Он ниспадал по отвесной скале на дальнем краю поляны аквамариновая завеса, сияющая в полуденном солнце. Я знала, что тут не было ни капли магии, но выглядело все так, словно без нее не обошлось. Слишком уж чистой была вода, слишком синей словно ее покрасили. Но тут постаралась природа.
Водопад заканчивался в небольшом пруду, из которого вился исчезающий в дебрях ручей. От шума заложило уши я вспомнила о видениях, хотя знала, что бояться мне здесь нечего. Во снах окружающая меня вода была слишком яркой, слишком открытой явно не это место. И все же я остановилась, когда Ланселот подошел к берегу, скинул сапоги и присел на край, желая помочить ноги.
Но он, должно быть, почувствовал, что я замерла: оглянулся и приподнял брови.
Все в порядке?
Кажется, я кивнула слишком быстро он мне не поверил.
Думаю, я тут постою. На цветы полюбуюсь.
Он фыркнул и закатил глаза.
На цветы полюбуюсь, повторил он. Неужели так в большом мире и говорят?
Как? нахмурилась я.
Словно пытаются заполнить тишину чем-то бессмысленным, ответил он. Ты сказала «На цветы полюбуюсь», хотя на самом деле имела в виду «Я слишком боюсь подходить к воде».
Я не Я начала было оправдываться, но замолчала и покраснела. Как ты узнал?
У тебя сердце забилось быстрее и дыхание участилось. Классические признаки страха.
Я непроизвольно сделала шаг назад.
Ты слышишь мое сердце? И дыхание? С такого расстояния?
Он пожал плечами.
Дар фейри, объяснил он так, словно это встречалось частенько (и на Авалоне это действительно было так, просто я тогда еще этого не знала). Разве в Альбионе нет воды?
Есть, конечно, отрезала я и сама подивилась своей резкости.
Он ведь был прав. Сердце мое колотилось как бешеное, и дышала я часто. Я не могла сосредоточиться и удержать себя в руках.
В Альбионе есть и вода, и деревья, и горы, и все то, что есть и здесь, у вас. И мы не просто так заполняем тишину. Это просто вежливость, и тебе стоило бы ей поучиться.
Я пожалела о своих словах в ту же секунду, как их произнесла, но даже если Ланселот и оскорбился, то не показал этого. Он покачал головой и раздражающе усмехнулся.
Здесь ты не утонешь, если боишься именно этого, сообщил он наконец. Даже если плавать не умеешь. Вода выплюнет тебя обратно на берег. Я уже видел такое, когда дети заплывали слишком далеко.
Я не боюсь здесь утонуть, произнесла я, но в детали вдаваться не стала. Да он этого, кажется, и не ждал.
На мгновение мне показалось, что он начнет расспрашивать меня дальше, но Ланселот просто кивнул.
Скучаешь по нему? По Альбиону?
За всю ту неделю, которую мы друг друга знали, он не задавал мне вопросов. По крайней мере, таких искренних. До того момента я не осознавала: он всегда спрашивал только о том, ответ на что уже знал.
Полагаю, в каком-то смысле, ответила я, чуть подумав. Но я никогда не находила там себе места. Альбион там я словно носила туфли, которые были мне не по размеру. Выглядели они хорошо, но врезались в пальцы, натирали пятки, и с каждым днем боль становилась все сильнее. Другим людям они пришлись по размеру. Мне нет.
Признание это походило на капитуляцию: я словно подарила Ланселоту нож, которым он сможет меня ударить.
А здесь ты этого не чувствуешь? спросил он.
Нет, честно сказала я. Я здесь всего неделю, но чувствую себя как дома. В Альбионе такого не было.
На мгновение мне показалось, что мы пришли к какому-то пониманию. Нашли общий язык, как и со всеми остальными но не с ним. Он долго смотрел на меня, словно вглядывался в самую мою душу.
А потом рассмеялся, и смех его был жестоким и достаточно острым, чтобы оставить глубокие раны. Пробрать меня до костей.
Тебе здесь не место, сообщил он. Это не твой дом. Ты всего лишь проезжающий мимо гость. Однажды ты вернешься домой с кучей потрясающих историй за пазухой. И мы не будем по тебе скучать.
Я уставилась на него, сражаясь с готовыми пролиться слезами.
Ты ничего обо мне не знаешь, процедила я.
Разве нет? Он приподнял брови. Тогда скажи, в чем же я ошибся, Шалот.
