Еще одна картинка предвоенного времени славные московские парикмахерские, которые были своеобразными мужскими клубами. Там брились и стриглись, там обсуждали новости. Мастер Захаров-Леви был в курсе всех сплетен района, знал слабости своих клиентов кто ходок, кто скряга, кто строит из себя денди Обеспеченный гражданин, не имеющий свободного времени, мог вызвать мастера на дом; хороший мужской парикмахер, как, например, шпион Захаров, был нарасхват. Город «Голубого ангела» напоминает о знаменитом цикле художника Ю. И. Пименова «Новая Москва» (1937 г.). Мы по затылку помним ту счастливую девушку, которая за рулем кабриолета выезжала на проспект Маркса.
Сейчас лучшая повесть Льва Овалова воспринимается как изысканный ретро-детектив, сохранивший обаяние эпохи, доносящий отзвуки тех людей, о которых можно сказать словами Метерлинка: «Когда мы вспоминаем о них они оживают». После нескольких лет тщетных попыток уничтожить советский менталитет забвеньем и проклятьями стало ясно, насколько коренным явлением была красная Россия. Интеллектуальная оснастка майора Пронина, его повадки, его сила, его слабости остаются для нас понятными, близкими и типичными. В череде исторических и придуманных героев, среди мифов, легенд и документов эпохи образ майора Пронина не затерялся. Вот он провожает героев «Голубого ангела», запирает за ними дверь. Он доволен успешным расследованием, а пневмония сущий пустяк. Начинается лето 41 года. Через несколько недель, в трагических боях за Прибалтику, когда Красная армия будет отступать, его забросят во вражеский тыл. Несколько лет Пронину придется служить в гестапо, из контрразведчика превратившись в разведчика. Гороховое пальто он сменит на немецкий мундир Эту историю Лев Овалов опишет в романе «Медная пуговица» следующем повествовании пронинского цикла.
Итак, повесть выходила в журнале «Огонёк» и держала в напряжении всю его немалую аудиторию. К тому времени Пронин стал знаковой фигурой, от Овалова ждали новых рассказов А он выдал повесть, которая по фабуле напоминает «Собаку Баскервилей», хотя речь в ней идёт не о преступном наследнике, а о шпионской борьбе за чертежи авиаконструктора Зайцева. Для предвоенного времени сюжет архиактуальный! Это самая совершенная книга Льва Овалова. Ему удалось продумать утончённую загадку и превратить её в повесть, которая читается на одном дыхании. Шпионскую историю Овалов сервировал с шиком-блеском. В популярной «Библиотечке военных приключений» повесть шла после шести рассказов и вместе они составляли пронинский канон. Пожалуй, это лучшая отечественная детективная повесть, несомненная классика жанра!
Роман, который вы держите в руках, последний по времени написания из великой Пронининаны. Лев Сергеевич Овалов создал его в 19611962 годах. Пронин поседевший, немного обрюзгший наденет генеральские погоны и вернется в Москву, в контрразведку. В качестве генерала он вернется на страницы нового оваловского романа. Мало кто из советских писателей в то время так откровенно писал о противостоянии советской и американской разведок, о «холодной» войне миров, о борьбе за умы, без которой невозможно существование сверхдержавы, у которой есть идея победа коммунистического движения в мире.
Профессор Ковригина истинно советский человек. Великий математик, чьи открытия необходимы империалистам, она всей душой предана Советской Родине. Иностранные резиденты продумали хитрую операцию, но майор Пронин и его молодые ученики тоже не лыком шиты. Эта книга переносит нас в незабываемую эпоху интеллектуального поединка двух систем. Воистину, это был бой на высшем уровне, о котором сегодня можно только помечтать. Как и о том уровне развития науки, которого достиг Советский Союз к середине XX веке и о котором пишет Овалов.
Книгу кисло принял тогдашняя литературная общественность. Считалось, что Овалов слишком прямолинейно преподносит конфликт между СССР и США, да и просто работает на КГБ. В интеллигентских кругах это уже считалось чем-то постыдным. Появлялись недобрые пародии на эту книгу, которую объявили устаревшей. Думаю, коллеги-современники не увидели, насколько важен этот оваловский взгляд на ситуацию начала 1960-х. После этой книги Овалов не писал о приключениях майора Пронина, хотя его старые книги о нем по-прежнему частенько переиздавались. Читатели-то всегда любили его книги, в особенности пронинские. И история про похищение профессора Ковригиной не исключение. Новые замыслы рождались. По признанию писателя, он мог бы новые пронинские сюжеты «щелкать, как орешки». Но писал и издавал другие книги проблемные, мемуарные, историко-революционные А история о спасении профессора Ковригиной сегодня воспринимается как своеобразное завещание писателя. И ирония, и чувство эпохи не изменили Овалову и на этот раз.
