Проходите налево, произнес уже знакомый голос.
Где у вас свет включается? спросил я.
Ах да. Посмотрите впереди, на стене.
Сделав несколько шагов в полутьме, я ощупал стену перед собой ту самую, на которой у нормальных людей висит зеркало, и отыскал выключатель. Желтый шар под потолком коротко мигнул и засветился болезненно-ярким светом. Я увидел отслоившиеся обои и вместо зеркала картину на стене. Картина была не простая: медный лист, на котором кто-то не слишком умело отчеканил голую женщину с неестественно длинными ногами. Эти ноги она сложила наподобие ножниц, а сама манерно откинула голову. Кажется, она сидела на песке у самого моря. Заходящее медное солнце было похоже на половинку блина.
Больше я ничего не рассмотрел, потому что лампочка вдруг вспыхнула и погасла.
Прошу вас снять обувь, снова раздался голос. Мама очень ругается, если в дом приносят грязь.
Я снял кеды и поставил в сторонке, хотя тут же понял, что на обратном пути я их не найду.
Осторожно ступая по скрипучим половицам, я пошел в ту сторону, откуда слышался голос.
Девушка сидела за столом, застеленным белой скатертью, как на известной картине Серова. В высоком окне за ее спиной виднелись верхушки деревьев. Солнце светило мне в лицо, и я старался смотреть в сторону. В стороне вдоль стены были расставлены шкафы, набитые потрепанными книгами. Еще там висели часы с маятником, похожие на большой застекленный скворечник. Часы мирно тикали. Только сейчас я понял, как тихо в этом доме.
Девушка первой нарушила молчание:
Присаживайтесь. Вам не холодно в носках?
Они теплые, соврал я.
Только не посадите занозу. Паркет очень старый.
Я уже ничему не удивлялся. Я рассматривал ее платье. Домашнее, ситцевое, в горошек. Длинные светлые волосы она небрежно спрятала под заколку.
На меня она не смотрела. Так и сидела опустив глаза. Ей было лет восемнадцать, не больше. И еще она была очень симпатичная. Я давно не видел таких симпатичных девушек так близко.
Может быть, поэтому я сказал максимально сухо:
Я привез ваш заказ. Оплата наличными.
Она расцепила пальцы. В ладошках у нее были зажаты деньги. Несколько пятитысячных бумажек, свернутых едва ли не в трубочку. Она разгладила деньги на столе.
Вот, сказала она. Этого должно хватить.
Я смотрел, не отрываясь, на ее пальцы. И еще сам не понимал почему. Потом протянул руку, чтобы пересчитать деньги, но тут случилось странное. Одним неловким движением она легонько прижала мою руку к столу, словно хотела поймать. Но вместо этого просто провела подушечками пальцев по тыльной стороне моей ладони. Тогда я понял.
Моя рука так и осталась лежать на пятитысячных бумажках, будто ее выключили.
Вы плохо видите? спросил я.
Я практически ничего не вижу. Уже семь лет.
Она даже не изменилась в лице. Только подняла на меня глаза. Они были темные, большие, но как бы объяснить? слишком отстраненные. В них не было жизни. Только усталость.
Это называется «дистрофия сетчатки». Я еще различаю кое-что свет и тень, силуэты предметов Ваш силуэт тоже вижу. На большее и не рассчитывайте.
Теперь понятно, пробормотал я.
Мне не нужно понимание. Извините. Мне нужен только мой заказ.
Ах да
Я достал коробку. Не удержался и спросил:
Если не секрет, зачем вам такой телефон? То есть, я хотел сказать почему именно такой?
Мне, в общем, все равно, призналась девушка. Ваш менеджер предложил. Я в этом не разбираюсь. Мне нужно, чтобы он включался по голосу. И еще чтобы я могла диктовать ему что-нибудь
Что диктовать? не понял я.
Ну свои мысли. И чтобы он мог их записывать с моих слов в виде текста. Я, знаете ли, мечтаю написать настоящую книгу Я понимаю, звучит смешно но больше мне все равно заняться нечем.
Она очень мило улыбнулась. Все-таки сволочь этот Скунс, подумал я.
И почему-то вновь спросил очень вежливо:
Про что же будет книга?
Девушка еще больше смутилась.
Вы не смейтесь. Это такое фэнтези. Для девочек. О том, как жила одна принцесса и у нее в замке был огромный старинный шкаф.