Но я не могла. Ведь какая-то часть меня довольно большая часть подозревала, что Ланселот прав. Потому слова его и были такими болезненными.
Пошли, произнес он со вздохом. Не то опоздаем к обеду.
Настала моя очередь смеяться, и я быстро провела рукой под глазами, чтобы поймать все невылившиеся слезы.
Никуда я с тобой не пойду. Даже в моих собственных ушах голос мой звучал так, словно принадлежал капризному ребенку.
Так что же, останешься здесь одна?
Я возвращаюсь в свой домик, сказала я, понадеявшись, что звучу куда более уверенно.
И как же ты туда дойдешь?
Я отвернулась от него и пошла в том направлении, откуда мы пришли но как только я сделала шаг, то поняла: все вокруг выглядит незнакомо. Это меня не остановило: лучше уж я буду блуждать по лесу, чем проведу еще хоть минуту в обществе Ланселота.
Куда это ты? закричал он, но я его проигнорировала и зашла в подлесок, из которого мы, кажется, и вышли.
Я услышала топот его ног, и вскоре Ланселот догнал меня.
Ты не в ту сторону идешь, удивленно произнес он.
Да? Что ж, из этого получится отличная история.
Только если ты проживешь достаточно, чтобы поведать ее людям, заметил он. Через пару километров отсюда зыбучие пески. И довольно сложно заметить, где заканчивается твердая земля и начинается песок, но раз удача на твоей стороне
Я резко остановилась.
Звучит до глупейшего опасно. С чего бы зыбучим пескам быть там, где ходят люди?
Ланселот удивился моему вопросу.
Они для фейри зыбучих песков, сообщил он так, словно это было само собой разумеющимся.
Я вперила в него взгляд, а потом закрыла рот и распрямила плечи.
Нет никаких фейри зыбучих песков.
Он ухмыльнулся.
О, посмотри-ка, а ты учишься! Он схватил меня за локоть и развернул куда-то вправо. Но если ты в самом деле вознамерилась устроить сцену и красиво уйти, тебе туда. Можешь, конечно, по пути свалиться в реку или со скалы, но если справишься, то уткнешься прямехонько в свой домик.
Я с силой сжала зубы.
Полагаю, моя неудача позабавит тебя.
Смотря какая неудача, ответил он. Но я сомневаюсь, что Моргане понравится, если ты погибнешь под моим присмотром. Так что я не позволю этому случиться.
Ланселот пошел вперед, и я осторожно последовала за ним.
Ты боишься Морга-ану, озадаченно протянула я.
Он одарил меня недовольным взглядом, но я знала, что попала в точку.
Я не боюсь никого и ничего! рявкнул Ланселот.
Я рассмеялась.
Я слышу, как колотится твое сердце. И дыхание участилось тоже. Я попыталась повторить его недовольную гримасу.
Его это не впечатлило.
С моей стороны это звучит как простой факт. Но в твоих устах слишком уж странно.
Я так тебя боялся, признался мне Ланселот годы спустя. Он прошептал это мне в плечо. Его дыхание опалило кожу, и он прижался к ней губами.
Мы лежали в моей кровати, и с небес нам светили звезды. Тела обнимали белые простыни, влажные от пота. Я вела пальцами по груди Ланселота, по холмам и долинам его мускулов я выучила эти ландшафты наизусть. Но стоило ему открыть рот, и я замерла и рассмеялась.
Да ладно.
Я поднялась, чтобы получше его рассмотреть, но лицо его было открытым, ни капли хитрости. Я никогда не устану видеть его таким: Ланселот позволяет себе расслабиться только в наши томные ночи вместе.
Правда, настоял он. Потому что я знал: ты пришла не одна ты принесла с собой перемены. И я знал, что однажды останусь позади.
Он не уточнил, кто оставил бы его позади, но это и не нужно было. Ланселот имел в виду Артура, Гвен и Моргану. Даже в те моменты, которые мы проводили вдвоем, они незримо присутствовали.
Я сказал, что тебе здесь не место, но на самом деле им здесь тоже не место. И однажды вы уйдете, а я останусь совсем один.
Он произнес это так просто, не ища ни жалости, ни поддержки, ни добрых слов. И я не знала, как на это ответить: часть меня хотела напомнить ему, что он может отправиться с нами. Это было возможно. Но будущее казалось таким далеким, слишком далеким, с ним столкнутся другая Элейн и другой Ланселот Проблем таких возникнет еще немало, так почему бы не добавить в кучку еще одну?
