А не рассказать ли ей о моих снах с водой они тоже ухудшались в те самые дни цикла, но я не проронила ни звука. Если я произнесу это вслух, то слова мои лишь добавят кошмару силы. А этого мне не хотелось.
Ты что, в самом деле принимаешь это лекарство? в голосе Морганы прорезалась тревога. Каждый вечер?
Я нахмурилась.
Мама сказала, это важно.
Моргана чуть наклонилась ко мне.
Но разве тебе не любопытно? Что, если ты увидишь, как завтра упадешь с лестницы и сломаешь шею?
Но мама сказала
Да-да, знаю я, что сказала тебе мать. Моргана вздохнула и покачала головой. Но она ведь не всезнающа, так?
Об этом я никогда не задумывалась. До того момента я и предположить не могла, будто моей матери может быть что-то неизвестно. Разве не поэтому она устанавливала столько правил? Не поэтому всегда осторожничала? Она наверняка знала о том, о чем мне не довелось.
Ты ведь не во всем ее слушаешься, не правда ли? продолжила Моргана, внимательно следя за выражением моего лица.
Это звучало довольно безобидно, но уголки ее рта приподнялись, словно на самом деле это был не вопрос, а вызов.
А ты свою? спросила я прежде, чем успела об этом подумать. Память о королеве была еще слишком свежа в моей голове.
Улыбка Морганы не дрогнула, но она прищурилась и спокойно произнесла:
Игрейн была матерью Моргаузы и Артура. Но я никогда не считала ее своей. Она всегда больше любила Моргаузу и никак этого не скрывала. Меня это не особо расстраивало, ведь я была любимицей отца, в тот год, что мы прожили вместе. Так мне рассказывали сама я не помню. Ты о нем вряд ли что-то слышала после войны никто не поминает неудачников. Отец любил меня, потому что знал: во мне течет его кровь, продолжала Моргана. Мать меня боялась по тем же причинам, почему и все в этом проклятом месте. Поэтому они боятся и тебя тоже.
Она кивнула в мою сторону, чего я совсем не ожидала.
Меня никто не боится. От одной мысли мне хотелось рассмеяться. Они смеются за моей спиной. Обзывают меня и
И почему же они все это делают, как думаешь? оборвала меня Моргана. Они знают, что ты другая. Они поняли это той ночью и теперь знают, что ты от них отличаешься. И лекарство матери держит тебя в клетке. Послушная девочка Но ты другая, и это приводит их в ужас, поэтому они пытаются умалить тебя. Превратить из проблемы в удобство. Они знают: если загнать тебя в угол, ты никогда не поднимешься во весь рост. Они знают, что, если тебе удастся это сделать, ты превратишь их жизнь в руины.
Она говорила так уверенно хотя сама не знала меня. И я до сих пор не понимаю, почему Моргана это сказала. Я спрашивала ее об этом, но она пожимала плечами и объясняла: ей показалось, будто это пойдет мне на пользу. Она, конечно, была права, но я сомневаюсь, что она сообщила мне всю правду. Думаю, какая-то часть ее узнала меня. Так же, как и часть меня узнала ее. Может, мы обе просто чувствовали себя ужасно одинокими. Может, она тоже во мне нуждалась.
Совсем на меня не похоже, пробормотала я. Ты ведь знаешь, какая я.
Я вижу лишь девочку, которая боится собственной тени и никак не выйдет на свет. Девочку, которая закрывает глаза на всю несправедливость, которой ее обливают. Девочку, которая во всем слушается маму и никогда не задает ей вопросов.
Ее слова пронзили меня подобно отравленным стрелам. От этого они менее правдивыми не стали.
До Авалона я была такой же.
Она произнесла название острова как молитву. Как обещание. От одного только слова во мне поселилась странная тоска, которую я не могла понять. Она походила на грусть по отцу, по братьям, по нашему дому в Шалоте. Но как я могла скучать по месту, где никогда не бывала?
Тебе бы там понравилось, Элейн. Впервые за все то время, что я видела Моргану, она выглядела по-настоящему счастливой. В Великом озере есть остров, но с берега ты его не заметишь. Ты не увидишь его, пока не ступишь на его землю, пока не узнаешь его тайны. Там нет замков и башен, только хижины из ветвей и деревьев и небольшие дома в скалах. Там нет дворов, королей и королев, там ты можешь быть свободна. Можешь бежать по лесу, и плавать в озере, и в реке, и делать все, что тебе только захочется, и никто тебя не остановит. Кроме разве что Нимуэ.