Я потер бок.
В детстве она любила там прятаться от всех. И вот однажды обнаружила, что это не просто шкаф, а дверь в другой мир
Портал, подсказал я.
Вот именно и тогда она попадала на волшебный остров Мечтания Так он назывался. Принцесса часто гуляла там, потом возвращалась.
Остров Мечтания? А чем она там занималась, на этом острове?
Я не знаю. Еще не придумала. Там должны быть львы, единороги драконы
Надо сочинить какую-то историю. Иначе непонятно, с чего ее туда так тянуло.
Ее не тянуло. Просто она могла там видеть. В своем мире она была незрячей.
Я вздохнул.
Я уже решила, что конец будет хороший, сказала она. Появляется принц на белом коне, целует принцессу, и она исцеляется Осталось написать все остальное.
Может, лучше сразу про принца написать? Чего ждать-то?
Вот видите, и вам смешно, сказала она. Не надо было рассказывать. Все это очень глупо.
Почему глупо? Совсем наоборот.
Просто вы меня жалеете. Меня все жалеют. Даже врачи.
Почему же, сказал я не очень-то искренне. Наверно, у вас получится интересная книга. Можно еще сделать аудиовариант
Тогда, может быть, я поскорее заберу телефон? перебила она. Мама скоро вернется. Боюсь, она будет недовольна. Она не знает, что у меня есть деньги.
А кто ваша мама?
Она учитель. Русского и литературы. Правда, уже на пенсии. Ей приходится подрабатывать, мы же вдвоем живем но она старается вернуться пораньше, чтобы я не сидела дома одна в час дня должна прийти.
В эту минуту часы на стене негромко захрипели и как-то меланхолично ударили: «бим-бом».
Они отстают, заметил я.
Я знаю. Им лет сто. У нас все очень старое.
Вы сможете подписать счет? спросил я. Вот тут и вот тут.
Мне пришлось взять ее руку в свою, чтобы она смогла расписаться. Я еще никогда не проделывал таких манипуляций с клиентами. Было очень необычно.
Спасибо вам, сказала она. Спасибо, что не смеялись. Я так волновалась нагородила всякой ерунды не удивляйтесь. К нам ведь даже гости никогда не ходят.
Она даже слегка покраснела от волнения. Тогда я сказал:
Я я могу приехать завтра. Вам будет сложно разобраться с настройками
Солнце заливало комнату, и было видно, как воздухе летает пыль. Эта девушка смотрела да, я так и оставлю это слово: смотрела прямо на меня. И смущенно улыбалась.
Да, мне будет сложно, сказала она. Если вас не затруднит
В прихожей коротко пикнул сигнал домофона.
Это мама, сказала девушка, изменившись в лице. Вам лучше уйти. Скорее, пожалуйста.
Честно говоря, я и сам хотел избежать лишних вопросов. Не забыв прибрать деньги, я выскочил в темную прихожую. Лампочка не горела. Я нащупал куртку и поскорее надел. Согнулся и принялся шарить по полу. Нашел один кед, а второй не нашел.
Тут я услышал, как в замке наружной двери поворачивается ключ.
Ч-черт, прошептал я.
Наугад вытянул руку, схватил второй кед и вторично врезался в темный шкаф на этот раз левым боком. Этим самым боком я ощутил, что из дверцы шкафа торчит металлический ключик. Я взялся за него, отворил дверцу и нырнул внутрь в тот самый момент, когда входная дверь распахнулась.
Шкаф был огромен. Держа кеды в руках, я затаился в самой глубине, между чьей-то древней колючей шубой и зимним пальто.
Дочка, это я, послышался голос. У нас все в порядке?
Все хорошо, мама.
Послышались шаги. Щелкнул бесполезный выключатель. Еще раз и еще.
Ты знаешь, дочь, у нас перегорела лампочка! Хорошая советская лампочка! Неужели придется покупать эту современную дрянь?
Голос был как у всех старых училок и даже хуже. Кажется, говорившей было все равно, слушают ее или нет.
Выходить мне совсем не хотелось.
Новые лампочки более экономичные, мама, донеслось из комнаты.
Половицы проскрипели рядом со мной. Кажется, мать снимала уличный плащ.
В новых лампочках масса вредных веществ. Они загрязняют окружающую среду. Кстати, почему у нас открыт шкаф? Я помню, что он был заперт. Я же лично захлопнула дверцу перед уходом.