Брат Льва Овалова после войны жил в Канаде. Они иногда переписывались. Разумеется, Лев Сергеевич эту историю не афишировал, хотя его любимые герои с площади Дзержинского, конечно, прекрасно обо всем знали. Возможно, общение с братом и мысли о нем помогли писателю лучше разобраться в хитросплетениях двойной, а то и тройной жизни, свойственной буржуазному Западу. Он понимал, что это за сила империализм. Понимал, как уязвимы и в то же время алчны «хозяева жизни», как легко превратить их в марионеток с помощью элементарного шантажа. Такой «мыльный король» Паттерсон, который не желал сотрудничать со шпионами. Ему куда выгоднее было налаживать добрые отношения с советскими партнерами Но достаточно было нажать на тайные пружины, вызвать сколь невзрачного, столь и влиятельного немецкого гражданина и горделивый Паттерсон стал податлив, как стажер. О том, как это случается с бизнесменами, сегодня мы знаем очень хорошо. Достаточно оглядеться вокруг. Но Овалов всё отлично понимал еще в начале 1960-х. возможно, тогда это воспринималось как нечто фальшивое. Но прошло время и мы убедились в точности оваловского диагноза. Роман получился во многом пророческим. Вы непременно убедитесь в этом!
Мораль романа ясна: великое секретное оружие это не те чертежи, за которыми охотятся шпионы. Это наши люди, которые никогда не сдаются и не предают Родины. В финале Пронин пьет чай с учеными, которых спас. Они благодарно улыбаются, но звонит телефон и Ивана Николаевича вызывают по делу. У седовласого генерала Пронина нет ни минуты покоя! Нужно защищать державу. Читать такую книгу в наше время счастье!
Арсений Замостьянов
Глава 1. Леночка знакомится с Королёвым
В круговорот событий, о которых пойдет речь, семья Ковригиных была втянута обычным телефонным звонком Впрочем, семья Ковригиных невелика, может быть, именно этим и объясняется, что она стала жертвой тех тайных и темных сил, которые подчас могут оказаться пострашнее даже циклонов и землетрясений. Состояла семья Ковригиных всего из двух человек Марии Сергеевны и ее дочери Леночки. Об отце Викторе Степановиче Ковригине Леночка знала только со слов матери. Когда дочь была маленькой, Мария Сергеевна много рассказывала ей об отце. Но чем старше становилась Леночка, тем скупее делались рассказы матери. После смерти мужа она стала суховатой, замкнутой, и даже любимой дочери нелегко было заглянуть в глубину ее сердца. И все-таки сильное, неостывающее чувство к мужу, которое пронесла через годы Мария Сергеевна, передалось и дочери. Леночка восторженно любила отца, которого не помнила, но представляла как живого, таким, каким он смотрел на нее с фотографий. Судя по снимкам, это был рослый, широкий в плечах человек, с большим покатым лбом, с узкими насмешливыми глазами, слегка курносый и всегда улыбающийся. Леночка не могла представить его себе без улыбки. Так улыбаться мог только добрый человек. Так же как и Мария Сергеевна, Ковригин был математиком, они и познакомились при поступлении в университет. Родился он в деревне под Барнаулом и любил иногда похвастаться, что он из сибирских мужиков. Думаем медленно, но когда уж надумаем, все, закон, чистая математика. Он сглатывал иногда окончания слов, вспоминала мать, говорил правильно, но ему нравился родной деревенский говор, у него получалось: думам медленно, чиста математика. Своими способностями он с детства поражал окружающих, но о том, что Витька Ковригин станет когда-нибудь ученым, никто в деревне, конечно, не помышлял. Он свободно делил и множил в пределах тысячи задолго до того, как выучил азбуку, а в школе, случалось, решение задачи находил раньше, чем учитель успевал объявить все условия задачи. Но когда он собрался в Москву, никому не верилось, что Витька Ковригин обретет там признание. В университет он вошел этаким бычком, в яловых сапогах, в заштопанном люстриновом пиджачке, а по конкурсу прошел первым, экзамены сдал так, что преподаватель долго у него домогался, какой же это педагог знакомил абитуриента с дифференциальными исчислениями. Он и Марию Сергеевну привлек к себе своей одаренностью. Она тоже была талантлива, и ей, не в пример Ковригину, с детства пророчили блестящую будущность. Она родилась в семье коренных русских интеллигентов, многими поколениями связанной с Казанским университетом. Она училась в десятом классе, а мыслила смелее и решительнее своих учителей. Родителям, как это нередко бывает, дочь чем-то напоминала Ковалевскую; с Лобачевским, хотя тот, как и Маша, тоже был казанец, сравнивать ее они все же не осмеливались. Поэтому вся Казань и школьные учителя, и многие университетские преподаватели с одобрением проводили ее в Москву, именно в Москве ей следовало показать, на что способны казанцы.