Последние слова Моргана произнесла не сразу, чуть задумавшись.
Нимуэ? спросила я.
Как странно думать о тех временах, когда Нимуэ была для меня незнакомкой. Когда я впервые произнесла ее имя, я споткнулась о непривычный слог. Ним-уэй.
Моргана улыбнулась.
Она понимает. Только она понимает. Нимуэ помогла мне осознать, на что я способна. Показала мне, почему меня все боятся. И научила контролировать мою силу. Она Леди Озера.
Моргана произнесла этот титул так, словно говорила о королеве. Или о богине.
Я видела, как ты разожгла тот огонь в зале, заметила я.
Она рассмеялась.
Что лишь малая толика моих сил. Это все кровь фейри со стороны отца, пояснила она. Полагаю, в твоем случае это сторона матери.
Это повергло меня в шок.
Но я не я не фейри. Я это всего лишь я.
Моргана одарила меня раздраженным и в то же время жалостливым взглядом.
Ох, Элейн. Сомневаешься в моих словах?
Самое странное я ничуть в них не сомневалась. Все эти неведомые, невероятные вещи звучали так, словно я о них уже знала. Где-то глубоко в душе.
Я тебе верю, уточнила я.
Тогда ты понимаешь, Моргана склонилась надо мной, взяла мои руки в свои и крепко их сжала, как это чудесно?
Из меня вырвался горький смешок.
Чудесно? выдавила я. Я не только бе-зумна, но еще и немного фейри? Мама была права, если кто-то об этом узнает
То тебя убьют, спокойно закончила Моргана. Но если ты продолжишь пить свое лекарство, то никто не узнает. Ты сойдешь за свою. Однажды о той ночи и твоем видении забудут, и ты перестанешь угрожать их жизням. Ты вырастешь в прекрасную девушку с богатым приданым. Ну кто не возьмет такую в жены? И потом у тебя родятся дети, и, может, у твоей дочери тоже будет дар. И наступит день, когда ты научишь ее бояться его. Передашь ей зелье. Этого ты хочешь? Превратиться в свою мать?
Нет, произнесла я с уверенностью, порази-вшей даже меня.
Разве это мой голос? Такой громкий? Такой яростный?
Моргана улыбнулась и еще крепче сжала мои пальцы.
Как хорошо, что я нашла тебя. Теперь ты сможешь вернуться со мной на Авалон и познакомиться с Артуром! И с Лансом, и с Гвен, ты им сразу понравишься, как и мне, потому что ты такая же, как мы. И провидцы научат тебя контролировать свой дар, и ты больше не будешь его бояться. Разве тебе этого не хочется? Не хочется найти свое место?
Мне хотелось. Хотелось чувствовать себя как дома и завести друзей. От одной мысли об этом кружилась голова. Звучало волшебно, но не так-то все это было просто.
Я не могу вот так уехать, Моргана, сказала я. Здесь живет моя мать, и я должна подумать об отце и братьях. Если я уеду
Ничего с ними не случится. Все подумают, будто мы быстро сдружились и я практически утащила тебя на Авалон. А это будет значить, что Утер выделит твою семью из остальных. Братьям твоим достанутся титулы и земли, если все разыг-рать как следует.
Но моя мать протянула я.
Она немного безумна, Элейн, осторожно произнесла Моргана. Я бы не удивилась, если бы в этом было виновато лекарство. Ваш дар нельзя заглушать. Это не здоро́во ни для нее, ни для тебя.
Об этом я никогда не думала. Но мнение свое не поменяла. Однако в ту секунду меня одолели сомнения, и Моргана это заметила.
Не принимай сегодня свое зелье, почти умоляюще попросила она. Через два дня я уеду, сразу после деньрожденческого пира. Не пей лекарство, и, если к тому моменту ты не передумаешь, я пойму. Но это важный выбор, и тебе не стоит делать его так просто.
Моргана
Пообещай мне, перебила она. Две ночи. Справишься?
Оглядываясь назад, я понимаю, что выбора у меня на самом деле и не было. Отказывать Моргане я никогда не умела.
