в окно на луну, пока по стеклу проползает таракан. Приношу лекарство Доминику, который разделся до белья и яростно чешет руки.
Оденься, чтобы не чесаться.
Но очень сильно чешется!
Нельзя. Будет хуже и останутся шрамы.
Доминик перестает чесаться и, тяжело вздохнув, надевает пижаму. Пижаму, из которой уже вырос. До сих пор помню тот день, когда мы с мамой привезли ее домой. Пижаму выбрал я. Да и родители еще не так давно были живы.
Доминик хмуро косится на стакан.
От этого я стану сильнее?
Да. Когда заболеваешь, тело само понимает, как тебе стать сильнее, чтобы в следующий раз ты не заболел. Оно борется с возбудителем инфекции и вырабатывает к ней антитела.
Что такое инфекция?
Это причина, почему ты заболел.
Что такое антидела?
Антитела. Они в тебе живут. Создают войско, которое помогает победить болезнь.
Откуда ты это знаешь? спрашивает брат и наклоняет голову, как наш папа.
Читаю книги. Книги делают умнее.
Тогда я буду читать книги, говорит он. Много книг. Стану сильным и умным, тогда больше никто не посмеет меня обидеть.
Хорошо. А теперь пей.
Доминик отпивает из стакана и морщится.
Не хочу.
Там лекарство. Тебе оно нужно.
Гадость.
Пей, Дом. А завтра я куплю тебе лекарство вкуснее.
Вскоре он допивает лекарство и засыпает, а я, проверив, спала ли у него температура, ложусь рядом и отключаюсь.
Когда через несколько часов хлопает входная дверь, приподнимаюсь и осторожно трясу Дома, чтобы его разбудить.
Я иду в магазин. Лежи в постели, пока я не вернусь.
Я сплю, хныкает он.
Если проснешься, то до туалета и снова в кровать. Не выходи из комнаты, пока я не вернусь, и никому не открывай.
Я же сплю.
Пообещай мне.
Ох, обещаю, пыхтит Доминик и накрывается с головой простыней.
С дурным предчувствием запираю за собой дверь. Иду по дороге, но возвращаюсь и, поднявшись на крыльцо, поворачиваю в замке ключ. Один раз, второй, третий.
Успокоившись после подсчета, бегу сломя голову по проезжей части к аптеке. Не успев далеко отойти от дома, замечаю, что припаркованный напротив седан медленно едет за мной. Останавливаюсь и поворачиваюсь к машине, и она тут же замирает. Готовый высказать недовольство, с удивлением замечаю сидящую за рулем женщину. Она пристально на меня смотрит, а потом опускает окно, и я вижу ее красные и припухшие глаза.
Привет. Извини, если напугала. Хотела узнать, могу ли я тебя подвезти?
Нет. Я отворачиваюсь и снова бегу.
Некоторое время она молча едет за мной, но снова заговаривает:
Я тебя не обижу.
Меня не нужно подвозить, спасибо. Упрямо смотрю вперед, пот капает в глаза. В ночь смерти родителей я нашел одно интересное место и развил выносливость благодаря ночным пробежкам туда, но сегодня офигеть как жарко, и футболка уже насквозь мокрая.
Я еду в город, если ты тоже туда направляешься, мне бы не помешала компания.
Недовольно останавливаюсь и смотрю на женщину. Она красивая и кажется ненамного старше меня. Приблизившись наконец к машине, замечаю выпирающий из-за руля большой живот. Женщина беременна очень беременна, и чутье подсказывает, что совершенно безобидна.
Ты еще маловат, чтобы бегать по округе одному, тебе так не кажется?
Через несколько месяцев мне исполнится двенадцать. А вот вы почему преследуете детей и предлагаете подвезти?
Она вымученно улыбается.
Да, я здорово тебя напугала, но не хотела, чтобы так вышло. Проезжала мимо, когда увидела тебя и подумала, что могу подвезти. Здесь очень жарко.
Вы знаете Перкинсов?
Перкинсов?
Дом, возле которого вы припарковались. Я скрещиваю на груди руки.