На конкурсных испытаниях Машу встретили в Московском университете с таким же недоверием, как и Ковригина; если Ковригин вызывал недоверие своей неуклюжестью и совершенным неуменьем вести себя на людях, Маша была слишком хороша собой, трудно было поверить, будто такая красивая девушка способна целиком отдаться науке. Однако эти опасения рассеялись после первого же экзамена. Их приняли в один и тот же день, на одно и то же отделение. Оба были беспредельно увлечены своей наукой, это их и сблизило, их повлекло друг к другу, как железо к магниту, хотя трудно было сказать, кто из них железо и кто магнит. Впрочем, магнитом скорее был Ковригин, он был наивнее, неподвижнее, замкнутее, кроме того, он дичился решительно всех, кто не был причастен к математике. Маша была разностороннее, образованнее, круг ее интересов был гораздо шире, чем у Ковригина, она любила музыку, стихи, спорт. Ковригин ходил на лыжах лучше Маши, но не понимал, как можно ходить на лыжах не по делу, а просто так, для удовольствия, ради спорта.
Маша говорила товарищам, что Ковригин талантлив, но что его надо шлифовать, мысли его значительны, но он не умеет их высказать, не умеет придать им литературную форму, без которой в наше время трудно добиться признания даже самому большому ученому.
Никто не удивился, когда Маша и Виктор поженились, они хорошо дополняли друг друга. Товарищи прозвали их супругами Кюри. Они вместе учились, интересовались одними и теми же проблемами и уже в университете готовились к совместной деятельности. Оба избрали своей специальностью математическую физику, ту сложную и тонкую область науки, где математика граничит с физикой, с той теоретической физикой, которая предопределила многие технические чудеса нашего времени. По окончании университета обоих Ковригиных оставили при кафедре теоретической физики, и это ни у кого не вызвало ни удивления, ни зависти, кого ж было и оставлять для научной работы, как не Ковригиных!
К тому времени у них появилась Леночка Не прошло двух лет, как Ковригин защитил кандидатскую диссертацию, защитил не просто успешно, а с большим блеском, от прежней застенчивости в нем не осталось и следа, работу его не только напечатали в одном из самых солидных научных советских журналов, но перевели и опубликовали в Берлине, Лондоне и Париже. Имя молодого ученого стало известно за рубежом. Успеху Ковригина много способствовала его жена, это она изо дня в день шлифовала его стиль, но защита диссертации самой Маши Ковригиной тоже была не за горами.
Ковригин защитил диссертацию в начале 1941 года, свою Маша должна была защитить в июне, в августе они собирались поехать в Ялту, отдохнуть после двух лет напряженного безостановочного труда. Но только-только успела Мария Сергеевна Ковригина защитить диссертацию, началась война. Учебные и научные заведения были тут же эвакуированы из Москвы. На всех научных работников, и в том числе на Виктора Степановича Ковригина, была получена бронь. Но Мария Сергеевна недаром говорила, что ее муж образец честности и благородства. Сибирские мужики, сказал он, не привыкли отсиживаться в кустах Он отказался от брони и ушел на фронт. Ты, Маша, на меня не обижайся, сказал он. Мне бы не хотелось, чтобы мои дети задавали вопросы, на которые неудобно ответить Поскольку он был математиком, его направили в артиллерийскую часть. Сперва его назначили командиром орудийного расчета, а позже командиром батареи. Познакомлюсь лично с берлинскими математиками, докажу им, как они просчитались, и вернусь, неизменно твердил он в своих письмах. Мы еще, Машенька, погуляем с тобой в Ялте Но погулять в Ялте ему не пришлось, как не пришлось познакомиться с берлинскими коллегами, в апреле 1945 года Виктор Степанович Ковригин был убит при штурме крепости Кенигсберг.