Я замер. Шубы и пальто зашевелились, и в шкафу стало теснее. Плащ повис прямо перед моим носом. Я мало знал о вредных веществах, но в этом шкафу воняло какой-то адской химией. Больше всего на свете мне хотелось чихнуть.
Шкаф открыт потому, что я проветривала твою шубу, сказала девушка, и я удивился и обрадовался. Хорошо бы упрятать ее в полиэтиленовый мешок. Зима-то кончилась.
Ты у меня помощница, успокоилась мать. Может быть, займемся прямо сейчас, пока не забыли?
Я перестал дышать.
Нет, мама. Сделаем это после обеда. Очень хочется кушать.
Хорошо, ответила мать. Только перестань говорить слово «кушать». Это не слишком культурно, когда имеешь в виду себя. Надо говорить: я хочу есть!
Тут она с недюжинной силой захлопнула дверцу шкафа. А потом повернула ключик в замке.
От неожиданности я все же чихнул прямо в этот вонючий плащ. Учительница ничего не заметила. Продолжая что-то говорить, она проследовала вдаль по коридору на кухню.
Несколько минут я сидел в тесноте, темноте и духоте. Потом толкнул дверь плечом. Дверь не поддавалась.
Я нахмурился.
Наверно, нужно было просто позвонить. Прямо из шкафа. Но тогда у девушки возникли бы серьезные неприятности. А мне не хотелось, чтобы ее вздорная мамаша учинила допрос.
С другой стороны, разве это мои проблемы? думал я. Она даже не сказала, как ее зовут. Или я не спросил?
Мне было жарко. В ушах шумело. Перед глазами вертелись какие-то оранжевые круги. Наверно, химия уже действовала.
Я достал телефон и включил фонарик. Темнота обрела форму: оказывается, я удачно поместился между кошмарной бурой шубой (в ней хорошо впадать в спячку, подумал я) и длинным пальто из прошлого века. Над моей головой на длинной деревянной штанге висели пустые деревянные плечики, похожие на чьи-то хорошо высушенные ребра. Я посветил фонариком в глубину и рассмотрел стенку из темных, плотно пригнанных друг к другу дощечек. Этому шкафу было, наверно, лет сто.
Я протянул руку и уперся в стену. Нет, выход в другой мир не хотел открываться.
Зато дверца шкафа с легким скрипом распахнулась.
Вы здесь? вполголоса спросила девушка. Выходите только тихо
Я не заставил себя упрашивать.
Вы уже поняли, сказала она негромко. Это не портал. Просто старый душный шкаф. И принцессы из меня не вышло.
Я стоял в полутьме на холодном полу и смотрел на нее. Я силился понять, шутит ли она.
А теперь идите.
Я пошевелил пальцами ног в носках.
Кеды там остались.
Она приоткрыла дверцу, нагнулась и извлекла мои кеды сразу оба. Я поскорее взял их в руки, боясь снова потерять. А она вдруг снова задержала мою руку в своей. И легонько провела пальцами вверх, до запястья. Было приятно.
Все равно спасибо вам, сказала она. Страшно даже представить, что было бы, если
Вдалеке хлопнула дверь, и послышался голос матери непривычно ласковый:
Танечка! Иди уже мыть руки и кушать!
Меня зовут, сказала Таня.
А меня зовут Денис. Денис Брусникин.
Очень приятно только поспешите. Если я не отзываюсь, мама приходит за мной. Она очень беспокоится. Я открою вам дверь, вы сами не справитесь с этим замком
Вот так, в носках и с кедами под мышкой, я стоял на залитой солнцем лестничной площадке, на холодных кафельных плитках. Плитки были старинные, белые, разделенные по углам крохотными синими ромбиками.
На часах было лишь полвторого. Как же много событий уместилось в шестьдесят минут, подумал я.
В задумчивости я достал из кармана деньги. Пересчитал. Спрятал получше.
Спустился на пролет ниже, уселся на высокий холодный каменный подоконник и принялся зашнуровывать кеды. Потом спрыгнул на пол и пошел вниз по широченной лестнице, все ускоряясь. И последний этаж пробежал уже вприпрыжку.
Теперь отвезти деньги в офис и обратно на остров.
* * *
То есть ты даже ее не сфоткал? спросил Стас.
Не до того было.