О, нет. Я свернула не в ту сторону. А куда ты шел?
У меня брат заболел. Ему нужно лекарство.
Когда она говорит, у нее дрожит подбородок:
Серьезно заболел?
Нет. Обычная ветрянка.
Залезай. Я тебя отвезу. И обещаю, что не представляю для тебя угрозы.
Стиснув ручку машины, нерешительно мнусь и смотрю на простирающуюся впереди дорогу, а потом обратно на дом. Я провернул ключ три раза. Доминик уснул, но долго ли проспит? Несколько дней назад, пройдя ночью половину дороги до тайного места, я не мог вспомнить, запер ли дверь. Побежал домой, и сердце гулко стучало в груди не от бега, а от страха и неуверенности. Три щелчка замка, три поворота ручки. Три раза проверял его перед тем, как уйти. Только так могу быть уверенным.
Я должен к нему вернуться.
Мы по-быстрому, заверяет она.
Снова смотрю на дом, а по виску стекает пот. Сложно представить, что эта женщина попытается причинить мне вред.
Да к черту все.
Залезаю и пристегиваюсь. Машина у нее старая, немножко побитая, но кондиционер работает, и я этому рад. Женщина поворачивает ко мне клапан вентиляции, и пот на коже начинает высыхать.
Вы не могли бы подбросить меня до аптеки?
Конечно.
По дороге немного успокаиваюсь. У женщины огромный живот, и она с трудом помещается за рулем.
Так ты живешь в том доме?
Это дом моей тети. Мы поживем у нее какое-то время.
И тебе там нравится?
Пожимаю плечами, чтобы женщина решила, что все хорошо, но, по правде, чертовски ненавижу этот дом и уже почти ненавижу Дельфину.
Она, ты Голос у женщины дрожит, и мне становится не по себе. Поглядываю в зеркало заднего вида.
Три раза. Ты провернул замок три раза.
Так твой брат
Доминик.
Доминик, с трудом произносит она. Ему очень б-больно?
Поворачиваюсь в ее сторону, а она в мою, словно боится меня, боится моего ответа.
Он поправится. У меня в его возрасте тоже была ветрянка. Все ей болеют, ведь так?
Нет, вообще-то я не болела. Так что точно заболею вместе с ребенком. Но лучше переболеть в детстве. Я читала об этом в одной из книг про детей.
А кто у вас? Такого странного разговора у меня еще не бывало. Я знать не знаю, кто эта женщина и почему везет меня в аптеку, но меня это мало волнует, потому что у нее в машине есть кондиционер.
Девочка. Я подумывала назвать ее Лиэнн.
Морщу нос, и женщина замечает, а потом заливисто смеется.
Не нравится, да? А ведь так звали мою мать.
Извините. Оглядываюсь в сторону дома, молясь, чтобы Доминик все еще спал.
Да ничего. У меня все равно к этому имени сердце не лежит. Может, это будет ее второе имя.
Когда через несколько минут женщина подъезжает к аптеке, поворачиваюсь к ней, положив ладонь на дверную ручку.
Спасибо, что подвезли.
Не против, если я пойду с тобой? Помогу найти, что тебе нужно.
Я хмурюсь.
Мешать не буду, тихо говорит она.
Я хорошо, если хотите.
Женщина кивает и вылезает из машины, а я иду вразвалочку к двери и открываю перед ней.
Спасибо, рассеянно говорит она. Лицо у нее все в пятнах совсем как у Дельфины после одной из ее ночных истерик. Мы бредем по проходам и находим нужное лекарство. Женщина берет бутылочку лосьона от зуда, который стоит восемь долларов, и тут я понимаю, что влип.
Спасибо, благодарю я, когда женщина достает коробку детского «Парацетамола», и вижу цену на полке.
Одиннадцать долларов.
После оплаты у меня останется совсем мало денег.
Что еще тебе нужно?
Ничего. Кусаю губу и, увидев «Парацетамол» аптечного бренда, хватаю его с полки. Лучше этот.
С красным от смущения лицом она берет другую упаковку «Парацетамола» и кидает в корзину.