Сама Мария Сергеевна годы войны провела вместе с Леночкой в Казани. Там жили родные, там легче было устроиться. Но легкость эта была весьма относительная. Ей, правда, удалось устроить Леночку в детский сад, но сама она работала в университете и регулярно дежурила то в детском саду, то в военном госпитале, а в 1942 году, когда все особенно было напряженно и тревожно, в течение чуть ли не целого года ходила работать в ночную смену на оборонный завод, тоже эвакуированный в Казань.
В Казани она и познакомилась с академиком Глазуновым, в те годы он был еще только членом-корреспондентом, мировая известность пришла к нему спустя несколько лет по окончании войны, когда его работы сделались достоянием широких научных кругов. Но уже и в те годы авторитет Глазунова был очень велик. Это был ученый уже вполне советской формации, сравнительно еще молодой, смелый до дерзости и яростно ненавидевший педантов и начетчиков в науке. Чистый теоретик, он хотел, чтобы из его теоретических заключений еще при его жизни были сделаны практические выводы, теория, которая не пролагает пути практике, не стоила, по его мнению, ни гроша. Он открыл новые законы акустики, и когда на основе его теоретических умозаключений удалось значительно усовершенствовать радиолокационные приборы, он самолично понесся чуть ли не через всю страну, чтобы присутствовать при их испытании.
Глазунов неустанно интересовался всеми новыми работами в области теоретической физики. Исследования молодых Ковригиных оставили зарубку в его памяти, и, встретив в Казани Марию Сергеевну, он сразу же предложил ей идти работать в одну из своих лабораторий. Направление Глазунова в науке не вполне совпадало с темой, избранной Ковригиными, однако по широте и глубине исследований Глазунов был как бы неким солнцем, вовлекавшим в свою орбиту самых разнообразных спутников.
Несмотря на привлекательность предложения, Мария Сергеевна ответила уклончиво:
Я должна посоветоваться с мужем, мы работали вместе и после войны вместе собираемся продолжить прерванные исследования. Глазунов ее понял и не стал торопить.
Разумеется, согласился он. Время терпит. Но как только у вас и вашего мужа появится желание поработать вместе со мной, помните, двери моего института для вас распахнуты.
В то время, когда происходил этот разговор, советоваться Марии Сергеевне было уже не с кем через несколько дней после своего разговора с Глазуновым она получила похоронную. Внешне она приняла смерть мужа довольно спокойно, не плакала на глазах у людей, не бросила работы, родные ее в разговорах между собой решили, что за четыре года разлуки Маша отвыкла от мужа и, будучи женщиной молодой, красивой, и при этом еще с определенным положением в обществе, вскоре найдет себе человека по душе и выйдет за него замуж. Впрочем, так думали не только родные, а и многие окружающие ее мужчины, но едва лишь один из претендентов на ее руку осмелился высказать свое желание, как тут же услышал такие холодные слова, что сразу утратил всякие надежды Лучше Виктора Степановича вы для меня быть не сможете, а хуже его мне не нужен никто Большинство ее знакомых за глаза стали называть Ковригину сухарем, синим чулком и айсбергом, а меньшая часть воображала, будто Мария Сергеевна питает какие-то чувства к Глазунову, они шли в своих предположениях даже дальше, хотя на самом деле для этого не имелось никаких оснований. После смерти мужа Марии Сергеевне советоваться было не с кем, и она послала Глазунову письмо с согласием работать в его институте, который к тому времени уже возвратился в Москву. К моменту, с которого начинается наш рассказ, Мария Сергеевна давно уже имела звание доктора наук, по праву считалась одним из самых доверенных и ближайших сотрудников Глазунова и, несмотря на свою привлекательность и видное общественное положение, жила по-прежнему лишь вдвоем с Леночкой в отдельной квартире неподалеку от университета, в новом Юго-Западном районе Москвы. Леночка к этому времени стала красивой, привлекательной девушкой. Ей только что сровнялся двадцать один год, и она заканчивала третий курс медицинского института. Мать и дочь любили бывать вместе. Их связывали не только родственные отношения, но и дружба, сближало душевное целомудрие, общность интересов, одинаковые взгляды на жизнь и незримое присутствие в их жизни Ковригина. Их даже принимали иногда за сестер, тому способствовала моложавость Марии Сергеевны, хотя характерами они сильно отличались друг от друга.