7
Дождь будет таким сильным, что каждая капля вопьется в кожу, словно крошечный ледяной кинжал. Уши заложит какофонией волн. Каждые несколько ударов сердца в вышине станет ухать гром, словно военные барабаны. Словно смерть. Я побегу по влажному песку, оставляя глубокие следы, и буду бежать до тех пор, пока ноги не заноют от боли. Но я не остановлюсь, потому что мне нельзя останавливаться. Если я замру хоть на секунду, то потеряю все.
Передо мной поднимутся скалы острые, изрезанные, с кучей ниш, в которых смогли бы поместиться целые дома. Когда я подбегу к ним достаточно близко, то увижу его: огромный, выдающийся над шумной водой камень, на котором замрет темная фигура в капюшоне, деревянным посохом помешивающая что-то в котле. Я узнаю ее лицо, освещенное на мгновение вспышкой молнии.
Моргана! Этот голос мой, но в то же время чужой. Слишком взрослый, слишком громкий и неуверенный.
Моргана, остановись!
Даже если она услышит меня, то не подаст виду продолжит мешать свое варево, не отрывая от него внимательного взгляда. Я начну карабкаться к ней, хватаясь за грубую поверхность камня, обрезая ладони и ступни до крови это меня не остановит. Я перелезу через край и увижу, как она закинет в котел кусок белой ткани, вымоченной в темной крови, и вновь помешает.
Моргана, повторю я, пытаясь отдышаться и поднимаясь на ноги. Ты не можешь этого сделать. Они наше племя.
Ее фиолетовые глаза поймают мои, и я вдруг с ужасом пойму, насколько она взрослая прошло лет десять, но из-за впалых щек и уставшего взгляда она выглядит еще старше.
Нет. Не наше, ответит она.
Ее резкие слова будут сочиться тьмой и холодом. Смертью. Она продолжит мешать, но по лицу ее покатятся слезы, а губы сожмутся в тонкую линию. Руки задрожат, но не выпустят посох.
И если я этого не сделаю то кто же тогда сделает? Она поднимет на меня пустой взгляд. Ты, Эл?
По коже побегут мурашки. Я захочу ей помочь, но лишь продолжу наблюдать за ее работой. Когда она достанет из котла ткань, та снова будет белой на самом деле это рубашка. Такие носили под доспехами на шалотских турнирах мои братья и отец. Моргана бросит в меня ею, и я поймаю ее. Рубашка будет сухой, но я совсем этому не удивлюсь.
Побудь хоть немного полезной, ночь будет длинная, скажет Моргана.
Завтрашний день будет еще дольше, предостерегу я, но послушаюсь и аккуратно сложу рубашку себе под ноги.
На несколько мгновений повиснет мучительная тишина. Я не сразу замечу, что тоже плачу. Каждый раскат грома эхом станет отражаться в моей голове. Я стисну руки, впиваясь ногтями в кожу до крови.
Я должна ее остановить. Но я не могу.
Это вне моих сил.
Как ты это делаешь? спрошу я так тихо, что не буду уверена, услышала ли она меня.
Но она услышит. И не переспросит.
Стараюсь не думать, прохрипит она. Об именах и лицах. Только о рубашках. Только о чистоте.
Я посмотрю на кучи одежды, которые ждут своей очереди, каждая еще выше, еще алее предыдущей. Кто-то должен делать эту работу.
Моргана снова потянется вперед и вытащит белую рубашку, которая ничем не будет отличаться от остальных но только на первый взгляд.
Из моего горла вырвется незнакомый, чужеродный крик, и я подбегу к Моргане, попытаюсь выхватить одежду из ее рук.
Нет! прорыдаю я и потяну за ткань. Почувствую, как натягиваются швы, сделанные моей рукой. Только не он, нет, Моргана, прошу! Кто угодно, только не он.
Она выпустит из рук посох и обнимет меня, прижмет к себе, прямо к шее, и будет выводить по спине успокаивающие круги.
Элейн, прошепчет она, ты ведь знаешь, все уже решено.
Я попытаюсь вырваться из ее объятий, но она будет держать меня крепко.
Не забирай его! И мой голос сломается.
Он сделал свой выбор, прошепчет она мне на ухо. И вот куда он его привел.
Я прижму рубашку к груди, рыдая, а Моргана прижмет меня к себе. Потеря ударит по мне сразу же, и в груди зазияет дыра. Я не выдержу. Я и так отдала этому миру слишком много и не могу отдать ему еще и его.