Давай я его тебе куплю.
Что? Мы почти одного роста. Может, я даже на пару сантиметров ее выше. Зачем это вам?
Просто хочу, чтобы твой брат поправился.
Но я я не
Это будет нашим секретом. Она едва заметно улыбается мне.
Киваю, потому что выбора у меня нет. Если бы она не предложила, то денег бы мне не хватило и лекарства пришлось бы украсть. В последнее время мне частенько это сходит с рук, и ничего приятного в этом нет. Но я начал воровать, только когда деваться уже было некуда. Поскольку денежной компенсации за смерть родителей придется ждать до шестнадцати лет, то приходится красть, пока не смогу заработать. А до наступления этого момента нужно ухищряться, и есть неприятное чувство, что подворовывать буду частенько. Но я хожу по тонкой грани. Если меня поймают, я привлеку внимание к Дельфине и Дому. Нужно быть осторожнее, в два раза быстрее и умнее обычного вора. От этого зависят моя жизнь и жизнь Дома. На меня снова давит знакомое чувство стыда, и я мысленно даю клятву, что однажды заработаю столько денег, что больше никогда не испытаю подобных ощущений.
Словно услышав мои мысли, женщина спрашивает:
Подумай, может, ему еще что-нибудь нужно?
Я хотел найти ему машинку и книгу.
Да? оживляется она. Я помогу.
Вы правда не
Позволь мне, просит женщина. Ее голос снова дрожит, и в нем слышно волнение. У меня д-день не задался, говорит она. У тебя бывает такое?
Постоянно.
Мои слова ее, похоже, расстраивают, и женщина отворачивается, вытирая лицо рукой.
Извините. Не огорчайтесь. Да, вы можете помочь. Я лишь хочу уйти от этой странной дамы и вернуться к брату, но когда она так на меня смотрит, у меня щемит в груди.
Не извиняйся передо мной, не нужно. Прости. В последнее время из-за беременности я чересчур эмоциональна. Не хочу тебя смущать.
Это избыток гормонов, повторяю слова мистера Белина, сказанные на одном из уроков естествознания. Вы растите в себе другого человека. Все в порядке.
Женщина улыбается.
А ты умный, да? Она толкает тележку, и я иду за ней.
У меня очень хорошая память.
Это здорово. Хотела бы, чтобы у меня была похуже, посмеиваясь, говорит она.
Мы идем в отдел игрушек, и я сопоставляю в уме цену за несколько машинок с деньгами, что лежат в кармане, но женщина вдруг берет с полки набор.
Это набор. У твоего брата будут все машинки.
Я не могу С красным от стыда лицом отворачиваюсь. У меня нет денег на набор.
Я оплачу. Пожалуйста, мне будет только в радость.
Когда я опускаю взгляд на ее выпирающий живот, мне кажется неправильным соглашаться. У нее и самой не очень много денег, судя по машине, на которой она ездит, и одежде. Оттягиваю воротник футболки, почувствовав, как горит шея.
Вы не обязаны.
Но я хочу. Позволь мне, пожалуйста.
Ладно. Соглашаюсь, потому что иного не остается. Я должен вернуться к брату. В животе снова бурлит, и я постукиваю пальцами по бедру.
Ты провернул замок три раза. Три.
Женщина проводит пальцами по упаковке, словно в ней таится ответ, и добавляет в стремительно заполняющуюся тележку небольшое одеяло с рисунком в виде машин.
Ему понравится. Он очень любит машины.
Похоже, мои слова доставляют ей радость.
Что ему еще нужно?
Все. Новая одежда и обувь. Родители. Отвожу взгляд, чувствуя, как горит в горле.
Только книга. Чтение поднимает ему настроение. Не знаю, почему чувствую потребность сообщить ей об этом, но, кажется, ей интересно, а я хочу, чтобы кто-нибудь да кто угодно, кроме меня, желал об этом знать. С собраний почти никто больше не приходит. Я понял, что через несколько месяцев после смерти родителей их знакомых перестало интересовать наше благополучие.