Я положила руку ему на сердце: оно билось под моими пальцами, подобно птице в клетке.
Похоже, ты все еще меня боишься. Я чуть подвинулась и нависла над ним, оперевшись руками на его плечи.
Мои золотистые волосы закрыли нас от взора звезд, сияющих сквозь открытую крышу, от Авалона и всех остальных. И от будущего, которое на нас давило. В мире остались только он и я, и биение наших сердец, и дыхание, вырывающееся из наших губ.
Твое сердце забилось чаще, произнесла я, пытаясь изобразить его глубокий говор. Получилось у меня куда лучше того раза, когда я попыталась проделать это впервые. Теперь я знала его голос так же хорошо, как и свой собственный. И дыхание участилось, продолжила я.
Он посмотрел в мои глаза и рассмеялся: смех этот отозвался по всему телу. А потом он поднял голову и увлек мои губы в поцелуй, и мир наш сделался еще чуточку меньше.
Мы находим Ланселота на пляже: он собирает ракушки для своей матери, Аретузы.
О ней ходит много толков: каждый новый совсем не похож на предыдущий, словно опаловые чешуйки, которые переливаются на ее коже. Ланселот никогда не рассказывал ее историю, но вот что я узнала о ней сама.
До рождения Ланселота Аретуза была водяным божеством, и ее владения тянулись по рекам и прудам всех земель и по морям, которые их со-единяли. Даже грязные лужицы на улицах Камелота принадлежали ей, и она могла путешествовать по ним и любым другим водным клочкам с такой же легкостью, с которой я делала шаг.
Сила ее была велика, а сама она счастлива. Почти.
В конце концов, вода тоже может быть холодной и пустой, и Аретузе стало одиноко.
Как-то раз она показала мне себя тогда я впервые пришла к ней на чай. Чешуя покрывала внутреннюю сторону ее рук и ног и живот, поэтому она носила длинные, струящиеся платья, чтобы укрыться от чужих глаз. Тогда я не понимала, зачем она это делала, ведь чешуя переливалась радугой, блестела и была такой красивой.
Аретуза рассказала, что когда-то чешуя покрывала почти все ее тело, а жабры на шее позволяли дышать под водой. Когда-то вместо ног у нее были плавники.
Однажды у лесной реки она увидела мужчину. Она не называла его красивым да ей и не нужно было. В историях, подобных этой, мужчины всегда красивы. Красота и приманивает, и плотно сажает на крючок.
Может, какое-то время он и любил ее в ответ. Может, он думал, что сдержит все обещания, которые шептал ей на ухо. Может, он не собирался оставлять ее одну: с растущим животом, отваливающейся из-за сухости чешуей и в ожидании того дня, когда он вернется. Может, он попал в неприятности Аретуза в это все еще верит, и ее суждение тут все же вернее любого из наших.
Но это не имеет значения, потому что Аретуза осталась одна, без чешуи и с новорожденным сыном. Она осталась одна в мире, которого не понимала.
На Авалон их привела Нимуэ, и какое-то время они считали, будто чешуя ее отрастет обратно и она вернется в море, но этого так и не произошло. Кое-кто говорит, что так ее наказывают Дева, Мать и Старуха ведь она бросила свои обязанности ради смертного мужа. Кое-кто говорит, что это и не наказание вовсе, а выбор: Аретуза решила остаться на земле, со своим сыном.
Не знаю, что из этого правда. Но Ланселот вряд ли сможет ответить мне на этот вопрос.
Ракушки одна из немногих связей с морем, оставшихся у Аретузы. Она показала мне, что в них сокрыты послания, которые прошептали за сотни тысяч километров отсюда, и научила, как оставить свое. Стоило его бросить в воду, и много дней спустя его кто-нибудь найдет.
Когда я впервые прибыла сюда, то прошептала несколько посланий для матери и проделывала это каждый день в течение месяца. Но ответа так и не получила, потому и перестала. Я пыталась убедить себя, будто просто что-то делаю неправильно, поэтому сообщения не доходят, хотя какая-то часть меня всегда знала: это не так.
Какие слухи принесло с земли? спрашивает Моргана у Ланселота, пытаясь сохранить легкий тон.
Он поднимает бровь особый талант, которому я всегда завидовала. Когда это пыталась проделать я, то люди порывались тут же отойти подальше я выглядела так, словно вот-вот чихну.