Таким было мое первое осознанное видение оно явилось в ночь, когда я оставила лекарство на полке и заснула с эхом слов Морганы в голове, пытаясь представить Авалон таким, каким она его описывала.
Я проснулась в поту, потянулась к зелью, чтобы провалиться в счастливое забвение, изгнать видение Морганы, темной скалы и своего отчаяния из головы.
Но я не выпила ни глотка. Я просто стояла там, в ночнушке, с прилипшими ко лбу волосами, и прислушивалась к своему грохочущему сердцу. Внутри меня бушевала война. Я сжимала бутылку так сильно, что побелели костяшки пальцев, а потом наконец поставила ее на полку.
Я вернулась в постель и приняла решение: что бы ни подумала моя мать, я поеду на Авалон. Путь мой был предрешен.
И я вспоминаю об этом сейчас, следуя за Морганой по лесу. Артур и Гвен ушли вперед на поиски Ланселота. Уверена, им тоже грустно покидать Авалон. Но в них наверняка живет и радостное предвкушение новых земель, новых приключений, новой жизни в диком, неизвестном мире.
Моргану подобные чувства не переполняют. Зная, что нас ждет, что мир с нами сделает я тоже не могу радоваться.
Мы вернемся сюда, Элейн? спрашивает меня Моргана.
Она осторожна и подозрительна какой и должна быть. Она понимает: лучше не спрашивать меня о видениях. Знать свое будущее очень опасно. Она помнит, что случилось в прошлый раз, когда я поделилась с ней тем, что видела..
Сжимаю губы и не поднимаю взгляда боюсь увидеть Моргану такой, какой она была на темных скалах: тощей, с загнанным взглядом и голосом, которому позавидовала бы сама смерть.
Моя мать ошибалась, когда говорила о видениях: они не всегда сбываются. Так сказала мне Нимуэ. Она объяснила, что будущее определяет выбор и чем чаще изменяется видение, тем менее реальным оно становится. Но вот в чем дело сон о скале не менялся. Он являлся мне десятки раз та же сцена, снова и снова, и каждый раз одинаковая, вплоть до ритма моего дыхания. Он такой же надежный, как земля под моими ногами.
Да, отвечаю я. Мы вернемся.
Больше я ей ничего не говорю. Не сообщаю о том, что, когда вернемся на Авалон, мы будем другими. И что ее человечность делающая ее такой, какая она есть, исчезнет.
8
Ланселот явился ко мне в видении до того, как я с ним познакомилась, правда, видение это было туманным и незавершенным, результатом материнской жестокости и жуткой любви, чего я не ожидала. Иными ночами я ясно чувствую ее холодную руку на шее второй она заталкивает мне в рот горлышко бутылки. Я просыпаюсь, плюясь, мне не хватает дыхания, я словно захлебываюсь рвотой. В такие ночи я почти жажду променять это на видение о воде и утоплении. Пусть уж лучше меня преследует будущее, а не прошлое.
Но что-то я слишком тороплюсь.
Через пару дней после моего прибытия на Авалон мы с Ланселотом гуляли по лесам в северной части острова туда я еще не забредала. Остальные корпели над учебниками. Позже я узнаю, что обучение Ланселота закончилось прошлым летом. Ему было пятнадцать, и фейри решили, будто ему больше нечему у них научиться: все остальное он может познать и сам.
Чаще всего Ланселот просыпался до рассвета, чтобы побегать, покататься на лошади или поупражняться с мечом. Он постоянно двигался, постоянно тренировался, постоянно стремился к тому, чего я не могла постичь.
После получаса блужданий по лесу в тишине мы услышали шум текущей воды среди пения птиц и вскоре вышли к речушке, вьющейся между деревьев. Кое-где вода в ней доходила нам до лодыжек: она плясала над булыжниками, украшавшими дно. Но чем дальше мы шли, тем глубже она становилась: прозрачная чистота сменилась чернильной синевой.
Сначала я услышала водопад и лишь потом увидела его. От бесконечного шума сводило живот. Густой лес сменился полем бледных фиолетовых цветов: их аромат заполнил ноздри прежде, чем я успела их увидеть. Я сделала глубокий вдох и позволила запаху обвиться вокруг меня, подобно одеялу. Травы щекотали мои обнаженные икры, но я забыла о неприятных ощущениях, когда перед нами предстал водопад.