Да я понимаю то есть не понимаю, конечно говоришь, она красивая?
Ничего я не говорю
Мы снова сидели на остановке возле моего дома. Парома в этот вечер не ожидалось, но на канале кипела жизнь. Три самоходные баржи с гранитным щебнем одна за другой прошли в порт, а потом за ними проплыл деловитый буксир-толкач, похожий на старый ботинок с задранным носом.
Буксир нагнал волну, и чайки еще долго кружили над водой, по привычке высматривая что-то интересное. Хотя я знал, что эти гордые птицы уже давно кормятся на городских свалках, но все равно верил, что они мечтают об открытом море.
Кажется, Стас думал о том же. Он посопел носом, сплюнул и сказал:
Если честно, я завидую. Настоящая романтика. Со мной такого никогда не случалось.
Я покачал головой.
Ничего и не случилось. Она меня даже не видела. И вряд ли увидит.
Неважно, сказал Стас. Бывает любовь и без первого взгляда. Просто любовь, и все.
Я хотел возразить. Но почему-то не решился.
Когда я пришел домой, отец сидел на диване и смотрел новости. Впрочем, я знал, что ему все равно, что смотреть. Он просто убивает время всеми доступными способами этот еще из самых безвредных.
Привет, сказал я.
Отец улыбнулся.
Дениска, у тебя странный вид, сказал он, прищурившись. Может быть, ты влюбился?
«Да что же это такое сегодня», подумал я. А вслух сказал:
Если бы я влюбился, меня бы здесь не было.
Отец не поверил.
Даже смертельно влюбленный мужчина не сможет отрицать пельмени на кухне, сказал он. Любовь, знаешь ли, приходит и уходит. А кушать хочется всегда.
Да, я пойду поем, папа, ответил я. А кстати: ты согласен, что про себя самого нельзя говорить «кушаю»?
Про себя нельзя. Про меня запросто, отозвался отец.
То есть слова «кушаю» не существует? Но ведь оно есть, раз я его говорю?
Ты чертов софист. Неужели вас на работе учат нейролингвистическому программированию?
Еще и не тому учат. Кстати, о работе. Скажи мне одну вещь, и я уйду: когда девушка держит тебя за руку вот так что она хочет этим сказать?
Хочет проверить твой пульс учащенный или нет? Я же говорю, ты влюбился. Срочно съешь что-нибудь.
Мне стало смешно. Отец, как всегда, был прав.
Я все понял, папа, сказал я, улыбаясь. Пойду приму белков и углеводов. Завтра буду в порядке.
Ночью, лежа в постели, я попробовал вспомнить Танино лицо. Вспомнил только, как она улыбалась, а больше ничего. Если я встречу ее на улице, то могу и не узнать, подумал я. Разве можно узнать человека по улыбке?
Хотя почему нет. Можно. Если, например, ты в него влюбился. Совсем неожиданно и без объяснений.
Интересно, думал я, что она там пишет в своей книге?
* * *
Принцессу разбудил бой часов на башне.
Так всегда бывало по утрам. Тяжелый однообразный звон проникал сквозь окна спальни стрельчатые, с цветными стеклами в свинцовых рамах. В ту же минуту первый солнечный луч заглядывал в комнату, и пылинки принимались плясать над широкой кроватью. Этот весенний луч приносил беспокойство. Он был нескромным и навязчивым. Он грел нос принцессы, заставлял розоветь щеки и трепетать ресницы. Он ждал, что делающая-вид-что-спит девчонка вот-вот откроет глаза и улыбнется разноцветным солнечным зайчикам, которых он заботливо развесил по стенам.
Но такого давно не случалось. Принцесса больше не могла видеть свет. Для чего же тогда просыпаться каждое утро? Для чего покидать мир снов беззаботных и красочных, как в детстве?
Несчастная принцесса спрятала голову под подушку. Удалось укрыться от света, но не от времени: бронзовый гул настигал всюду.
С последним ударом часов она поднялась и села на постели.
Она хмурилась. Она куталась в лоскутное одеяло.
Она хотела вспомнить, что ей снилось. Но картинки ускользали, бледнели, растворялись в дневной темноте. Это было печальнее всего. Чей-то голос еще звучал, дружеский и приветливый, незнакомый мальчишеский голос, и она не имела ни малейшего понятия, кому бы он мог принадлежать. Он звал ее с собой, обратно в сон и не дозвался.