Это не слухи, Эм, а важные послания.
Моргана не отвечает, и Ланселот не сдерживает вздоха.
Леди Дюкарт из Лионесса пытается совратить пастуха на два десятка лет моложе себя. Безрезультатно. И теперь весь двор над ней смеется. Ну что, довольна?
Весьма, подает голос Гвен. Леди Дюкарт пыталась убедить всех, что меня растили чудовища.
Я хмурюсь.
Ты ведь сама всем рассказываешь, что тебя растили чудовища. Так что это правда?
Она пожимает плечами и отводит взгляд.
Все дело в ее тоне.
Я качаю головой и перевожу взгляд на Ланселота.
Мы пришли попрощаться, сообщаю я.
Ланселот удивленно вскидывает голову, а потом наклоняется, чтобы поднять еще одну раковину, вытирает ее о свою домотканую тунику, уже мокрую от соленой воды.
Не стоило проделывать такой путь, бормочет он. Увиделись бы за завтраком.
Я оглядываюсь на остальных, ища поддержки, и вперед выступает Артур.
Нас не будет на завтраке. Голос его звучит куда более уверенно, чем я ожидала. Мой отец умер. Теперь я король Камелота.
Он впервые произнес это вслух, и в утверждении его слышится вопрос, словно Артур ждет, что кто-нибудь его поправит. Но никто этого не делает.
Ланселот смотрит на нас так, словно сейчас кто-нибудь выпрыгнет вперед и назовет происходящее шуткой. Потом понимает, что это не так, хмурится и отворачивается к морю. Где-то там, за горизонтом, нас ждет Альбион.
Что ж, медленно произносит он, мы ведь знали, что так и будет, не правда ли? Легкой дороги.
Голос его такой спокойный, что мне хочется его ударить. И, похоже, не только мне.
Что, и это все? сердито фыркает Гвен.
Ланселот не отрывает глаз от горизонта.
А что я должен сказать, Гвен? вздыхает он. Мы ведь больше не дети. Перед нами лежит будущее. Разные дороги.
Я хочу спросить, каким он видит свое будущее? Что он в нем делает? Собирает ракушки для своей матери, которая и сама может это делать? Участвует в поединках, уверенный в своей победе? Бегает по лесам, знакомым до самого последнего листика? Пересекает одни и те же тропы снова и снова? Этого он хочет? Легкой жизни безо всяких проблем?
Значит, это прощание, отвечает Артур, которого явно задели слова Ланселота. Не нужно нас провожать я знаю, как ты любишь поспать.
Ланселот дергается, словно Артур его ударил, но через мгновение кивает.
Я буду по вам скучать. Он снова поворачивается к нам. Вы были хорошими друзьями.
И вот оно. Вот оно, слабое место в его броне тоньше волоса, но достаточно велико, чтобы вспомнить: пусть Ланселота растили фейри, пусть он полукровка, но он все еще человек. Он смертен, и под спокойной поверхностью эмоции его бурлят.
Встретимся у домика, сообщаю я остальным, не отрывая взгляда от Ланселота. Дайте нам пару минут.
Никто не возражает. Они молча уходят к кромке леса, оставляя нас с Ланселотом одних. Может, они знают, что за разговор нас ждет, и не хотят принимать в нем участия. От этой мысли у меня горят щеки, и я пытаюсь унять свои эмоции, даже когда Ланселот поднимает на меня взгляд и улыбается уголком рта.
Если хочешь более романтического прощания начинает он.
Вовсе нет, обрываю я его и скрещиваю на груди руки. Поехали с нами.
Я не успеваю остановить эти несколько слов, но произношу их так тихо может, он меня не услышит? Но плечи его напряжены значит, услышал. Я прокашливаюсь.
Поехали с нами, повторяю я погромче. На Альбион. В Камелот. Ко двору.
Это звучит так нелепо. Особенно сейчас. Он стоит по щиколотки в воде, его штаны закатаны, а белая рубашка мокрая и незастегнутая, темные волосы слишком длинные, спутанные и чуть вьются у ушей ему не место в королевстве людей. Не место при дворе. Я пытаюсь представить его там: в отглаженном бархатном костюме, застегнутом до горла, в плохо освещенном замке, среди камня, дерева и спертого воздуха. Или на балу: он переставляет деревянные ноги под строгую струнную мелодию, совсем не похожую на дикие барабаны Авалона, кружится в танце с девушкой, похожей на меня.